Печать ангела - Хьюстон Нэнси (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Саффи неподвижно стоит в коридоре. Завтра вернется Рафаэль. Завтра около полудня.
Саффи схватила платье со спинки стула, сунула ноги в старые сандалии – и вот она уже на улице. Никто ее не видит. Впервые весь мир принадлежит ей одной. Она пускается бежать, так приятно чувствовать движение своих ног, сердца, всего тела, она прыгает на одной ножке, потом на другой, играет в воображаемые классики, пытается пройтись колесом, падает, как всегда, и громко хохочет, смеется над собой, ей незнакомо слово “свобода”, но это свобода играет сейчас в ее крови.
Все еще спят, спят дома, спят даже коровы на лугу, все лежат головами в одну сторону, больным коровам теперь приходится умирать, потому что папа в Леверкузене, но он скоро вернется, война кончится, и жизнь пойдет как раньше…
А вот и упавший самолет, он еще дымится, это просто гора обгоревших искореженных железяк, – Саффи бежит дальше, снова слышит петуха, пробегает мимо фермы и упирается в сарай.
В коридоре стоит Саффи, скрестив руки на груди, ее пальцы вцепились в плечи. Она смотрит в пустоту.
Дверь сарая открывается. Медленно, со скрипом, будто в страшном сне или в рассказах о привидениях. Застыв как вкопанная, Саффи смотрит на дверь: за ней никого нет, она открывается сама собой! Нет, кто-то есть… только не кто-то, а что-то, это что-то шевелится, оно все черное с красным… Молнией, судорогой пронзает Саффи догадка: это и есть der Teufel, нечистый, и он же – der schwarzen Mann, страшный черный человек из считалки, который приходит ночью, забирает маленьких детей и убивает их, Wer hat Angst vorm schwarzen Mann? Кто боится черного человека? На нем форма нечистого, форма цвета хаки, только грязная, изорванная и вся в крови, это он хотел убить их прошлой ночью, его самолет разбился и загорелся, но он в огне не горит, он никогда не умирает, он ждал в сарае всю ночь, зная, что она придет сюда утром, и вот он ползет к ней как уж, кожа у него черная-пречерная, огромные красные губы, свисающий красный язык, он тянет к ней руку и смотрит белыми выпученными глазами, теперь Саффи слышит его голос, повторяющий опять и опять одно и то же слово, “Water”<Воды (англ.). >, – твердит он. “Water! Water!” – это его колдовское заклинание, в этом слове смерть для ее народа, “Please, little girl! Please, get me some water!”<Пожалуйста, девочка! Пожалуйста, принеси мне воды! (англ.).> – хрипит он, в поту, в крови, протягивая к ней руку, – и Саффи, без единого слова, без единого крика, без единой мысли – сама холодная и невидимая, как мысль, – летит куда-то…
Весть разнеслась быстро. Саффи с мамой, соседки, священник, старики – все сбежались к сараю, где всю ночь прятался нечистый. Они пришли с вилами, с ружьями. Окружили его, грозили, кричали – но черный человек так и остался лежать под дверью сарая, лицом в землю, в обгоревших, окровавленных лохмотьях вражеской формы.
Wer hat Angst vorm schwarzen Mann? Нет, он не притворяется: он не шевелится и никогда больше не шевельнется.
Все это мама рассказала ей позже. А в воспоминании, ставшем сном, или во сне, ставшем воспоминанием, Саффи бежит со всех ног домой, хочет скорее предупредить, ее губы складывают слова – “Der Teufel! Нечистый! Там! В сарае!” – но она не может произнести ни звука. Она показывает рукой – “Там! В сарае!” – но все стоят и смотрят на нее, хмуря брови и качая головами. “Бедняжка, – говорят они, – бедняжка…”
Саффи провела третью ночь без сна. Когда ключ Рафаэля поворачивается в замке, часы показывают восемь утра.
Ее супруг вернулся раньше. Вылетел первым утренним рейсом, так не терпелось ему поскорее увидеть свое маленькое семейство. Он распахивает дверь гостиной – жена сидит в уголке дивана, сжав коленки, устремив взгляд на выключенный радиоприемник.
– Саффи? А где наш Эмиль – спит? Все в порядке?
Она смотрит на него, не отвечая, не понимая, хочет встать, но не может, точно окаменелая.
– Расскажи, что ты делала эти три дня? Хорошая была погода, вы гуляли?
Лицо Саффи и ее голос выдают замешательство.
– Хорошая погода? – бормочет она. – Не знаю… Кажется, да… А у тебя… там, где ты был?
– Любовь моя, – говорит Рафаэль.
Опустившись на колени на ковер перед ней, он прижимается щекой к ее бедру и обеими руками обнимает за талию.
– Я так много, так много думал о вас! – шепчет он. – Ты не представляешь, как я скучал.
– Я тоже, – отвечает Саффи после паузы.
– По-моему, ты озябла. Хочешь, сделаю тебе чаю? Сейчас! Я приготовлю отличный горячий чай… Подожди!
Саффи ждет.
Рафаэль возвращается с чаем, ставит поднос перед женой на журнальный столик, подает ей чашку, целует в лоб.
– Спасибо, – говорит она. И добавляет, отхлебнув: – Очень вкусно.
Стало быть, ничего не изменилось, вздыхает про себя Рафаэль. Стало быть, ей не лучше, и материнство не помогает. Расстроенный, он вынимает из чемодана свой несессер и закрывается в ванной, чтобы принять душ и побриться. Выйдя, он застает Саффи сидящей все в той же позе. Чай остыл, она к нему даже не притронулась.
Тем временем проснулся Эмиль. Он, должно быть, мокрый: в жалобном плаче явственно слышен этот характерный дискомфорт.
Проблемы каждого человека – самые важные, не так ли? Вот и у Эмиля в данный момент своя проблема – мокрый подгузник: моча щиплет попку и промежность. Не усмехайтесь: вы тоже через это прошли. И может статься, что со временем вам это еще раз предстоит испытать.
VIII
Весна вступает в свои права, уже птицы щебечут и клюют крошки во дворе дома на улице Сены, распускаются нежно-зеленые листочки на диком винограде.
Выступления в Милане были встречены критикой на ура, и известный парижский концертный зал дает добро импресарио Рафаэля Лепажа на его сольный концерт в апреле.
На фоне публичного успеха Рафаэлю еще труднее смириться с трудностями в частной жизни. В нем взыграл волюнтаризм: он фотографирует жену и сына и посылает матери в Бургундию самые удачные снимки (в первую очередь тот, единственный, на котором Саффи улыбается).
Все должно наладиться, твердит себе Рафаэль. Должен найтись выход из этой нелепой апатии. Если так и тянуть изо дня в день, будет только хуже. У нас есть все, чтобы быть счастливыми втроем. Саффи, я умоляю тебя, пожалуйста, будь! Ты моя жена, это на всю жизнь, моему сыну нужна настоящая мать, чтобы говорила с ним, и пела ему, и открывала ему мир. Саффи, Саффи моя! Вернись ко мне, вернись в мою постель!
Они не занимались любовью с первых недель ее беременности. Рафаэль не спешит. Он обнимает ее ночами, пытаясь успокоить, приручить, расположить к себе. Ласковы его руки, ласковы слова, и наконец он овладевает ею так нежно, что сам едва не плачет. А она – покорна. Только покорна и не более. Она опять лежит без сна рядом с ним, как до этого лежала без сна в библиотеке. Когда они занимаются любовью, она остается в ночной сорочке, пряча отвратительный оскал на животе. А так – снова предоставляет ему свое тело. Принимает его, как и раньше – рассеянно. Улыбается, разговаривает, но за ее улыбкой, за ее словами – ее нет.
Вот таким образом, надо признать, не блестяще, обстоят дела в семействе Лепажей к дню большого сольного концерта Рафаэля в середине апреля. И в этот-то день изменится все.
Около десяти утра Рафаэль репетирует на басовой флейте пьесу, которую собирается исполнить на бис. Он преподнесет своеобразный подарок публике, неожиданно сменив инструмент: даст вволю насладиться виртуозностью и чистотой звука Луи Лота, а под занавес сыграет на своей “Рэндалл Карт” мелодию медленную и задумчивую… после чего слушателям останется только молча встать и разойтись, не аплодируя, чтобы сохранить в себе дивные звуки его музыки.
