Муравечество - Кауфман Чарли (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Что случилось? — говорит он.
Взгляд останавливается на останках дома.
Кальций вскрикивает и хромает к нему. Там натыкается на обугленные останки останков своего дорогого Розенберга, где единственная невредимая часть — кусок бордовой глины. Он падает на колени и плачет.
— Теперь я поистине один, — шепчет он горько.
Позже он бесцельно блуждает, потерянно затаптывает угли. Находит свой ноутбук — с расплавленной крышкой, но — чудо — еще в рабочем состоянии. Записывает свои мысли.
«Совершенно возможно, что мои детища, мое воздушное бешенство, ушедшие назад во времени, однажды встретят этого челотона (ибо такое имя я дал его виду) Б. Розенберга, живого и страждущего — ибо разве эти слова не синонимы? Но здесь он прах, и останется им вовек. Тогда как я, запертый в этом „поступательном“ направлении времени, буду все более отдаляться от давно усопшего друга».
Кальций лежит и рыдает десять дней и десять ночей — течение времени обозначается падением страничек календаря, но все же занимает полные десять дней хронометража. Потом он заговаривает — ни с кем, с небесами:
— Моя Безымянная Ахезьяна пропала, обращена в прах и обломки глины. Эта дружба не имела равных среди всех, что я знал, — и в интеллектуальном смысле, и в духовном. Я знаю, что он страдал. Вижу по его размозженному черепу и раздробленным костям, его пробитой ключнице и отсутствующим пальцам, что он пережил большое падение в большую яму — либо, возможно, много малых падений во много маленьких ям, закончившихся падением в довольно глубокую яму — где я его и обнаружил, — после чего последовал (или, возможно, чему предшествовал) длительный период поедания собственных пальцев. Я утратил единственного друга. Больше у меня ничего не осталось.
Кальций задумывается о самоубийстве. На всякий случай он хранит под кухонной раковиной древнюю банку спрея от муравьев. Но когда доходит до дела, он обнаруживает, что не в силах нажать на кнопку. Он хочет жить! Он хочет жить в прошлом!
— Есть ли способ, — гадает он, — чтобы и я отправился назад во времени и в один прекрасный будущий/прошлый день наконец повстречал своего еще живого давно усопшего друга?
— Да, пожалуйста, — рыдаю я. — Найди меня, Кальций. Я буду ждать.
— Я найду тебя, — рыдает Кальций, — даже если это будет последнее, что я сделаю. Или первое, что я сделаю? Но в любом случае — как?
Чтобы подумать, Кальцию нужно отвлечься. Он берет газету — пишут, что через пятнадцать минут начинается фильм. Это его кино «Карбонат Кальция» — комедия, где он играет магната в отрасли безалкогольных напитков, который производит газировку с искусственным апельсиновым вкусом под названием «Мирминда». Он разливает свой продукт по огромным одноразовым стаканчикам, потом выливает на тротуар, чтобы привлечь муравьев, потому что, хоть он и очень богатый бизнесмен с несколькими особняками, он одинок. Однажды мимо проходит прелестная самка, и Кальций сражен ею наповал. Бетти (так он ее называет) даже как будто не знает о его существовании. Мне это напоминает «Хвалу любви» Годара, величайший фильм 2000-х как из-за применения обратного времени, так и из-за разных видов пленки. Роль Бетти в исполнении Муравьихи Бетти такая же душераздирающая, как роль Элль в исполнении Сесиль Кэмп в шедевре Годара. Сказать, что Бетти столь естественна, столь человечна (за неимением лучшего названия; столь муравечна?), что как будто вовсе не замечает камеры, будет, наверное, преуменьшением века, или, если точнее, муравека.
Я смотрю вместе с Кальцием, желая оказаться рядом по-настоящему, а не лежать в марле в клоунской больнице, желая, чтобы он знал, как я восхищаюсь — нет, обожаю его творчество. На долгое время забываю, что никакого Кальция нет, что он довольно бредовая выдумка Инго Катберта, что он появился, целиком, хотя и нелогично, сформированным из разума сына фермера-издольщика (?), что он — собирательный образ всех наших человеческих страхов и надежд: надежд на гениальность и страха быть непонятым, даже через миллион лет, даже через миллион жизней, даже через муравек, даже через миллион муравеков и тому подобного.
Внезапно пленка застревает. В образе одного из особняков Кальция прогорает дырка, и он спешит в будку, чтобы выключить проектор и ограничить ущерб.
Позже, в монтажной, он вырезает испорченный кадр, склеивает две оставшиеся части, начинает фильм заново.
Пока мы с Кальцием вновь смотрим фильм, уже из будки, проектор плавно проскакивает через пропавшую двадцать четвертую долю секунды. Мне приходит в голову, что, возможно, мы, люди, неправильно представляем себе путешествие во времени. Может, скорее все так: каждое мгновение квантовано. Так что если в одно мгновение сгорает дом и это мгновение удаляют, то сгорание дома не переносится в следующее мгновение. Во всех остальных мгновениях дом останется нетронутым, не считая, может, крошечных, почти неуловимых сбоев небытия, где склеено оставшееся время. Конечно, эту самую мысль Апатоу исследовал в фильме «Сорокалетний девственник». Хоть кто-нибудь смог превзойти Джадда Апатоу? Если вспомнить эпизод с вощением волос (а как можно забыть такую классическую апатоускую юмордию?), именно этому он нас и учит — тому, что я, например, раньше не был готов узнать. «Теперь я готов, Джадд», — говорю я космосу. Одна-единственная жесткая черная волосинка, выдернутая из груди Стива Карелла, никак не изменит то, что нам известно как «волосы» на груди Карелла. Единственный способ изменить наше восприятие волос на груди Карелла — выдергивать волосок за волоском. Все отдельные волоски складываются в то, что мы воспринимаем как «волосы на груди Стива Карелла», но удаление лишь одного останется незамеченным любому, кроме электротерапевта с самым наметанным глазом. То же относится к пленке или квантованной реальности.
Конечно, Инго неслучайно назвал муравья Кальцием. Краткое анаграммное исследование словосочетания «муравей Кальций» — Calcium Ant — дает красноречивое Lacuna Mict, то есть «Лакуна MICT», а краткое аббревиатурное исследование MICT раскрывает нам, что это сокращение для «многослойной компьютерной томографии». Краткий поиск слова «томография» в словаре раскрывает, что это «послойное сканирование объекта». Если бы из образной структуры пропал всего один такой «слой», заметили бы это? И если нет, что это говорит о мире, в котором мы вполне возможно и совершенно наверняка живем?
Возможно, недостающий миллион лет — не более чем побочная деталь фильма, единственный «волосок Карелла», если ввести новый термин? Я действительно не сомневаюсь, что единственный смысл этого недостающего миллиона лет — служить стеной, разделяющей нас, моего друга Кальция и меня.
И как бы хотелось сообщить все это Кальцию через бесконечные, бессмысленные муравека. Возможно, это облегчило бы его бремя. Тут я снова себе напоминаю, что Кальция, скорее всего, в будущем не существует. Более того, он существует только в прошлом, в давно снятом фильме Инго, и даже там его нет, потому что фильм уничтожен. Следовательно, Кальций существует только в моих мыслях, в моем воображении, в моей памяти; следовательно, я могу с ним общаться, если пожелаю. Ведь мы оба — у меня в голове.
Глава 83
Сегодня, пока медсестра сменяет повязки, снова комично зажимая мне лицо шариками-грудями под громкий смех, я вспоминаю еще одну сцену (вспоминаю или же придумываю?), где Кальций сидит дома в одиночестве и пишет в дневнике:
Допустим, время устроено точно так же, как фильм в проекторе, — то есть состоит из отдельных моментов, а движение на самом деле — это иллюзия восприятия вкупе с действием механизма космического «проектора». Будь так, элемент, двигающийся в обратном временном направлении, мгновенно пропал бы без следа из виду так называемого «поступательно двигающегося» наблюдателя. Возможно, мое экспериментальное соединение отправилось в прошлое именно так. Точно узнать нельзя, поскольку любая попытка воссоздать соединение приведет лишь к мгновенному исчезновению данного соединения, не давая «времени» на анализ. А что, если этот элемент был в каком-то смысле живой — или, возможно, вирусный по натуре? В конце концов, вирус — в форме пули, наподобие вируса бешенства. Как он может взаимодействовать с окружающей средой? Другими словами, что я наделал с прошлым, создав это соединение? Что я по своей продолжающейся беспечности делаю с прошлым в этот самый момент? Вечно двигаясь прочь от той чуждой реальности, я не узнаю никогда. Это гнетет.
