Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

К вящей славе человечества существует первая и единственная за всю историю страна денег — и у меня нет выше и почтеннее дани, которую я отдаю Америке: это страна разума, справедливости, свободы, производства, достижений. Впервые разум человеческий и деньги освобождены, и нет уже состояний, добытых завоеваниями, но есть только состояния заработанные, и вместо меченосцев и рабов появился настоящий создатель богатства, величайший работник, высочайший тип человека — человек, который сделал себя сам — американский промышленник. Если вы попросите меня назвать важнейшую отличительную черту американцев, я скажу — и это определяет все прочее, — что они — люди, давшие миру фразу «делать деньги». Ни один другой язык или нация никогда не использовали это словосочетание. Люди всегда думали о богатстве как о постоянном количестве, его захватывали, выпрашивали, наследовали, делили, грабили или получали за счет преимущества. Американцы были первыми, кто поняли, что богатство до?лжно создавать. Слова «делать деньги» содержат квинтэссенцию человеческой морали.

И все-таки за эти слова американцев осуждают загнивающие культуры континентов-грабителей. Сейчас кредо грабителей заставляет вас защищать ваши высочайшие достижения как позорное клеймо, ваше процветание как вину, самых великих ваших людей, промышленников, как мерзавцев, а ваши великолепные заводы как продукт и собственность мускульного труда, труда подневольных, управляемых кнутом рабов, как те, что строили египетские пирамиды. Этим подлецам, которые с самодовольной ухмылкой заявляют, что не видят разницы между властью доллара и властью кнута, следовало бы испытать ее на собственной шкуре. Я думаю, так и случится.

Если вы не откроете для себя той истины, что деньги — корень всего доброго, что есть в мире, вы придете к собственному разрушению. Когда деньги станут инструментом отношений между людьми, человек станет инструментом человека. Выбирайте: кровь, кнут и оружие или доллары, другого не дано, и ваше время истекает…

Франсиско не смотрел на Риардена, пока говорил, но в тот момент, когда он закончил, его глаза взглянули на него в упор. Хэнк стоял молча, не видя ничего, кроме Франсиско, окруженного сердитыми людьми.

Некоторые люди слушали его, но сейчас поспешили уйти. Были и те, кто восклицали: «Это ужасно!» или «Это неправда!» и «Какие порочные и самовлюбленные заявления!» — громко и в то же время осторожно, словно хотели, чтобы их услышали стоящие рядом, но надеялись, что их не услышит Франсиско.

— Сеньор д’Анкония, — заявила женщина с серьгами, — я с вами не согласна!

— Если вы сможете опровергнуть хоть одно из моих заявлений, мадам, я с благодарностью вас выслушаю.

— О, я не могу вас опровергнуть. У меня нет ответов, мой разум устроен не так, и я не чувствую в ваших словах правоты, поэтому знаю, что вы не правы.

— Откуда вам это известно?

— Я это чувствую. Я руководствуюсь не умом, а сердцем. Вы, должно быть, сильны в логике, но совершенно бессердечны.

— Мадам, когда мы видим вокруг людей, умирающих с голоду, ваше сердце ничем не поможет. А я достаточно бессердечен и скажу, что, если вы воскликнете: «Я этого не знала!», вам этого никогда не простят.

Женщина пошла прочь, тряся щеками и бормоча дрожащим голосом:

— Что за нелепые разговоры для вечеринки!

Осанистый мужчина с глазами навыкате громко произнес тоном натужного веселья, предполагающего, что его слова не воспримут как неприятные:

— Если вы действительно так относитесь к деньгам, сеньор, я очень рад тому, что обладаю значительным пакетом акций «Д’Анкония Коппер».

— Рекомендую вам подумать хорошенько, — угрюмо ответил Франсиско.

Риарден рванулся к нему, и Франсиско, который, казалось, и не смотрел в его сторону, сразу двинулся ему навстречу, словно окружающих не существовало вовсе.

— Привет, — улыбаясь, сказал Риарден, просто и легко, как другу детства.

Он увидел, как его улыбка отразилась на лице Франсиско.

— Привет.

— Я хочу поговорить с вами.

— А с кем, вы думаете, я говорил последние четверть часа?

Риарден засмеялся.

— Я и не думал, что вы меня заметили.

— Заметил, когда вошел, что вы — один из двоих в этом зале, которые рады меня видеть.

— Не слишком ли вы самоуверены?

— Нет, я благодарный.

— А кто второй рад вас видеть?

— Женщина, — пожав плечами, легко ответил Франсиско.

Риарден заметил, что Франсиско так естественно увел его от группы людей, стоявших у балюстрады, что никто из них и не догадался, что это сделано намеренно.

— Не ожидал вас здесь увидеть, — начал Франсиско. — Не нужно было вам приходить на этот прием.

— Почему?

— Могу я узнать, что заставило вас прийти?

— Моя жена горела желанием принять приглашение.

— Простите, возможно, это прозвучит грубовато, но было бы гораздо более пристойно и менее опасно, если бы она попросила вас взять ее в тур по публичным домам.

— О какой опасности вы говорите?

— Мистер Риарден, вы не знаете, каким образом здешняя публика делает бизнес и как она истолкует ваше присутствие здесь. Это по вашим, а не по их правилам воспользоваться гостеприимством — значит проявить добрую волю, признать, что вы и хозяин находитесь в цивилизованных отношениях. Не бросайте им таких кусков.

— Тогда почему вы сюда пришли?

Франсиско весело пожал плечами.

— То, что делаю я, ничего не значит. Я просто завсегдатай вечеринок.

— И что вы делаете на этой вечеринке?

— Подыскиваю добычу.

— Нашли?

Франсиско неожиданно посерьезнел и ответил серьезно, почти торжественно:

— Да, и, думаю, она будет моим самым блестящим триумфом.

У Риардена непроизвольно вырвались гневные слова, в них звучал не упрек, а скорее, отчаянье:

— Как вы можете растрачивать себя на такое?

Легкая тень улыбки, словно отдаленный огонек, зажглась во взгляде Франсиско, когда он спросил:

— Не хотите ли вы признаться в том, что вас это заботит?

— Вы услышите признания и похуже, если они вам нужны. До того как я с вами познакомился, я недоумевал, как вы можете пускать на ветер такое большое состояние. Теперь стало хуже, потому что я не могу презирать вас, как прежде, а вопрос стоит пострашнее: как вы можете тратить впустую свой мозг?

— Не думаю, что прямо сейчас я трачу его впустую.

— Не знаю, что в жизни вы хоть немного цените, но хочу сказать вам то, что не говорил никому. Помните, когда я с вами познакомился, вы заявили, что хотите отплатить мне добром?

В глазах Франсиско не осталось и следа веселья, Риарден еще никогда не видел у него такого серьезного и почтительного взгляда.

— Да, мистер Риарден, — тихо произнес он.

— Я ответил, что не нуждаюсь в этом, и оскорбил вас своим ответом. Хорошо, вы победили. Ваша сегодняшняя речь ведь предназначалась мне, не так ли?

— Да, мистер Риарден.

— Это больше чем благодарность, и она была мне нужна. Это больше чем признательность, в которой я тоже нуждался. Это было больше, чем любые слова. Мне понадобятся дни, дабы обдумать все, что вы мне дали, но одно я знаю уже сейчас: мне это нужно. Я никогда не делал подобных признаний, потому что никогда никого не просил о помощи. Если это вас развлечет, знайте: я был рад вас видеть. Если хотите, можете над этим посмеяться.

— На это может уйти несколько лет, но я докажу вам, что есть вещи, над которыми я не смеюсь.

— Докажите это прямо сейчас, ответьте на вопрос: почему вы сами не следуете тому, что проповедуете?

— Вы в этом уверены?

— Если то, что вы говорили, правда, если вы настолько велики, что понимаете это, вы уже должны были бы стать ведущим промышленником мира.

Франсиско ответил мрачно, теми же словами, что сказал дородному мужчине, но со странной бережной ноткой в голосе:

— Советую вам подумать дважды, мистер Риарден.

— Я думал о вас больше, чем могу признаться. И не нашел