Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
На закате колониальной эры Александр Гумбольдт обнаружит в Мексике «огромную массу капиталов, скопившихся в руках владельцев рудников и удалившихся от дел коммерсантов». Не менее половины недвижимой собственности и всего капитала Мексики принадлежали, согласно его свидетельству, церкви. Кроме того, церковь контролировала посредством ипотеки и значительную часть не принадлежавшей ей земли[36]. Мексиканские рудовладельцы, как и крупные экспортеры из Веракруса и Акапулько, пускали свои доходы на покупку латифундий и на ипотечные операции, туда же направляла свои средства клерикальная верхушка. Величественные здания /60/ превращали плебеев в принцев, умопомрачительные храмы росли как грибы после дождя.
В Перу в середине XVII в. поток капиталов энкомендеро, рудовладельцев, инквизиторов и чиновников имперской администрации направлялся в торговлю. Состояния, нажитые на какао в Венесуэле в конце XVI в. трудом целого легиона черных рабов под бичами надсмотрщиков, вкладывались в «новые плантации какао и других технических культур, а также в рудники, в городскую недвижимость, в рабов и в скот» [37].
Андре Гундер Франк, проанализировавший природу отношений в системе «метрополии — сателлит» как цепь последовательных подчинений, в одной из своих известных работ отмечает: наибольшей отсталостью и бедностью характеризуются как раз те районы, которые раньше были теснее других связаны с метрополией и пережили в свое время периоды расцвета[38]. Эти районы являлись основными производителями продукции, экспортировавшейся в Европу или — позднее — в Соединенные Штаты, а также самыми изобильными источниками доходов, но затем они были заброшены метрополией, когда по тем или иным причинам дела в них приходили в упадок. Яркий пример подобного падения представляет Потоси.
Серебряные рудники Гуанахуато и Сакатекас пережили свой расцвет позднее. А в XVI и XVII вв. центром американской колониальной жизни была богатая гора Потоси: именно с ней тем или иным способом были связаны производство пшеницы, вяленого мяса, кожи, вина, скотоводство и ремесла Кордобы и Тукумана, поставлявшие тягловых животных и ткани, ртутные рудники Уанкавелики и район Арики, где серебро грузили на корабли для отправки в Лиму, главный административный центр той эпохи. В XVIII в. появляются первые признаки заката Потоси, однако еще в эпоху завоевания независимости население территорий, соответствующих сегодняшней Боливии, превышало население земель, соответствующих сегодняшней Аргентине. А полтора века спустя население Боливии уже почти в шесть раз меньше населения Аргентины. /61/ Потоси рассматриваемой эпохи оставило после себя воспоминания о блестящей жизни, развалины дворцов и церквей да 8 млн. погибших индейцев. Любой из бриллиантов, украшавший герб какого-нибудь богатого кабальеро, стоил больше, чем мог заработать индеец за всю свою жизнь. Но кабальеро сбежали, прихватив с собой бриллианты. И теперь Боливия, одна из самых бедных стран мира, могла бы похвастать — если бы это не было так удручающе бессмысленно — тем, что именно она заложила богатство многих самых богатых стран мира. В наши дни Потоси — один из беднейших городов бедной Боливии. «Город, который больше других дал миру и сам теперь не имеет ничего», — как сказала мне старая потосийка, закутанная в километровую альпаковую шаль, когда мы разговаривали с ней в патио ее двухвекового дома, построенного наподобие андалузских. Город Потоси, обреченный на вечную ностальгию, терзаемый нищетой и холодом, все еще остается зияющей раной колониальной системы Америки: это город-обвинение. Миру давно бы пора попросить у него прощения.
Город живет объедками. В 1640 г. падре Альваро Алонсо-Барба напечатал в Мадриде, в королевской типографии, свой блестящий трактат «Искусство металлов». «Олово, — писал в нем Барба, — есть яд»[39]. Он упоминает в трактате горы, где «находят много олова, хотя немногие узнают его, а те, кто узнают, не обращают на него внимания, потому что ищут серебро». Сейчас в Потоси разрабатывают даже те содержащие олово руды, которые испанцы пускали в отвалы. Продаются даже камни, из которых сложены стены старых домов, — в них оказался высокий процент олова. Из устьев 5 тыс. шахт, открытых испанцами в горе Потоси, в течение двух столетий извергалось богатство. Гора даже изменялась в цвете, по мере того как ее подрывали динамитом, все ниже проседала вершина. Горы камней, скопившихся вокруг бесчисленных рудничных колодцев, отливают всеми цветами: розовым, сиреневым, пурпурным, охряным, золотистым, бурым. Дробильщики, «льямперос», разбивают эти камни, а сборщики, «пальирос», перебирают осколки, прикидывают их вес и ловкими пальцами, как птицы клювами, выхватывают куски, содержащие олово. В старые заброшенные забои, если они не залиты водой, входят, /62/ согнувшись в три погибели, шахтеры с карбидными фонарями в руках. Они обшаривают все. Серебра нет. Ни крупицы. Испанцы вымели последние прожилки метелками для пыли. Забойщики, «паякос», киркой и лопатой выкалывают небольшие забои, добираясь до остатков рудоносных жил. «А гора-то все еще богатая, — сказал мне без всякого удивления безработный, разгребая землю руками. — Во всем — промысел божий, вы только представьте: рудная жила растет, будто дерево, точно так же». Перед богатой горой Потоси высится свидетель ее запустения. Это небольшая гора, называемая Гуакахчи, что на языке кечуа означает «Плакучая гора». Из ее склонов бьет множество ключей чистейшей воды — «глаза воды», утоляющие жажду рудокопов.
Во времена расцвета, в середине XVII в., город Потоси притягивал к себе множество испанских и креольских художников и ремесленников, а также индейцев имахинеро, наложивших неизгладимую печать на американское колониальное искусство. Мельчор Перес де Ольгин, этот американский Эль Греко, оставил после себя большое количество работ религиозного характера, в которых ярко проявляется как талант их создателя, так и языческий дух этих земель. Трудно забыть, например, великолепную деву Марию, которая, раскинув руки, кормит одной грудью младенца Иисуса, а другой — святого Иосифа. Ювелиры и граверы, чеканщики и краснодеревщики, искусные мастера по благородной слоновой кости, по металлу, дереву, гипсу украшали церкви и монастыри Потоси бесчисленными скульптурами и филигранными алтарями, отделанными серебром амвонами. Барочные фасады храмов, сложенные из резного камня, выдержали века. Но картины непоправимо испорчены сыростью, легкие фигуры и украшения оказались тоже не столь долговечными. Туристы и местные жители забрали из церквей все, что только можно было унести: от церковных чаш и колоколов до буковых и ясеневых скульптур святого Франсиска и Христа.
Эти обобранные церкви, в большинстве случаев уже не действующие, доживают свой век, оседая под грузом лет. Их судьба не может не вызывать сожаления, потому что, даже будучи заброшенными и разграбленными, они остаются величественными шедеврами начального периода колониального искусства, пылкого и еретического, характеризующегося слиянием и расцветом разных стилей: /63/ «знак пересечения» в Тиауанаку вместо креста и крест вместе со священным солнцем и священной луной; дева и святые с натуральными волосами; гроздья винограда и колосья, обвивающие колонны до самых капителей рядом с кантутой — символом власти императора инков; сирены, Вакх, праздник жизни и романский аскетизм, смуглые лица некоторых божеств, кариатиды с индейскими чертами... Некоторые церкви, оставшись без прихожан, были приспособлены под иные нужды. Церковь святого Амброзия была превращена в кинотеатр «Омисте», в 1970 г. под барочными барельефами ее фасада появился анонс: «Этот безумный, безумный, безумный мир». Храм ордена иезуитов также был превращен в кинотеатр, затем в склад товаров фирмы «Грейс» и, наконец, в склад продуктов питания какого-то благотворительного обществa. Но остались еще церкви, которые худо-бедно продолжают функционировать. Так, не меньше полутора веков при всей бедности зажигали свечи в церкви святого Франсиска. Говорят, что ее крест вырастает на несколько сантиметров в год, на несколько сантиметров отрастает и борода у распятого Христа — его величественная фигура из серебра и шелка появилась в Потоси, неизвестно откуда, четыре столетия назад. Священники не отрицают, что они его бреют и даже письменно удостоверяют творимые им чудеса: он избавляет от чумы, засухи, помогает защитникам города при неприятельской осаде.
