Навеки Элис - Русакова Илона (читать книги без txt) 📗

Унизительный список, но аналитический ум Элис тотчас скептически соотнес все эти пункты с ее нынешним состоянием. Насколько этот список соответствует прогрессирующей болезни Альцгеймера? И какая его часть описывает состояние преимущественно очень старых людей? Страдают ли восьмидесятилетние старики недержанием мочи оттого, что у них болезнь Альцгеймера, или оттого, что у них восьмидесятилетние мочевые пузыри? Возможно, все эти пункты не относятся к таким, как она, к молодым и физически крепким людям.

Самое худшее перечислялось под заголовком «Коммуникация».

Речь почти неразборчива. Не понимает, что говорят другие люди. Перестала читать. Ничего не пишет. Не пользуется языком.

Все это можно применить к такой, как она. К человеку с болезнью Альцгеймера.

Элис оглядела полки с книгами и периодикой в книжном шкафу, взглянула на стопку непроверенных экзаменационных работ на письменном столе, на входящие письма в электронной почте, на мигающую красную лампочку голосовой почты на телефоне. Подумала о книгах, которые всегда хотела прочитать, тех, что украшали верхнюю полку в ее спальне, она рассчитывала, что у нее еще будет на них время. «Моби Дик». Ее ждали исследования, ненаписанные статьи, лекции, которые она должна была читать или на которых должна была присутствовать. Все, что она любила, вся ее жизнь была связана с языком.

На последних страницах анкеты информанта просили оценить следующие симптомы пациента за последний месяц: бред, галлюцинации, возбужденность, подавленность, тревожность, эйфория, апатия, расторможенность, раздраженность, повторяющиеся двигательные расстройства, нарушение сна, смена вкусовых пристрастий. Элис захотелось самой заполнить все эти графы, чтобы продемонстрировать свою состоятельность и доказать, что доктор Дэвис наверняка ошибается. А потом она вспомнила его слова: «Вы не можете быть источником достоверной информации о том, что с вами происходит». Может быть, но в то же время она вспомнила, что он это сказал. Интересно, скоро ли наступит время, когда она уже не будет на это способна?

Следовало признать, что ее знания о болезни Альцгеймера были весьма поверхностными. Она знала, что в мозгу больного снижается уровень ацетилхолина — нейромедиатора, необходимого для обучения и запоминания. Еще она знала, что гиппокамп [16] — структура, по форме напоминающая морской конек, — начинает тонуть в каких-то бляшках и клубках. Вот только что это за бляшки и клубки, она сказать не могла. Элис знала, что аномия — это очередной симптом, и понимала, что однажды наступит день, когда она перестанет узнавать любимые лица мужа, детей, коллег…

И она понимала, что есть кое-что еще. Скрытая от нее омерзительная информация.

Элис набрала в Google «болезнь Альцгеймера». Средний палец застыл над клавишей ввода, и в этот момент два резких удара заставили ее прервать процесс и спрятать «улики». Не потрудившись подать еще какой-нибудь сигнал и не дожидаясь ответа, дверь открыли.

Она боялась, что по ее лицу видно, как она напугана, взволнована и смущена.

— Ты готова? — спросил Джон.

Нет, она не была готова. Если она откроет Джону то, о чем ей сказал доктор Дэвис, если она передаст ему анкету ежедневной активности, все это станет реальностью. Джон превратится в информанта, а она — в умирающую неправоспособную пациентку. Она не была готова выдать себя. Время еще не пришло.

— Идем, ворота через час закроют, — сказал Джон.

— Да, — отозвалась Элис, — я готова.

Основанное в тысяча восемьсот тридцать первом году как первое кладбище-сад в Америке, Маунт-Оберн превратилось в национальное достояние. Известный на весь мир дендрарий стал последним пристанищем сестры, матери и отца Элис.

Это был первый раз, когда отец, живой или мертвый, присутствовал на годовщине той роковой аварии, и это ее раздражало. Посещение кладбища всегда было личным делом Элис, которое касалось только ее сестры и матери. А теперь он тоже будет присутствовать. Он этого не заслуживал.

Они шли по тисовой аллее в старой части кладбища. Возле семейного места Шелтонов Элис сбавила шаг и перестала смотреть по сторонам. Здесь были похоронены все дети Чарлза и Элизабет: Сьюзи, совсем малышка, возможно мертворожденная, в тысяча восемьсот шестьдесят шестом, Уолтер в возрасте двух лет в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом и пятилетняя Каролин в тысяча восемьсот семьдесят четвертом. Элис набралась мужества и попыталась представить горе Элизабет, мысленно поместив на надгробия имена собственных детей. Ей никогда не удавалось надолго удержать в голове эту кошмарную картину. Новорожденная Анна — затихшая, посиневшая, Том в желтой пижамке — смерть, по всей видимости, наступила в результате какой-то болезни, и Лидия — застывшая и безжизненная после дня раскрашивания в детском саду. Воображение Элис всегда отказывалось поддерживать такого рода фантазии и очень быстро возвращало всех ее детей в реальность.

Последний ребенок Элизабет умер, когда ей было тридцать восемь. Элис задавалась вопросом: пыталась ли она после этого родить? Или уже не могла зачать? Или они с Чарлзом слишком боялись, что придется устанавливать еще одно крохотное надгробие, и стали спать на разных кроватях? Элизабет пережила Чарлза на двадцать лет. Обрела ли она покой под конец жизни?

Молча они прошли к их семейному участку. Простые, как обувные коробки, гранитные надгробия стояли особняком под кроной букового дерева. Энн Лидия Дейли, 1955–1972, Сара Луиза Дейли, 1931–1972, Питер Лукас Дейли, 1932–2003. Бук возвышался над могилами как минимум на сотню футов. Весной, летом и осенью его украшала блестящая зеленая и багряная листва. Но в январе голые черные ветви отбрасывали на могилы длинные изломанные тени, так что бросало в дрожь. Любой режиссер фильмов ужасов залюбовался бы этим деревом в январе.

Они стояли под ним, и Джон держал ее руку в своей. Никто не проронил ни слова. В теплое время года они услышали бы пение птиц, журчание спринклеров, [17] шум землеройных машин и музыку из приемников в автомобилях. Сегодня тишину на кладбище нарушало только гудение проезжающих за его воротами машин.

О чем думал Джон, когда стоял возле могил ее родных? Она никогда его об этом не спрашивала. Он не был знаком ни с ее мамой, ни с сестрой, так что вряд ли мог долго о них думать. Может, он думал о собственной смерти и душе? Или о ее смерти и душе? Или о своих родителях и сестрах, которые были живы? Или его мысли ушли совсем в другую сторону и он перебирал в голове детали своих экспериментов, обдумывал занятия или рисовал в воображении предстоящий ужин?

Откуда у нее взялась эта болезнь? «Прочная генетическая связь». Развилась бы у матери болезнь Альцгеймера, если бы она дожила до пятидесяти? Или это был отец?

Когда отец был моложе, он мог выпить чудовищное количество алкоголя и при этом не казаться пьяным. Он притихал, уходил в себя, но всегда оставался достаточно коммуникабельным, чтобы заказать очередную порцию виски или настаивать на том, что он может вести машину. Как в ту ночь, когда за рулем «Бьюика» он съехал с девяносто третьего шоссе и врезался в дерево, убив свою жену и младшую дочь.

Что касается алкоголя, тут его пристрастия никогда не менялись, а вот поведение стало другим лет пятнадцать назад. Он без конца ворчал, перестал следить за собой и не узнавал собственную дочь — Элис считала это следствием того, что алкоголь пропитал его печень и замариновал мозги. Возможно ли, что он жил с непоставленным диагнозом Альцгеймера? Элис не нужны были результаты аутопсии. Все сходилось, и у нее появилась идеальная мишень для проклятий.

«Ну что, папа, ты счастлив? У меня твоя мерзкая ДНК. Ты убьешь всех нас. Каково это — чувствовать, что убил свою семью?»

Постороннему человеку рыдания Элис показались бы естественными, учитывая окружающую обстановку: на кладбище опускается вечер, она стоит у могил родителей и сестры под жутковатым черным буком. Но для Джона это стало полной неожиданностью. После смерти отца в феврале она не проронила ни слезинки, а время залечило раны от потери матери и сестры.