Записки из арабской тюрьмы - Правдин Дмитрий (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Не попадают под амнистию только убийцы, торговцы наркотиками, получившие пожизненное заключение, и сторонники мусульманской организации «Аль-Каида». Последних здесь именуют «политика», и на сегодняшний день здесь их довольно много. Хотя говорят, что пожизненники через 25 лет срока заключения могут подать прошение на имя президента и тот может особым указом помиловать. Но, как правило, никто не успевает дожить до этого.
Вот и вся арифметика – сотрудничаешь с администрацией, не бузишь – и попадешь в списки на помилование. Поэтому большинство зэков идут на этот шаг. Оппозицию составляют политические да наиболее конфликтные отморозки.
Вообще по местному законодательству еще подлежат амнистии первоходки, если срок до трех лет, если шесть месяцев отработал в тюрьме парикмахером, если срок не больше восьми месяцев, а 2/3 уже отсижено.
Смертная казнь есть, но ее применяют лишь по личному распоряжению президента, обычно за измену Родине. За мой срок пребывания казнили только одного преступника – 24-летнего негодяя, изнасиловавшего и убившего пятерых малолетних детей. Об этом написали все местные газеты.
До этого последний смертный приговор был приведен в 2006 году двум лидерам, как у нас говорят, «незаконных вооруженных формирований». Тогда с отрядом около трехсот человек они перешли алжиро-тунисскую границу и пытались поднять восстание против существующего строя. По-видимому, рассчитывали на поддержку населения. Но запуганный народ Туниса не поддержал повстанцев, против них применили авиацию, бронетехнику. Последний очаг сопротивления был сломлен через несколько дней.
В итоге около сотни убитых, около сорока попали в плен, остальные рассеялись, скрылись в горах на территории сопредельного Алжира. Всех пленных приговорили к большим срокам заключения, а руководителей расстреляли. Я позже встречался с одним из участников этих событий, и он мне поведал об этих боях, так как в СМИ практически ничего не просочилось. По крайней мере, я об этом слышал впервые, да и то из уст очевидца, кстати, имеющего срок 15 лет без права помилования. Ну, разумеется, пока Бен Али у руля.
Бен Али в своей политике старается держаться Запада, где большинство стран отменили или ввели мораторий на смертную казнь. Но все же прозападная политика имеет восточный колорит, а посему расстрел до сих пор имеет место быть.
Глава 9
Капрану Тамилу меня из рук в руки передал дежурный офицер. Тамил подобострастно выслушал его наставления. Мол, это иностранец и ни один волос не должен упасть с его головы, а не то забудь об амнистии.
Капран и сам хорошо понимал, что я не простой зэк. Такого еще не было, чтоб дежурный офицер лично приводил в камеру заключенных. Обычно их приводили дневальные из числа зэков, постоянно дежуривших у входа в жилой сектор. В их обязанности входило разводить вновь прибывших по камерам, приглашать тех, к кому пришли родственники на свидания, разносить продуктовые передачи. А также они были ходячими источниками информации и негласными почтальонами – передавали записки из камеры в камеру.
«Младшой» похлопал меня по плечу и пошел по своим делам, а я остался один на один с арабскими уголовниками. Ноги отказывались идти, было ощущение, что из них вынули кости и мышцы, а взамен набили ватой. Страх пронзил меня до мозга костей и стал накапливаться в остальных клетках организма.
Пахан Тамил с нескрываемым интересом рассматривал меня:
– Русский? – довольно сносно спросил он.
– Да! – ответил я. – А ты знаешь русский язык?
– Немного. У меня мать полька, а отец араб, сейчас живет в Италии. Еще был в Украине. – Тамил показал рукой на второй ярус кровати, стоящей напротив телевизора. – Иди, садись туда.
Ноги не слушались, не хотели идти и сгибаться в суставах – страх парализовал их. Собрав всю свою волю в кулак, я с трудом доковылял до кровати. Сильные руки помогли мне взобраться, Тамил сел рядом.
– Я тут шеф, – громко произнес он. – Можешь называть меня Тони или Тамил. А тебя как зовут?
– Евгений.
– Еф-фхе? Ефехен? – попытался произнести мое имя Тони-Тамил, но не смог.
– Ев-ге-ний. – по слогам произнес я.
Капран промучился минут пять, но имя мое оказалось ему не по зубам.
– Ладно, будем звать тебя Руси или Иван, – подытожил пахан. – Хорошо?
– А Руси это русский? – поинтересовался я.
– Да, по-арабски русский – «руси».
– Возьми! Это тебе. – Тамил протянул целую пачку сигарет «Марс» и коробок спичек.
Я хоть и не страдал табачной зависимостью, однако, дабы не обидеть хозяина, взял подарок. Одну сигарету закурил сам, другую предложил новому «другу».
Со всех сторон ко мне потянулись грязные руки с давно нестриженными грязными ногтями:
– Атынь духан! (Дай закурить!)
Пахан так грозно посмотрел на просивших, что мне стало не по себе.
– Барра!!! (Пошли вон!!!) – крикнул он им, а повернувшись ко мне, добавил: – Не надо им давать, это тебе.
Я в знак согласия кивнул головой.
Начав искать глазами пепельницу, я вдруг заметил, что все стряхивают пепел прямо на пол и туда же посылают окурки. Чтоб не выглядеть белой вороной в лице новых «друзей», присоединил свой бычок к уже валявшимся их собратьям на полу.
В тюрьме разрешалось курить только сигареты двух сортов – «Марс» и «Кристалл». И тот и другой «чудо» местной табачной промышленности.
«Марс» упакован в красную с белым картонную пачку по 20 сигарет с желтым фильтром и имел две разновидности – легкие и простые. Стоили 1,5 динара (порядка 30 рублей по курсу 2008 года). При курении были похожи на «Приму» с фильтром. «Кристалл» был в мягкой бумажной пачке белого цвета с синими буквами на арабском и французском. Емкость пачки – 20 сигарет с белым фильтром. При курении с закрытыми глазами догадаться, что это табачное изделие, было невозможно. Сено, чай – все что угодно, но отнюдь не табак! Хотя стоила одна пачка динар (приблизительно 20 рублей по курсу 2008 года), что для тюремного бытия довольно дорого. Одним словом, такое г…о!
И «Кристалл», и «Марс» можно было купить только в местном тюремном магазине. И только на местные тюремные «деньги». В качестве последних использовались квадратные кусочки цветной бумаги с отпечатанным типографским способом номиналом и оттиснутой красными чернилами круглой гербовой печатью. Имели хождение квадратики в 10, 20, 50, 100, 500 миллимов и 1 динар, и все были разного цвета. Причем цвета менялись каждый квартал, и неизрасходованные «деньги» надлежало обменять на новые в течение двух дней по истечении срока. В противном случае к оплате не принимались.
Запас денежных средств пополнялся по-разному. У одних при водворении в тюрьму были с собой деньги, их изымали, а взамен давали «фантики». Ко вторым приходили родственники и пополняли их лицевой счет. Третьи работали в тюрьме и получали грошовую зарплату. Но больше 25 динаров в одни руки за один раз не давали в целях профилактики грабежей и воровства.
Для того чтоб получить «фантики», необходимо написать заявление на имя кассира и на следующий день выдавали запрашиваемую сумму. Кто не умел писать, обращались к Тамилу, за один динар он охотно «помогал».
Во время ареста у меня оставалось 3 динара, 560 миллимов. При водворении в тюрьму мне выдали расписку, что от меня получено 3560, но чего не указали. Миллимов? Динаров? Долларов? Непонятно.
«Друг» Тамил, помимо арабского и французского, прекрасно владел итальянским и польским, но вот русским неважно. Видно, что когда-то говорил по-русски, но, как он признавался, за семь лет тюрьмы многое подзабыл. Потому зачастую мешал русские слова с польскими и итальянскими.
Общение нам давалось тяжело, где на пальцах, где путем рисования на бумаге, но мало-мальски друг друга понимали. Привожу уже «обработанную» в ходе мытарств информацию.
В первую очередь стали выпытывать, за что я попал сюда. Во время нашего разговора десятки пар глаз с нескрываемым интересом изучали меня. Словарный запас капрана был весьма ограничен, поэтому из всего моего рассказа он сделал вывод, что упекли меня в тюрягу за убийство жены. О чем он и поведал остальным сокамерникам. Я хоть и пытался его разубедить в неправильном истолковании моих слов, но не хватило словарного запаса. Теперь все в камере считали, что я – убийца, многие стали смотреть на меня с уважением, а некоторые и с откровенным страхом. Убийц во всех тюрьмах мира уважают и побаиваются.
