Любовный недуг - Мастретта Анхелес (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗

– Прекрати сейчас же расти, – сказала ей Милагрос в день концерта. – Ты как тропическое растение.

– Ах, тетя! – ответила ей Эмилия, пожимая плечами.

– «Ах, тетя!» Что это за ответ? Никогда так не отвечай! Если не знаешь, что ответить, лучше промолчи.

Эмилия сжала смычок своей виолончели и провела им по струнам. Резкий и строптивый звук стал ответом Милагрос, которая стояла возле занавеса и жестами показывала ей, что нужно сесть на стул в центре сцены.

– Этот ответ гораздо лучше, – прошептала она ей на ухо, прежде чем погасить свет и оставить ее искать стул впотьмах.

Эмилия впервые надела длинную юбку. Ее мама сшила ей костюм из светлого шелка, точно такой же, как на предпоследней обложке журнала мод.

«У нее все еще детская походка», – подумала Милагрос Вейтиа, дергая за шнур, приводящий в движение занавес, и зажигая свет, чтобы начать концерт.

Эмилия даже не посмотрела на тех, кто аплодировал ей, как будто она пела в оперном театре. Она закрыла глаза и заиграла шутливые вариации на темы строгого Баха, которого она разучивала с доктором Куэнкой два раза в неделю в течение последних трех лет.

Ее публикой была группа чудаков, объединившихся в сердце большого города, где ценилось только искусство делать деньги, где из-за войн позабыли о стремлении к гармонии, которое, собственно, и дало жизнь этому городу, где злословили на улицах и молились за глухими стенами домов немилостивому и безграмотному богу.

Ее публика каждое воскресенье творила смелый миф: ангелы никогда не спускались с небес, чтобы прочертить улицы города, – легенда, как всегда, ошибалась, – ангелы рождались на улицах этого города, нужно было только распознать их и постепенно готовить к их крылатой и загадочной профессии.

Эта мечта была полна неисправимого либерального пафоса XIX века, а еще убежденности любого настоящего жителя Пуэблы, каким бы просвещенным и неверующим он себя ни называл, что нельзя лишать город его истории и памяти о тех, чьи имена были тесно связаны с ним до того дня, когда генерал Игнасио Сарагоса победил непобедимую французскую армию в битве при Лорето и Гуадалупе в жаркий день 5 мая 1862.

Пуэбла была Пуэблой, городом ангелов. И если они никогда не летали в ее небе, это означало, что они жили на ее земле. Так, по крайней мере, считали мужчины и женщины, аплодировавшие в то воскресенье Эмилии Саури, словно она уже была ангелом.

Эмилия привыкла к теплому приему, который ей оказывали эти люди, но всегда немного стеснялась их аплодисментов. Закончив играть, она поклонилась, убежала и спряталась за черную ткань, служившую, по мнению Милагрос Вейтиа, превосходным задником.

В маленьком пространстве между нею и выходом в сад стояли и бесшумно ей аплодировали исполнители следующих номеров: поэт Риваденейра в роли церемониймейстера, композитор с гитарой и три женщины в костюмах индейского племени теуанов, которые должны были танцевать под его новую песню, оперная певица, работавшая в городе и принявшая приглашение на моле [19]с кунжутом в обмен на три итальянские арии, пара в костюмах для исполнения «Дуэта с зонтиками» и восьмилетняя девочка, певшая на языке науатль.

Среди них, прямо на своем пути, она увидела повзрослевшего мальчика с заговорщическим выражением на лице, который одновременно и был, и не был Даниэлем из ее воспоминаний. У него была прежняя улыбка, такие же озорные глаза, но когда он обнял ее, и притянул к себе, и прошептал ей на ухо несколько слов, Эмилия испугалась этого нового Даниэля, как чужого. Никогда еще ее душа не уходила так далеко в пятки, как в этот раз.

– Девочка моя, поздороваетесь потом, – прошептала, как будто прокричала, Милагрос Вейтиа. – А сейчас выходи на поклон!

Эмилия снова вышла на сцену и поблагодарила всех низкими поклонами и сдержанной улыбкой.

– У тебя праздничные глаза, – сказал Даниэль, когда она снова оказалась возле него.

– Когда ты приехал? – спросила Эмилия.

– А я и не уезжал, – ответил Даниэль и рукой пригладил себе волосы.

Они не виделись три года и оба изменились, но какое-то странное и давно знакомое чувство сразу связало их тонкими нитями.

– Эмилия, выйди еще раз! – попросила тетушка Милагрос.

– Мне уже не хочется, – ответила ей Эмилия, садясь на корточки, широко улыбаясь и размахивая руками на тот случай, если она ее не слышала.

– Влюбчивая девчонка! – прошептала Милагрос, закрывая занавес, прежде чем пригласить певца занять свое место на сцене.

Ясные звуки грустной музыки начала издавать гитара, струны которой перебирал музыкант, игравший так быстро, что она иногда звучала как арфа. Эмилия и Даниэль стояли голова к голове, чтобы слышать друг друга, пока этот печальный и резкий голос пронзал воздух гостиной.

Они потом не смогли бы вспомнить, о чем говорили, потому что даже не слушали, что говорит другой, а буквально растворялись друг в друге. Даниэль глядел на Эмилию с удивлением человека, видящего, что игрушка превратилась в богиню. У нее были живые глаза девочки, которую он знал, но взгляд был как у опытной женщины, а ее рот, настоящее чудо, – он сразу понял это, – должен был принадлежать только ему. Эмилия не могла поверить, что глаза настороженного зверя, глаза Даниэля из ее детства, стали такими роскошно-ясными. Его руки казались больше, у него были длинные пальцы, и было видно, как бьется кровь в его набухших жилах. Он похудел, словно недоедал, и загорел, как деревенский житель. И из-за того, что он был наконец рядом, Эмилия, как истинная Саури, проронила две слезинки, за что сразу возненавидела себя, как истинная Вейтиа.

– Плакса в небесно-голубом, – сказал ей Даниэль, повторяя слова песни, сопровождавшей их разговор.

– Дурак, – ответила ему Эмилия и вскочила.

– Плакса, и к тому же вздорная, – пропел Даниэль и пошел вслед за ней.

Эмилия выпрыгнула через окно в сад. Он по старой привычке сделал то же самое.

– Ты уже не боишься привидений? – спросил он, отыскав ее в полумраке сада.

– Они не такие страшные, как ты, – ответила Эмилия, отвернувшись, но не двигаясь с места.

– Ты меня боишься? – спросил он, положив ей руки на плечи.

– Да, – сказала Эмилия, продолжая глядеть в темноту, но привычным жестом держась за эти руки, лежащие на ее плечах.

– Я вернулся, чтобы увидеть тебя, – вырвалось у Даниэля.

Эмилия все еще стояла к нему спиной. Она не хотела смотреть на него, но в то же время не могла запретить своим рукам держаться за его руки и своим ушам ловить его слова. Она стояла не двигаясь, слушая его, как шум водопада, который понемногу успокаивал ее.

Что именно он ей сказал – это не важно, мы никогда не запоминаем слова, в конце концов убеждающие нас. Каждому из них по отдельности мы ни за что бы не поверили.

Эмилия поднесла к губам раскрытую ладонь его руки, покрыла ее поцелуями, а потом с силой укусила – вместо ответа этому болтуну, который так долго был вдалеке от нее.

– Ну что, потеряла я сноровку? – спросила она и позволила себя обнять.

Милагрос Вейтиа разъяренной тигрицей бросилась в ночной сад на поиски своих племянников, после того как открыла занавес для предпоследнего номера своего концерта.

Она любила влажную темноту сада, но даже она сегодня не смогла укротить ее. Последним номером должен был выступать Даниэль, и она никак не смогла бы объяснить всем, что он просто-напросто потерялся.

Милагрос увидела их издалека, около дерева, и подумала, что если бы она не была так взбешена, то призналась бы им, что, глядя на них, можно только позавидовать.

– Вы можете мне объяснить, почему вы пренебрегаете своими обязанностями? – окликнула она их издалека, предупреждая о своем приближении. – А ты, Даниэлито, как же быстро ты забыл о революции! Еще вчера ты хотел начать пожар во всей стране, и вот на что ты растратил весь свой пыл. А ты, Эмилия, как ты объяснишь своей матери, где ты нашла грязь, в которой выпачкано твое платье? Ну же, шевелитесь, мы едва успеваем к началу номера этого чертенка, – сказала она, похлопав Даниэля по плечу.