На улице Дыбенко - Маиловская Кристина (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT, FB2) 📗
Кира не успела ответить. Она, согнувшись в три погибели, нервно перебирала ящики с рыбой. Вобла — тут, чехонь — тут. Где эти чертов вяленый лещ? То есть копченый. Она всегда была медлительной и немного в себе, а тут так вообще — ступор какой-то напал.
— Да ну ее! Пошли в другой ларек. Глупа́я какая-то.
Один потянул за рукав другого, и они поспешили к следующему окошку.
Покупатели шли один за другим. Кира жалела, что у нее две руки, а не четыре. До некоторых полок она не дотягивалась, приходилось вставать на ящик. Не было времени выдохнуть. Мелькали лица, деньги, товары. Она бормотала себе под нос только что полученный заказ, потому что через секунду могла забыть, о чем ее попросили. Нужно быстро посчитать деньги, дать сдачу. Не то чтобы у нее плохо с математикой, но к такой ежесекундной многозадачности она была не готова. «Девушка, девушка, девушка…» — звучало непрерывно. У ларька образовалась очередь. «Да че она там копошится?» — возмущались в хвосте очереди. «Да кого они там вообще берут на работу?» И в какой-то момент у Киры закружилась голова. Все вокруг поплыло. Она пыталась разглядеть купюры, монеты, сосчитать в уме, но ничего не выходило. Лица слились в одно большое серое пятно, звуки стали нечеткими и звучащими откуда-то издалека. Слабеющей рукой Кира закрыла окошко, на котором скотчем была приклеена надпись «закрыто», и рухнула на ящик, стоящий рядом.
Она слышала сквозь гул в ушах, как в окошко нетерпеливо барабанили. Пусть барабанят. Плевать. Пусть они все там умрут от жажды, похмелья и никотиновой недостаточности. Пусть подавятся костями вяленого леща. Или копченого. Все равно. Пусть захлебнутся водкой. Кира дрожащими от слабости руками силилась расстегнуть молнию на куртке. Молния не поддавалась. Ее бросило в холодный пот, и на какое-то время она потеряла сознание. * * *
Тофик открыл дверь ларька своим ключом. Где она? Куда подевалась эта пигалица? Он огляделся. Под старым дырявым одеялом на ящике полулежала Кира. Он потормошил ее рукой.
— Bu nədi? [6] На нее посмотри, э-э-э! — возмутился Тофик. — Почему ты лежищ тут, когда там столко народа?
Он сделал шаг и чуть не упал.
— Ай, бала! Рыбу разбросала. Что с тобой? Ты щто, пьяный, щто ли? — Тофик нагнулся над Кирой, пытаясь унюхать запах алкоголя. — Вставай, да-а-а!
В окошко опять забарабанили.
— Щас, да-а, щас! Э-э-э, на них посмотри, какой нэтэрпэливый. Трубы горят, щто ли?
Кира с трудом встала на ноги. Ее пошатывало.
Тофик вгляделся в ее лицо.
— Ты щто принимаещ, девочка? На чем сидищ?
— Я сознание потеряла.
— Что потеряла? — напрягся Тофик.
— Сознание…
Тофик силился понять, что она имеет в виду.
— В голове, щто ли, плохо стало? — он покрутил у виска.
Кира кивнула.
— Ладно. Иди спи давай. — Он сделал жест рукой в сторону двери, что означало «кыш отсюда, малявка, не мешай взрослому человеку делом заниматься», открыл окошко и обратился к нетерпеливому покупателю: — Слущай, дарагой, зачем так стучать, э-э-э? Щто ты хочешь? Бутылька водка, хорощо! Еще что? А-а-а, еще один бутылька водка, очень хорощо. Вот, дорогой, на, э-э-э, на! Вот твои два бутылька, пей на здоровье! 23
Кира пришла домой и, не раздеваясь, завалилась спать. Уже под утро она стянула с себя свитер и шерстяные штаны. Нужно было ехать на первую лекцию, но сил не было совсем, и она снова залезла под одеяло. Прикрыла глаза. Часок еще. Но через минуту оказалось, что прошло уже три часа. Вскочила и, не позавтракав, побежала на автобус. * * *
Языкознание Кира любила. Но лектор вещал так монотонно, что она прикрыла глаза и увидела здорового мужика с татуировкой в виде черепа на плече. Он подошел к ней, сел рядом и, поглаживая ее по голове, стал нараспев читать:
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня направлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси…
«Интересно, — подумала Кира, — на бандюгана похож, а Пастернака наизусть знает». От мужика веяло силой и заботой. Хотелось спрятаться в его огромных ручищах. И голос такой приятный, убаюкивающий. Кира все слушала и ждала, когда же он запнется — она бы тогда его поправила. Но мужик так и пропел до конца без запинки и на последних словах: «Жизнь прожить — не поле перейти» — поцеловал ее в темечко, как целуют детей. Кира подняла голову, чтобы лучше рассмотреть его лицо, но увидела только Наташу.
— Это ты мне сейчас пела?
— Кто пел?
— Пастернака ты пела?
Наташа округлила глаза.
— Бросай ты свою работу. У тебя уже крышняк едет.
— А может, это он? — Кира показала на лектора.
— Не-е, он про Потебню рассказывал. — Наташа полистала свои записи, было видно, что ее что-то беспокоит. — А я вот думаю… прикинь, известный ученый, лингвист и всякое такое, а фамилия — просто белево какое-то. Потебня! Ужас. Мог бы и поменять. Или псевдоним взять.
Кира в этот момент все думала: почему мужик читал ей именно Пастернака? Странный выбор…
— А у второго лингвиста… Погодь… щас найду… а, вот… фамилия Гумбольдт… Ну нормально ваще?
— А чем тебе Гумбольдт не угодил? Фамилия как фамилия.
— Мы «Лолиту» на днях читали.
— Ну?
— А там был Гумберт.
— Ну и?..
— А что, если… — Наташа подняла указательный палец вверх, — лингвист Гумбольдт был прототипом набоковского Гумберта?
— Тема достойна диссертации.
— Вот и мне интересно стало. * * *
— А что там твой ухажер однорукий? — спросила Наташа, когда они с Кирой шли к троллейбусной остановке. Холодный ветер нещадно задувал им в спины. Наташина шуба защищала, как броня, а пальто у Киры надувалось черным парусом.
— Пропал.
— Куда?
— Не знаю. Обиделся, наверное.
— На что?
— Он мне чуть не предложение сделал, а мне, типа, по барабану…
— А тебе, типа, не по барабану?
— Думала, по барабану. А выходит, что нет.
— Не поняла. Ты с ним замутить хочешь?
— Не хочу.
— Правильно. Зачем он тебе нужен?
— Но и больно делать — тоже не хочу.
— Так не бывает. Либо ты больно делаешь. Либо тебе.
— Понимаешь, я дружить хочу. Разговаривать. Родство человеческое ощущать. Не обязательно же всегда помнить, кто мужик, а кто баба. Мы прежде всего люди. А уж потом — все остальное.
— Мужикам твоя дружба на хер не сдалась, — сказала Наташа, бросив окурок в урну. — Вон твой троллейбус едет. Беги!
И Кира побежала. 24
— Прищла? — удивился Тофик.
Он, нагнувшись, расфасовывал ящики с товаром.
— У меня же график, — ответила Кира, развязывая шарф.
— Какой там у тэбэ график-мрафик, не знаю… Сегодня твой голова себя хорощо чувствует? — Тофик покрутил у виска.
Кира кивнула.
— Это хорощо, что хорощо. — Тофик показал на ящики, стоящие в углу: — Смотри, тут еще рыба привезли… вяленый.
«Только не рыбу», — подумала Кира, но улыбнулась Тофику. Рыбой на этом пятачке приторговывал он один и очень гордился своим богатым ассортиментом.
— Смотри, какой хороший, — Тофик вытащил за хвост рыбину из коробки. — Русские любят такой рыба. Забыл название. Сухой такой. Ты любищ?
— С пивом — да, — ответила Кира.
— Ай, бала, ты пиво пьещ? — Тофик покачал головой. — Ты щто, русская, щто ли?
Кира тяжело вздохнула.
Но в этот момент заглянули в окошко. Тофик засуетился и забыл свой вопрос. Кира была этому рада. * * *
Через полчаса дверь за Тофиком закрылась. И она опять осталась одна в этой избушке на курьих ножках. А за окошком — зубастый мир. И нет никакой уверенности, что она доживет до утра. А даже если и доживет, с петухами нечисть не исчезнет, а притаится по углам и будет ждать следующей ночи, чтобы вновь тянуть к ней свои мохнатые когтистые лапы. * * *
