Я исповедуюсь - Кабре Жауме (книги .TXT) 📗
– Чем ты занимаешься? Только скрипкой?
– Да нет! Я поступил в архитектурный.
– Интересно?
– Нет.
– А зачем тогда ты изучаешь архитектуру?
– Я же не говорю, что ее изучаю. Я сказал, что поступил.
– А почему ты ее не изучаешь?
– Это было папино условие. – И он добавил, подражая Бернату: – Чтобы завтра я мог заработать себе на хлеб.
– А тебе что хотелось бы изучать вместо архитектуры?
– Я бы хотел быть школьным учителем.
– Здорово, слушай!
– Да? Вот и скажи это отцу.
– А он против?
– Это недостойно его сына. Он хотел бы, чтобы я был лучшим скрипачом в мире, лучшим архитектором, кем-нибудь еще лучшим в мире. А это невыносимо!
Они замолчали. Адриа сильно сжимал мышь, благо та не могла пищать. Заметив это, он отпустил ее. И глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
– А почему ты ему не скажешь, что хочешь быть учителем?
– Я уже ему говорил.
– И что?
– Учителем? Школьным учителем – ты?! Мой сын – учитель?!
– А что тут такого? Что ты имеешь против учителей?
– Ничего. Почему я должен иметь что-то против? Но почему тебе не стать инженером? Или еще кем-нибудь…
– Я хочу учить детей читать и писать. И считать. Это здорово.
– Я одобряю, – сказала Текла, чтобы подразнить мужа.
– А я – нет, – заявил Бернат, прикладывая салфетку к губам. Потом он положил салфетку на стол и, глядя в пустую тарелку, сказал: – Жизнь учителя тяжела и полна неприятностей. И зарабатывает он мало. – И покачал головой. – Нет, это неудачная идея.
– Но мне это нравится.
– А мне – нет.
– Слушай, учиться Льуренсу, а не тебе. Ведь так?
– Ладно-ладно. Делайте что хотите. Вы всегда в конце концов делаете по-своему…
– Что значит – делаете по-своему? А? – вспыхнула Текла.
– Да ничего…
– Нет уж! Говори! Что же это мы всегда делаем не по-твоему?
В этот момент Льуренс вставал из-за стола, относил пустую тарелку в кухню и отправлялся в свою комнату, где сидел закрывшись, покуда Бернат и Текла выясняли, почему ты сказал, что я всегда делаю по-своему, – это неправда! Сущая неправда! Я – никогда!
– Но ты все-таки пошел на архитектурный? – заметил Адриа.
– Давай сменим тему.
– Ты прав. Ну, что еще я могу сделать на этом компьютере?
– Хочешь попробовать написать текст?
– Нет. Мне кажется, что на сегодня…
– Напиши какую-нибудь фразу, и мы ее сохраним как ценный документ.
– Ладно. Знаешь, из тебя бы вышел хороший учитель.
– Скажи это моему отцу.
Бернат написал: Льуренс Пленса учит меня, как со всем этим обращаться. У кого раньше кончится терпение? У него или у меня? А может быть, у компьютера?
– Ой, слушай, ну прямо роман! Сейчас увидишь, как мы это сохраним, чтобы ты мог снова открыть, когда захочешь.
Адриа, ведомый своим терпеливым Вергилием, шаг за шагом осваивал, как сохранять документы и закрывать папки, чтобы все привести в порядок и выключить компьютер, и тут Льуренс сказал: мне кажется, я уйду из дома.
– Да… Но это такая вещь…
– Ты только не говори отцу, ладно?
– Нет, конечно. Но сначала надо найти куда.
– Будем снимать квартиру.
– Это не так просто, наверно. А как быть со скрипкой, если будешь жить с кем-то?
– А что тут такого?
– Ты ведь будешь им мешать.
– Оставлю ее дома.
– Правда, если ты будешь жить с девушкой…
– У меня нет девушки.
– Ну, это я так…
Льуренс встал, слегка раздраженный. Адриа постарался сгладить свою неловкость:
– Прости. Не мое это дело, есть у тебя девушка или нет.
– Я сказал, что у меня нет девушки.
– Да, да, я понял.
– У меня есть парень.
Адриа помолчал, обескураженный. Его замешательство длилось чуть дольше, чем надо.
– Очень хорошо. А отец знает?
– Еще бы! В этом тоже проблема. Если ты скажешь отцу, что мы с тобой об этом говорили… Он тебя просто убьет.
– Не переживай. И живи так, как ты хочешь. Поверь мне.
Когда Льуренс завершил первый урок компьютерной грамоты с непослушным и малоспособным учеником и стал спускаться по лестнице, Адриа подумал: как легко давать советы чужим детям. И мне безумно захотелось, чтобы у нас был сын, с которым я бы говорил о жизни, как только что с Льуренсом. Что же это мы с Бернатом так мало разговариваем, что я до сих пор ничего не знал о Льуренсе?
Они сидели в столовой, и телефон звонил не переставая. Адриа не сжал от этого надоевшего трезвона голову руками, потому что сидевший перед ним Бернат излагал свои идеи. Чтобы не слышать звонка, Адриа открыл балкон, и в комнату ворвались шум машин, крики детей и бормотание грязных голубей, распускавших перья на балконе этажом выше. Адриа вышел на балкон, Бернат – следом за ним. В столовой, почти в полумраке, на колокольню Санта-Мария де Жерри падали лучи солнца, садившегося за Треспуй.
– Не стоит тебе это устраивать! Ты уже больше десяти лет как состоявшийся музыкант.
– Мне пятьдесят три года. Так что невелика заслуга.
– Но ты играешь в БСО [401].
– Что?
– Ты играешь в БСО, – произнес громче Адриа.
– И что?
– И играешь в квартете Кома, черт возьми!
– Вторую скрипку.
– Вечно ты себя с кем-то сравниваешь.
– Что?
– Вечно ты…
– Давай пойдем в комнату.
Адриа вернулся в столовую, Бернат – следом за ним. Телефон все еще звонил. Они закрыли балконную дверь, и уличная какофония стала едва различима.
– Что ты сказал? – спросил Бернат, несколько обеспокоенный, потому что слышал телефонный звонок.
Адриа подумал: сейчас ты скажешь ему, чтобы он по-другому общался с Льуренсом. Страдает он, страдаете вы все, ведь так?
– Ничего, просто ты всегда себя с кем-то сравниваешь.
– Я так не думаю. Но даже если и сравниваю, что такого?
Твоему сыну плохо. Ты общаешься с ним в том же духе, что и мой отец со мной, а это сущий ад.
– Такое впечатление, что ты не хочешь себе позволить ни крупицы счастья.
– К чему ты клонишь?
– Ну, например, если ты устроишь эту лекцию, то будешь на грани провала. Испортишь настроение себе. Испортишь настроение своим близким. Не нужно делать этого.
– Что мне нужно, а что нет – это мое дело.
– Как хочешь.
– А почему ты считаешь, что это плохая идея?
– Ты рискуешь, что никто не придет.
– Ты – негодяй. – Он посмотрел на поток машин за стеклом. – Слушай, почему ты не подходишь к телефону?
– Потому что говорю с тобой, – соврал Адриа.
Он посмотрел на пейзаж с Санта-Марией де Жерри, но не увидел его. Сел на стул и повернулся к другу. Сейчас я поговорю с ним о Льуренсе, дал он себе слово.
– Ты ведь придешь, если я устрою лекцию? – спросил Бернат, не отступаясь от своих мыслей.
– Да.
– И Текла придет. И Льуренс. Будет уже трое слушателей. Критик – четверо. И ты. Пять. Отлично.
– Не будь ты таким желчным!
– Как у вас с Теклой?
– Не супер, но в общем – ничего.
– Я рад. Как Льуренс?
– Все в порядке. – Он задумался, прежде чем продолжить: – У нас с Теклой этакая нестабильная стабильность.
– Что это значит?
– Уже несколько месяцев она намекает на развод.
– Господи!
– А Льуренс находит тысячу причин, чтобы поменьше быть дома.
– Очень жаль. А у Льуренса-то как дела?
– Я уж почти не дышу, чтобы не поссориться, а Текла упражняется в терпеливости, пропуская мимо ушей то, что ей кажется неприятным. Вот это и называется нестабильная стабильность.
– Как дела у Льуренса?
– Хорошо.
Оба замолчали. Звонок телефона явно раздражал одного лишь Берната.
Сейчас я ему расскажу, что в те дни, когда я встречался с Льуренсом, мне показалось, что он ходит как в воду опущенный. Бернат скажет: это его обычная поза. А я возражу: нет, в этом виноват ты, потому что навязываешь ему жизнь, которой он не хочет. А Бернат сухо ответит: не лезь, куда тебя не просят. А я: не могу не лезть, меня это огорчает. И Бернат, четко выговаривая слова: э-то-не-тво-е-де?ло. Понятно? А я: но он расстроен, он хочет стать учителем. Почему ты не даешь твоему сыну стать, кем он хочет? И Бернат вскочит в бешенстве, как будто собираясь снова отчитать меня за нашу Сториони, и уйдет, ругаясь, и не будет больше никогда со мной разговаривать.
401
БСО – Барселонский симфонический оркестр.