Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред (е книги .txt) 📗

— А как это называется? — спросила Мэри Энн. — Ну, то, что он сейчас слушает?

— О чем вы говорите?

Она не уделила ему ни капли внимания.

— Мисс Рейнольдс, — сказал он, — вы слышали, что я вам говорил?

— Конечно, слышала, — отозвалась она, тщательно вытирая пыль. — Вы сказали, что я должна знать, что мы продаем. Но я не смогу сразу так все выучить… вам придется мне помочь.

— Но хотите ли вы узнать, что на этих пластинках? Вам это интересно?

— Да, интересно.

— Послушайте, что ставит ваш друг, — из будки доносился грохот экспериментальной перкуссии Чавеса. — Можете ли вы сказать, не покривив душой, что вам это нравится? Черт подери, — вспылил он, — да бросьте вы свои тряпки. Не нравится вам эта музыка; она для вас ничего не значит.

— Дичь жуткая, — согласилась Мэри Энн.

— И что же мне с вами делать? Не могу же я заставить вас полюбить ее? — в отчаянии произнес Шиллинг.

Она испытующе посмотрела на него.

— Вам самому–то нравится?

— Нет, — признался он, — меня не интересуют эксперименты с чистым звуком.

— Что же вам тогда нравится?

— Я собираю вокальные записи. Лирические песни, романсы.

— Но продавать можете и это тоже. — Она снова принялась стирать пыль. — И что, вы правда считаете, что музыка — это важно?

— Видите ли, — сказал Шиллинг, — музыка — это моя жизнь.

— Вся ваша жизнь? — она снова остановила на нем проницательный взгляд. — Значит, для вас нет ничего важнее музыки?

— Да, так и есть, — сказал он даже немного воинственно.

Больше вопросов девушка не задавала; она услышала, приняла его слова и сохранила их в каком–то уголке сознания.

— А почему нет? — спросил он, следуя за ней от одной протираемой поверхности к другой.

— Вот и Пол такой же. Иногда мне жаль, что у меня самой нет ничего похожего.

— Почему нет?

Она пожала плечами:

— Наверное, нипочему. Кроме того, что здесь, в этом городе — ну, кто и когда слыхал о том, что вы дали Полу? Он и сам такого никогда не слышал, а ведь он музыкант.

— Поэтому я и приехал, и поселился здесь.

— Здесь живут одни придурки.

— И я придурок, потому что приехал сюда?

— Я имею в виду тех, кто тут вырос, ничего не видел и ничего не знает. Таких, как Джейк Ловет, как Дейв Гордон… и все остальные. Потягивают пивко, шатаются по кондитерским да заправкам. Но вы не такой. Вы видели достаточно, чтобы понять, что вам нужно и что вам нравится. Вы не здешний.

Она перестала протирать пыль и стояла теперь, глубоко задумавшись. Джозеф Шиллинг подошел и уверенно забрал у нее тряпку. Взяв за руку, он подвел ее к прилавку и поставил за него. Она не сопротивлялась.

— А теперь, миссис Рейнольдс, — сказал он, — послушайте, что я вам скажу. Сейчас мы с вами освоим технику продажи грампластинок.

Она кивнула.

— Итак, — он положил конверт на прилавок, — я хочу купить эту пластинку. Я пожилой покупатель. Каков ваш первый шаг?

Мэри Энн взяла пластинку и осмотрела яркую обложку с нарисованными скрипками.

— Что это? — Шевеля губами, она разобрала имя композитора. — Прокофьев.

— Сейчас мы продаем пластинку; к музыке это никакого отношения не имеет. Что надо сделать, когда клиент принес свою покупку к прилавку?

Мэри Энн наклонилась под прилавок и достала пакет для пластинок.

— Нет, — покачал головой Шиллинг, — сперва вы проверяете, не поцарапана ли пластинка. — Он показал ей, как вынимать диск, держа его за края. — Ясно?

Она повторила.

— Что дальше? — спросил он, положив пластинку.

— Теперь я кладу ее в пакет.

— Нет, теперь вы заполняете бланк, где указывается имя и адрес покупателя. — Он презентовал ей механическое перо и показал, как пользоваться машинкой, копирующей бланки. — А вот теперь вы кладете пластинку и бланк в пакет. Наша копия накалывается вот сюда. — Он насадил бумажку на штырь.

Мэри Энн уложила пластинку в пакет, разогнула ручки и, взглянув на Шиллинга, одарила его самой теплой улыбкой, какую он когда–либо видел.

— Спасибо, — сказала она и придвинула пакет через прилавок.

— Что такое? — забормотал он.

По–прежнему улыбаясь, она присела в легчайшем реверансе:

— Спасибо за покупку.

— Пожалуйста, — угрюмо пробурчал Шиллинг.

А она все улыбалась, и улыбка ее была так мила и бесхитростна, что и очаровывала его, и вселяла странную неуверенность.

— Следующий этап, — продолжил он, — это кассовый аппарат. С этим вы справитесь?

— Конечно, — не сразу ответила она.

— Что еще? — ему с трудом удавалось собраться с мыслями. — Вы знаете, где искать цены на пластинки?

— Нет.

Он вынул каталог пластинок «Шванн» и показал на прайс–лист в конце.

— Вот, все они здесь. Пока не выучите, все время сверяйтесь.

— Не желаете приобрести еще одну? — спросила она.

— Нет, — ответил он, — одной вполне достаточно, спасибо.

Она взяла верхнюю пластинку из ближайшей стопки.

— Купите вот эту. — Она прочла название. — «Шуберт. Концерт для фортепьяно в четыре руки». Купите… хорошая пластинка.

— Правда?

— Да, — подтвердила она, — очень приятная.

— Тогда, может, и куплю.

— Хотите, я ее поставлю?

— Пожалуй, — сказал он с некоторым вызовом.

Тут она показала ему язык.

— Сами поставьте; вы уже не маленький.

Шиллинг неуверенно рассмеялся.

— Ну, похоже, вы справитесь.

Резко развернувшись, Мэри Энн пошла за своей тряпкой.

В четыре тридцать из насквозь прокуренной будки показался Пол Нитц, нагруженный пластинками, которые он сложил на прилавок.

— Спасибо, — сказал он Шиллингу.

— Вам понравилось?

— Да, — ответ ил тот, — кое–что.

Шиллинг принялся раскладывать пластинки.

— Приходите в воскресенье. Я буду ставить новые вещи Вирджила Томпсона [125].

Нитц шарил по карманам.

— Я куплю вон ту, сверху.

— Пол, — резко сказала Мэри Энн, — у тебя же нет граммофона.

— Это не имеет значения.

Бросив конверты, которые ей нужно было унести в кладовую, она поспешила к Нитцу и выхватила у него пластинку.

— Нет, так нельзя. Я же знаю, как это будет. Ты будешь сидеть дома и смотреть на нее. А какой прок на нее пялиться?

— Ну ты и командирша, — пробормотал Нитц.

— Я спрячу ее под прилавок, — сказала она, — пойди и купи граммофон, а потом уж возвращайся за своей пластинкой.

Шиллинг стоял и смотрел, как она выпихивает парня на мостовую. Эта сцена казалась ему нереальной, почти сказочной; такого не бывает в магазинах. Это было даже по–своему забавно.

— Ему нужно на работу, — объяснила Мэри Энн, поспешая внутрь, — он играет боп на пианино в «Корольке».

— Из–за вас я не продал пластинку, — произнес Шиллинг, по–прежнему пребывая в некотором замешательстве.

— Послушайте… если бы он купил эту пластинку, он бы сидел дома и тупо на нее пялился. Я–то его знаю, поверьте мне на слово. Больше он никогда не купил бы ни одной пластинки; а теперь, когда он купит граммофон, он будет приходить за ними постоянно.

— Вы либо очень прозорливы, — сказал он, — либо у вас чересчур хорошо подвешен язык. Что выбрать?

Они смотрели друг на друга.

— Вы мне не верите? — спросила она.

Он нехотя улыбнулся:

— Отчасти. Но вы для меня слишком затейливая.

Эта фраза ее как будто заинтриговала.

— Затейливая? В каком смысле?

— Вы, с одной стороны, совсем молодая, неискушенная и наивная, — он внимательно на нее посмотрел, — и в то же время вы очень даже опытная. В чем–то даже беспринципная.

— А, — сказала она, кивая.

— Почему вы передумали? Почему решили прийти ко мне на работу?

— Потому что я устала работать в телефонной компании.

— И все? — не поверил он.

— Нет. Я… — Она запнулась. — Со мной много чего произошло. Тот, на кого я полагалась, подвел меня. Теперь я уже не чувствую того, что прежде — ни к нему, ни вообще.