Когда боги глухи - Козлов Вильям Федорович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– Но я еще не закончил репортаж, – вставил Найденов.
– Тебе не надоело писать эту тягомотину про целинный совхоз? – огорошил босс.
– Надоело… – непроизвольно вырвалось у Игоря Ивановича.
– Придумай что-нибудь другое, – посоветовал босс. – Ты же, черт возьми, родился в этой проклятой стране!
– Есть придумать другое! – по-военному гаркнул в трубку Найденов. – Уже придумал!
– Ну то-то же! – громыхнул коротким хохотком в трубку босс.
Они сидели в маленьком кафе, перед ними две большие кружки с пивом, на тарелках – жареная курица. Бруно заметно постарел, поседел, но фигура была худощавой, на живот и намека нет.
– Приезжает к нам из Ленинграда журналист Вадим Казаков, – без предисловия начал Бруно. – Ты его помнишь? И что он из себя представляет?
Найденов рассказал о встрече с ним на целине, куда тот приезжал с космонавтами. Кажется, Казаков его не узнал, хотя и приглядывался. Все-таки столько лет прошло, ведь они последний раз мальчишками виделись в конце войны. И эта случайная встреча в совхозе!..
– Его отец – советский разведчик Кузнецов, а у него фамилия – Казаков, – отхлебнув светлого пива из кружки, произнес Бруно. – Что это значит?
– Кузнецов, кажется, бросил их, потом мать Вадима вышла замуж за путевого мастера Казакова, его еще в поселке Костылем называли, – вспомнил Найденов. – Зачем он приезжает к нам?
– Хочет встретиться со мной, – обронил Бруно. – Пишет книгу о своем отце, а я – последний, кто видел Кузнецова перед смертью.
– Ты разоблачил Кузнецова? – удивился Игорь Иванович. – Надо же, до Берлина добрался!
Бруно коротко рассказал о своей встрече с советским разведчиком, который передал ему перстень Гельмута…
– И ты ему помог?
– Он натворил тут у нас дел… – неохотно ответил Бруно. – Люди Кальтенбруннера весь Берлин поставили с ног на голову, чтобы его с подпольщиками отыскать. И погиб, как говорится, с музыкой: прихватил на тот свет с десяток гестаповцев, даже одного штандартенфюрера.
– И мой… наш отец его очень опасался, – заметил Найденов. – Еще там, в Андреевке.
– Я тоже тут натерпелся от него страху, – признался Бруно.
– Значит, Вадик писателем заделался… – проговорил Найденов.
– Твой коллега, журналист, – искоса взглянул на него Бруно.
– Я из-за него, гада, и Пашки Абросимова слинял из Андреевки, – сказал Игорь Иванович. – Я ведь был сыном немецкого шпиона, они мне проходу не давали. И мать почем зря шпыняла!
– Жива она?
– А чего ей сделается? На таких, как она, можно воду возить, – усмехнулся Найденов.
– Не очень-то ты почтителен к своей матери!
Игорь пощупал пальцем старый шрам:
– Ее отметина…
– Не хочешь здесь свести с Вадимом Кузнецовым счеты? – вдруг спросил Бруно.
– Каким образом? – опешил Найденов.
– Встретишься с ним – кто знает, как он себя поведет? Вряд ли его можно привлечь на нашу сторону… Но скомпрометировать-то возможно? Надо бы узнать его слабинку: женщины, вино, дефицитные вещи? На что чаще всего клюют иностранцы?
– Вадим ведь мальчишкой был в партизанах. Не трус. Награжден медалью «За отвагу». С ним не так-то просто. Да, наверное, и за рубежом не первый раз, его на дешевку не купишь.
– Не хочется мне с ним встречаться, – хмуро заметил Бруно. – Еще и меня вставит в свою книжку… Хотя что он может знать обо мне?
– Мне бы тоже не хотелось стать героем его романа, – усмехнулся Найденов.
– Он приедет с нашим берлинским журналистом, – сказал Бруно. – Видно, Ваннефельд нажал на все педали, потому что мое начальство порекомендовало повидаться с ними, мол, все равно не отвяжутся.
– И здесь от них покоя нет, – помолчав, произнес Игорь Иванович. – В Африке мы одного любопытного журналиста сбросили в кратер вулкана с вертолета. Стал совать нос куда не следует… Записал на пленку допрос пленного, сам понимаешь, мы там с ними не церемонились: допросим с пристрастием – и пулю в затылок.
– Сначала я хотел взять и тебя на эту дурацкую встречу, – сказал Бруно, – но, поразмыслив, решил, что мы лучше сделаем так: ты «случайно» встретишься с Казаковым, пригласишь землячка в кабак, потом с девочками к себе, а мои люди нынче же в твоей квартире установят электронную аппаратуру… Ну, не мне тебя учить, как его лучше скомпрометировать.
– А если не клюнет? – засомневался Найденов. – Я ведь для него перебежчик, враг. Да он со мной и разговаривать не захочет!
– Он этого не знает, – возразил Бруно. – Ты для него – Шмелев. И потом, о твоем побеге в советской печати не писали.
– Тогда как я объясню ему, почему, я ошиваюсь здесь?
– Об этом мы сейчас и потолкуем, – сказал Бруно.
3
Вадим Федорович медленно брел по неширокому тротуару мимо зеркальных витрин с разнообразными товарами. Ничего не скажешь, в магазинах есть буквально все, чего может пожелать душа. Было тепло, хотя стоял ноябрь. Прохожие одеты в основном в джинсы и нейлоновые куртки самых различных расцветок. У многих парней на ногах несокрушимые бундесверовские башмаки с блестящими застежками, волосы длинные, почти до плеч. Теперь такая мода. Поди отличи сзади – парень это или девушка. Все длинные, плечистые, узкобедрые, да и походка одинаковая. Или современные парни стали женственнее, или девушки мужественнее. На деревьях в скверах еще держались пожелтевшие листья. В сверкающих широких витринах отражались проносящиеся мимо автомашины, разноцветные, блестящие зеркальным стеклом и хромированной отделкой, шикарные автобусы. Бросалась в глаза некая небрежность в одежде и поведении прохожих: разговаривали и смеялись громко, девушки непринужденно обнимались и целовались с парнями у всех на глазах. Лотошники, не обращая ни на кого внимания, спокойно занимались своим делом: жарили на жаровнях аппетитные колбаски, раскладывали на столиках товары. В тупике между двумя высокими зданиями художники прямо на асфальте расставили свои мольберты. Бородатый верзила вместо кисти вооружился пульверизатором с баллончиком и выводил на серой стене очертания кита.
Казаков присел на скамью напротив гостиницы, где у него был номер на одиннадцатом этаже, задумался. Честно говоря, его поездку в ФРГ нельзя считать удачной: Бруно фон Бохов был с ним весьма любезен, пригласил к себе на виллу, угостил отличным ужином. Позже Курт Ваннефельд заметил, что для истинного немца Бохов, пожалуй, слишком уж щедр! У немцев как? Кто-либо попросил у знакомого человека сигарету и тут же за нее протягивает мелочь. И так во всем: ты – мне, я – тебе.
– Это вы, русские, – широкие натуры, готовы для гостя все лучшее на стол выставить, а европейцы лишнюю копейку на ветер не выбросят, – смеялся Курт.
Ничего нового Бруно фон Бохов не сообщил Казакову. С русским разведчиком Кузнецовым он встречался всего один раз, получил от него перстень и письмо от Гельмута, мог, конечно, его задержать, но не сделал этого, понимал, что тогда брату в плену туго придется. Кузнецов исчез с его горизонта, а в скором времени в Берлине стала активно действовать подпольная группа, за которой охотились десятки гестаповцев и эсэсовцев. Когда подпольную квартиру окружили, русский разведчик взорвал себя и своих преследователей. Больше Бруно ничего не известно.
Мало чем помог и журналист Курт Ваннефельд: в сохранившихся архивах гестапо фамилия русского разведчика не значится. Ведь фашисты много бумаг перед капитуляцией успели куда-то вывезти, а часть уничтожить. До сих пор разыскивают спрятанную документацию.
Пожалуй, лишь Гельмут порадовал Казакова, он вспомнил свои беседы с Иваном Васильевичем – это был бесстрашный человек с ясной головой и железной волей, умел убеждать в своей правоте… На вопрос Вадима Федоровича, мог ли Бруно выдать его гестапо, Гельмут ответил отрицательно: дескать, с какой стати было брату выдавать его Кальтенбруннеру, когда он мог сам заполучить его? Причем наверняка за разоблачение русского разведчика в чине полковника получил бы в абвере повышение по службе. И потом ради него, Гельмута, он не сделал бы этого. Брат всегда трезво оценивал обстановку и знал, что дни третьего рейха сочтены. Нет, он не мог выдать Кузнецова.
