Тени исчезают в полдень - Иванов Анатолий Степанович (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Вот видишь, сынок… – укоризненно говорила мать, собираясь начать какой-нибудь разговор.
Но он обычно прерывал ее:
– Хватит, мама! Сам не маленький уж, понимаю…
Что он понимал, Степанида так и не могла уразуметь. И все чаще беспокоили ее невеселые думы: не напрасно ли она потратила столько сил на Митьку, не впустую ли?..
Подошло время идти Митьке в армию. Степанида проводила его с той же беспокойной мыслью – не впустую ли?
Из армии Митька вернулся бугай бугаем – рослый, плотный, чубатый. Спорол погоны с танкистскими эмблемами, стал работать трактористом. Степанида внимательно наблюдала за сыном, но теперь боялась почему-то давать ему какие-либо советы.
А Митька принялся ухлестывать за колхозными девчатами. И вроде никому не отдавал предпочтения, бродил по деревне сразу со всеми, как петух с беспокойной стаей куриц. Только Ирины Шатровой никогда не было в этой стае. Степанида почему-то заметила это. Может, потому, что ей казалось: Митька, встречая иногда внучку старика Анисима, поглядывает на нее приценивающимся взглядом. «Ну и пусть, – думала она. – Девчушка, по всему видать, не сплошает в жизни. Сейчас, правда, пустяками занимается, цветочки под окнами садит… Да ничего, подрастет – поумнеет. И Захар, кажется, в любимчиках держит ее. Он откроет ей дорогу в жизнь…»
Но совершенно неожиданно все ее надежды испарились в одну секунду, как испаряется дождевая капля, упавшая в жаркий костер. Однажды, возвращаясь поздним вечером с поля, она услышала в придорожных кустах какой-то шорох. Сперва Степанида испугалась. Мало ли чего… Ночь темная, оборванцы-нищие в деревню захаживают… И потом обомлела вся, но уже не от страха, а от чего-то другого.
– Митя, Митенька… – прохныкал в кустах голосишко Зинки Никулиной. – Что же дальше-то будет? Ведь беременная я…
– Тихо ты! – прикрикнул Митька. – Идет по дороге кто-то…
Степанида прошла мимо как пьяная… «Вот тебе и Зинка-тихоня! Ох она, сучка тонконогая!» – думала Степанида, ощущая желание вернуться, схватить ее за волосы, вытащить на дорогу и растоптать в лепешку, растереть…
Несколько дней она бросала на Митьку гневные взгляды. Но Митька не замечал их, был по-прежнему весел и беспечен. Тогда она не вытерпела и спросила:
– На Зинке-то… жениться, что ли, думаешь?
Митька вздрогнул, залился краской.
– Ты… откуда знаешь… про Зинку?
– От матери что скроется?
Митька опустил голову, отвернулся. Чувствуя, что мать ждет ответа, промолвил:
– Да нет, не собираюсь. Не тот товар.
Заходило сердце у Степаниды от неуемной радости. Не напрасно, не впустую истратила она столько сил на воспитание сына. Вместе с молоком, вместе с ласками сумела она таки передать ему что-то свое, затаенное. Пусть не в такой мере, как хотелось, но сумела, сумела…
– Сыночек! – воскликнула она. – Это правильно ты. Всякая девка для своего жениха родится. А ты свою не отыскал еще, не отыскал… Такую ли тебе надо! Они, Никулины-то, вечно щи лаптем хлебали…
– Ну, понесла… – недовольно буркнул Митька.
– Может, помочь тебе… распутаться с Зинкой? – не помня себя от радости, спросила Степанида.
– Сам уж я как-нибудь!..
– Ничего, я помогу, помогу! Тихонечко, незаметно. Уж я позабочусь, чтоб… сама убралась из деревни да никогда не вернулась.
– А не много ли, мать, не много ли берешь на себя? – недоверчиво спросил Митька. – Как это убралась, да еще сама?
– Я приметила – стыдливая она. Это хорошо.
– При чем тут ее стыдливость?
– Не захочет сгореть от стыда – уедет.
– Ну?
– Да, Митенька! – ласково воскликнула Степанида. – Чего допытываешься, все равно это тебе не шибко понятно будет. Да и зачем оно тебе, такое понятие? Ты только не печалься. Ни об Зинке, ни об… ее дите. А чей он, кто знает?! Мужиков полна деревня! А Зинка еще по бригадам ездит, книжки развозит… Я так сделаю, что, ежели сама признается, чей ребенок, – не поверят ей…
– Да ну тебя, мать. Придумает тоже. Ничего не надо, – сказал Митька. Сказал, однако, вяло, нерешительно и торопливо, чтоб закончить неприятный для него разговор.
А Степанида, встретив как-то Устина, оглянулась, нет ли кого поблизости, проговорила:
– Устин, помоги в беде. Век благодарить буду…
– Что за беда такая стряслась? – глянул Устин на Степаниду черным глазом.
– Будто уж и не знаешь! Я толковала с Пистимеей, она обещала с тобой поговорить… Для того ли воспитывала сына? Ночей не спала, ветру дунуть не давала… Для этой ли чумазой Зинки такого парня вырастила?
– Та-ак! – И Устин крякнул. – Спарились уж, что ли, голубки? Не замечал.
– И я не замечала. И я… Зашло у них недалеко вроде. Так ведь долго ли? А чем глубже, тем оно туже будет…
– А почему, если спросить… ко мне ты? Я-то что, силой их разведу? Что я смогу тут?
– Устин, – задышала беспокойно Степанида, – уж я догадываюсь, чего ты можешь, чего нет. И Пистимея обещала потолковать с тобой, попросить, чтобы побыстрей ты… А ты… время идет, а ты ничего такого…
– Да что я должен делать? – прямо и насмешливо спросил Устин.
– Зачем уж эдакие вопросы? – отвела Стешка глаза в сторону. – Мы обо всем ведь с Пистимеей обговорили, все прикинули. Стыдливая она, Зинка, молоденькая. Не выдержит, уедет. Далеко если, то хорошо. А недалече – так Пистимея, дай ей Бог здоровья, обещала подумать об Зинке дальше. Чего уж… Bee ведь знаешь.
– Ничего я не знаю, – холодно ответил Устин. – Ступай, а то приметит еще Фролка. А Митьку сама держи.
Степанида так и не поняла, что это значит – отказ или обещание в помощи. Держать сына, однако, надобности не было. Вечерами он уходил из дому все реже и реже, а потом вообще перестал бывать на гулянках.
Несколько раз Степаниде попадалась на глаза растерянная, с припухшими веками Зинка. Она бросала на нее странные взгляды, будто собиралась подбежать, уткнуться в плечо и зарыдать. На всякий случай Степанида поднимала на Зинку холодные, осуждающие глаза и проходила мимо. Проходила и думала: «Перетянула, видать, пузо-то. Ишь, не заметно ничего…»
Потом младшая дочка Антипа Никулина уехала из деревни. Все говорили – от стыда за отца дочери съехали из родительского дома. «Клашка, может, и из-за отца, – думала Степанида, – а Зинка-то знаю из-за чего, от какого стыда…»
Вскоре после этого, встретив Устина без людей, Степанида сказал:
– Вот уж спасибо тебе! Вот уж спасибо!
– Здорово живешь! – небрежно промолвил Морозов. – За что это?
– Да уж догадываюсь. Догадываюсь маленько…
Морозов пошевелил бровями, вздохнул. И, помолчав, сказал куда-то в сторону:
– Сообразительная, говорю, баба ты. Пропадешь вот зазря.
– Зазря, это верно ты… – начала было Степанида.
Но Устин опять двинул бровями:
– Ну!.. По совести, ей-богу, не знаю, за что благодаришь.
И пошел своей дорогой, не оглядываясь.
Митька же после отъезда Зинки из деревни снова стал похаживать вечерами на гулянья, пропадал иногда до утра. О Зинке он вроде сразу же забыл, будто и не было в его жизни этой девчонки. И ни одним словом не поинтересовался у матери, с ее или без ее помощи уехала в Озерки дочка Антипа. Степаниду это обижало даже немного. Но вся она теперь была переполнена новым беспокойством – как бы опять не спарился с кем Митька… И однажды, не вытерпев, сказала:
– Митенька… Раз Бог пронес, так чтобы снова… Я к тому это…
И тут Митька взорвался, точно бочка с порохом, в которую бросили горячую спичку:
– Т-ты, мать! Чего ты лезешь всегда мне в душу?! Что Бог пронес? А может, лучше было бы, кабы не пронес он?! Кто у тебя просил этой… такой помощи?
– Сыночек, сыночек! – обиженно воскликнула Степанида. – При чем я-то здесь? Ведь сам ты отодвигаться начал, бегать от нее…
– Я, может, побегал бы, да образумился?
– Чего говоришь-то? Чего говоришь? Подумай!..
Митька, наверное, в самом деле подумал, стих, замолчал. Степанида подождала немного, качнула укоризненно головой:
– С матерью-то ты как, Митенька… Я тебя в себе носила, качала-пеленала, с ложки кормила…
