Источник - Рэнд Айн (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
— Извини, Питер. Я надену его в следующий раз, — ответила Доминик.
— Это был чудесный вечер. Тебе было интересно?
— Мне всегда интересно.
— Мне тоже… только… О Господи, хочешь узнать правду?
— Нет.
— Доминик, я смертельно скучал. Винсент Ноултон — страшная зануда. Чёртов сноб. Не переношу его. — И осторожно прибавил: — Но ведь я этого не показал?
— Нет. Ты очень хорошо себя вёл. Смеялся всем его шуткам — даже когда никто не смеялся.
— А, ты заметила? Это всегда срабатывает.
— Да, я заметила.
— Ты считаешь, что не следовало этого делать?
— Я этого не говорила.
— Ты считаешь, что это… низко?
— Я ничего не считаю низким.
Он глубже забился в кресло, подбородок при этом неудобно прижался к груди, но ему не хотелось двигаться. В камине горел огонь. Он выключил всё освещение, кроме лампы с жёлтым шёлковым абажуром. Но это не принесло внутреннего успокоения, лишь придало помещению нежилой вид пустой квартиры с отключённым освещением и водой. Доминик сидела в другом конце комнаты, её стройное тело послушно приняло очертания стула с прямой спинкой; поза не казалась напряжённой, скорее неудобной. Они были одни, но она сидела как леди, выполняющая общественные обязанности, как прекрасно одетый манекен в витрине расположенного на оживлённом перекрёстке магазина.
Они вернулись с чаепития в доме Винсента Ноултона, молодого преуспевающего светского льва, нового приятеля Питера Китинга. Они спокойно поужинали вдвоём, и теперь у них был свободный вечер. Никаких светских обязанностей до завтра не предвиделось.
— Наверно, не стоило смеяться над теософией, разговаривая с миссис Марш, — произнёс он. — Она в неё верит.
— Извини, я буду осторожнее.
Он ждал, когда она выберет предмет для разговора. Она молчала. Он вдруг подумал, что она никогда не заговаривала с ним первой — за все двадцать месяцев их супружеской жизни. Он сказал себе, что это смешно и невозможно; он попытался вызвать в памяти хоть один случай, когда она обратилась бы к нему. Конечно же, обращалась; он вспомнил, как она спросила: «Когда ты сегодня вернёшься?» и «Хочешь ли ты включить Диксонов в список гостей во вторник?» — и многое другое вроде этого.
Он посмотрел на неё. Она не выглядела скучающей или не желающей замечать его. Вот она сидит, бодрая и внимательная, как будто быть с ним — всё, что ей нужно; она не принялась за книгу, не углубилась в собственные мысли. Она смотрит прямо на него, не мимо него, как бы ожидая, когда он заговорит. Она всегда смотрела прямо на него, как сейчас; только сегодня он задумался над тем, нравится ли ему это. Нет, пожалуй, не совсем, это не позволяло увильнуть в сторону ни тому, ни другому.
— Я только что закончил «Доблестный камень в мочевом пузыре», — начал он. — Прекрасная книга. Создание искрящегося гения, злой дух, обливающийся слезами, клоун с золотым сердцем, водрузившийся на миг на трон Господа Бога.
— Я читала эту рецензию в воскресном номере «Знамени».
— Я читал саму книгу. Ты же знаешь.
— Как мило с твоей стороны.
— Угу? — Он услышал одобрение в её голосе и был польщён.
— Очень любезно по отношению к автору. Я уверена, что ей нравятся люди, которые читают её книги. Очень мило, что ты потратил на неё время, заранее зная, что должен думать о книге.
— Я не знал. Но оказалось, что я согласен с автором статьи.
— В «Знамени» работают настоящие профессионалы.
— Это верно. Конечно. Так что ничего страшного, если я с ними согласен.
— Конечно, ничего. Я всегда соглашаюсь.
— С кем?
— Со всеми.
— Ты смеёшься надо мной, Доминик?
— Разве ты дал повод?
— Нет. Не вижу, каким образом. Нет, конечно, не давал.
— Тогда я не смеюсь.
Китинг помолчал. Он услышал проезжавший внизу по улице грузовик, эти звуки заполнили несколько секунд, а когда они смолкли, заговорил вновь:
— Доминик, мне хочется знать, что ты думаешь.
— О чём?
— О… о… — Он поискал что-нибудь позначительнее и закончил: — О Винсенте Ноултоне.
— Я считаю, он человек вполне достойный того, чтобы целовать его зад.
— Ради Бога, Доминик!
— Извини. Скверный английский и скверные манеры. Это, конечно, не так. Ну что ж, скажем так: Винсент Ноултон — человек, с которым приятно поддерживать знакомство. Старые семьи заслуживают того, чтобы к ним относились с большим почтением, и мы должны проявлять терпимость к мнениям других, потому что терпимость — одна из величайших добродетелей, и было бы нечестным навязывать своё мнение о Винсенте Ноултоне, а если ты дашь ему понять, что он тебе нравится, он будет рад помочь тебе, потому что он очень милый человек.
— Ну вот, теперь это на что-то похоже, — сказал Китинг. Он чувствовал себя как дома в привычном стиле разговора. — Я полагаю, что терпимость — вещь очень важная, потому что… — Он помолчал. И закончил без всякого выражения: — Ты сказала точно то же самое, что и раньше.
— Так ты заметил, — сказала она. Она произнесла это равнодушно, просто как факт. В её голосе не было иронии, хотя ему этого хотелось бы, ведь ирония подтверждала бы признание его личности, желание уязвить его. Но в её голосе никогда не было личных ноток, связанных с ним, — за все двадцать месяцев.
Он посмотрел на огонь в камине. Вот что делает человека счастливым — сидеть и мечтательно смотреть на огонь — у своего собственного камина, в своём собственном доме; это было то, о чём он всегда слышал и читал. Он смотрел, не мигая, на пламя, стараясь проникнуться установленной истиной. «Пройдёт ещё минута этого покоя, и я почувствую себя счастливым», — подумал он, сосредоточиваясь. Но ничего не произошло.
Он подумал о том, как убедительно мог бы описать эту сцену друзьям, заставив их позавидовать полноте его счастья. Почему же он не мог убедить в этом себя? У него было всё, чего он когда-либо желал. Он хотел главенствовать — и вот уже целый год являлся непререкаемым авторитетом в своей профессии. Он хотел славы — и у него уже накопилось пять толстенных томов посвящённых ему публикаций. Он хотел богатства — и у него уже достаточно денег, чтобы обеспечить себе жизнь в роскоши. Сколько людей боролось и страдало, чтобы добиться того, чего он уже достиг? Сколькие мечтали, истекали кровью и погибали, так ничего и не достигнув? «Питер Китинг — самый счастливый парень на свете». Сколько раз он слышал это?
Последний год был лучшим в его жизни. К тому, чем владел, он прибавил невозможное — Доминик Франкон. Было так приятно небрежно рассмеяться, когда друзья повторяли: «Питер, как это тебе удалось?» Было настоящим наслаждением, представляя её, легко бросить «моя супруга» и увидеть глупый, безотчётный блеск зависти в глазах. Однажды на большом приёме какой-то подвыпивший элегантный тип, подмигнув, спросил его, не в силах скрыть своих намерений:
— Послушай, ты не знаком с той роскошной женщиной?
— Немного, — с удовлетворением ответил Питер, — это моя жена.
Он часто благодарно повторял себе, что их брак оказался намного удачнее, чем он предполагал. Доминик стала идеальной женой. Она полностью посвятила себя его интересам: делала всё, чтобы нравиться его клиентам, развлекала его друзей, вела его хозяйство. Она ничего не изменила в его упорядоченной жизни: ни рабочего расписания, ни меню, даже обстановки. Она ничего не принесла с собой — только свою одежду; она не прибавила ни единой книги, даже пепельницы. Когда он высказывал своё мнение о чём-либо, она не спорила, она соглашалась с ним. Она охотно, как будто так и должно быть, растворилась в его заботах.
Он ожидал смерча, который поднимет его на воздух и разобьёт о неведомые скалы. И не обнаружил даже ручейка, впадающего в мирные воды его жизни. Словно кто-то пришёл и спокойно опустился в её плавно текущие воды; нет, это было даже не плавание — действие активное и требующее усилий, а следование за ним по течению. Если бы ему была дана власть определять, как должна вести себя Доминик после свадьбы, он бы потребовал, чтобы она вела себя так, как сейчас.
