Правила Дома сидра - Irving John (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
– Она пришла сюда своими ногами, – сказал он сестре Каролине, – а я ведь все-таки еще врач.
– Вот и будьте им. Не распускайте нюни.
– Я уже очень стар. Врач помоложе, попроворнее, возможно, И спас бы ее.
– Если вы действительно так думаете, тогда вы и правда очень стары, – отрезала сестра Каролина. – Вы неадекватно воспринимаете происходящее.
– Неадекватно, – сказал д-р Кедр и удалился в провизорскую.
Он всегда страдал, если не удавалось спасти пациентку; но ведь эта пациентка явилась в приют в безнадежном состоянии. Сестра Каролина ни на миг в том не сомневалась,
– Раз он винит себя в ее смерти, – сказала она сестре Анджеле, – надо срочно искать ему замену. Значит, он и правда очень стар.
– Не то что он уже ничего не может. Как профессионал, он по-прежнему может все. Плохо то, что он начал в себе сомневаться, – согласилась сестра Анджела.
Сестра Эдна воздержалась от замечании. Она подошла к двери провизорской и, стоя там, тихонько повторяла:
– Нет, ты не стар. Ты все-все можешь. Ты совсем-совсем не стар.
Но Уилбур Кедр не слышал ее; отдавшись во власть эфира, он был сейчас далеко, в Бирме; видел ее так явственно, как временами Уолли. Одного он не представлял себе, несмотря на эфир, какой там палящий зной. Тень под священными деревьями обманчива, даже она не дает прохлады в те часы дня, которые бирманцы называют «часами покоя ног». Кедр видел миссионера д-ра Бука, как он ходит от хижины к хижине, спасает от кровавого поноса детей.
Уолли мог бы снабдить эфирные грезы Кедра впечатляющими подробностями: по горе, усеянной бамбуковыми листьями, очень трудно лезть вверх, такие они скользкие. А циновки, на которых бирманцы спят, никогда не просыхают от пота. В Бирме, запечатлелось в памяти Уолли, местные власти либо отравлены ненавистью к англичанам, либо одержимы страстью подражать им. Как-то его несли через длинную, широкую площадку, заросшую сорняками и загаженную свиньями; при англичанах это был теннисный корт. Теперь из теннисной сетки местный голова спроворил гамак, а самый корт превратили в загон для свиней по причине высокой ограды, когда-то мешавшей мячам улетать в джунгли, а сейчас лишавшей леопарда знатного обеда. На той остановке мочу Уолли спускал сам голова – добродушный круглолицый человек с терпеливыми уверенными пальцами; он действовал с помощью длинной серебряной соломинки для коктейлей – тоже наследство англичан. Голова плохо понимал по-английски, но Уолли все-таки втолковал ему, для чего служат эти тонкие серебряные трубочки.
– Инглись осень глупи, – сказал бирманский джентльмен.
– Да, наверное, – согласился Уолли. Он не очень кривил душой, среди немногих знакомых ему англичан два-три казались ему слегка с приветом. Впрочем, кто стал бы возражать собеседнику, который опорожняет тебе мочевой пузырь.
Серебряная соломинка – не лучший заменитель катетеру, которому положено хоть немного гнуться; конец ее украшал геральдический герб, увенчанный строгим ликом королевы Виктории (на сей раз серебряная королева взирала на такое применение изящной вещицы, которое живую повергло бы в шок).
– Только инглись пьет вино трубоськой, – хихикнул бирманец. Катетер он смачивал своей слюной.
Уолли на это сквозь слезы рассмеялся.
У маленьких пациентов д-ра Бука, страдающих поносом, было и задержание мочи, но у Фаззи был отличный катетер, и он идеально справлялся с маленькими пенисами. Д-р Кедр, странствуя над Бирмой, воочию убедился: д-р Фаззи Бук – гениальный врач, не знающий поражений в единоборстве со смертью.
Сестра Каролина понимала, как неудачно совпала смерть пациентки д-ра Кедра с посланными в совет разоблачениями, и решила безотлагательно написать Гомеру. И пока д-р Кедр «отдыхал» в провизорской, она яростно отстучала на машинке в кабинете сестры Анджелы коротенькое негодующее послание.
«Не будьте ханжой, – писала она. – Надеюсь, вы помните как страстно уговаривали меня уйти из кейп-кеннетской больницы Вы говорили, что в Сент-Облаке я нужнее, и вы были правы. А что, ваша помощь здесь не нужна? Нужна. И именно сейчас. Яблоки и без вас соберут. А вот кто, кроме вас, заменит его в Сент-Облаке? Совет попечителей пришлет какого-нибудь осторожного законопослушного врача, трусливую душонку, каких теперь много развелось. Такие делают, что им велят, а пользы от них никакой. Один вред».
И она тут же поспешила к поезду отправить письмо, а заодно уведомить начальника станции, что в приютской больнице мертвое тело и надо срочно звонить в разные инстанции. Станционный начальник когда-то давно сподобился «лицезреть» в больнице два тела – своего бывшего шефа, раскроенного анатомическими щипцами, и вскрытого Гомером младенца из Порогов-на-третьей-миле, который был зарезан в утробе матери. Бедняга до сих пор не мог думать о них без содрогания.
– Мертвое тело? – переспросил начальник станции. И вцепился руками в столик, на котором стоял подаренный телевизор. На его экране бесперечь мельтешили расплывчатые образы, то исчезая совсем, то ослепляя яркостью; но он был готов смотреть все подряд, лишь бы ему не блазнила та давняя чертовщина.
– Женщина, которая не хотела иметь ребенка, – пояснила сестра Каролина. – Пыталась выпотрошить себя и умерла. Она попала к нам слишком поздно. Уже ничего нельзя было сделать.
Начальник станции ничего не ответил, судорожно держался за стол и не отрывал глаз от пляшущих зигзагов на экране, точно стол был алтарь, а телевизор – некое божество, хранящее его от ужасов, к которым причастна сестра Каролина: он так ни разу и не перевел на нее взгляд.
Варвара? Вероника? Виола? Вирджиния? Анджел поправил на голове бейсболку: утро было прохладное, но он опять решил пойти без рубашки. Дагмара? Дейзи? Долорес? Дотти?
– Куда это ты отправился в моей бейсболке? – спросила его Кенди, убирая со стола после завтрака.
– Это моя бейсболка, – бросил через плечо Анджел, выходя из дома.
– Любовь слепа, – сказал Уолли, отъезжая от стола. «Кого он имел в виду, меня или Анджела?» – подумала Кенди. Гомера и Уолли беспокоила щенячья влюбленность Анджела в Роз Роз; всего-навсего щенячья, заметила Кенди, ничего больше. У Роз Роз есть опыт, и она не станет соблазнять мальчишку. Дело не в этом, возразил Гомер. Кенди полагала, что в мизинчике Роз Роз больше опыта, чем… Но и не в этом, сказал Уолли.
– Уж не в том ли, что она темнокожая? – спросила Кенди.
– Дело в мистере Розе, – сказал Уолли.
И с языка Гомера чуть опять не сорвалось любимое «точно». Да, подумала Кенди, мужчины всегда все держат под своим контролем.
Гомер отправился в контору. Среди утренней почты было письмо от д-ра Кедра, но он даже не взглянул на пакеты с корреспонденцией, этим занимался Уолли, к тому же приехали сезонники. Сбор яблок начнется, как только будут закончены последние приготовления. Гомер посмотрел в окно – сын без рубашки, а утро прохладное. Анджел разговаривал с Толстухой Дот.
– Надень рубашку, довольно прохладно! – открыв дверь, крикнул ему Гомер.
Но Анджел уже спешил к амбару за яблочным павильоном.
– Надо прогреть мотор у трактора, – откликнулся он на ходу. – Тебя самого надо прогреть, – сказал Гомер.
Но сыну и правда было жарко. «Ева? Елена? Елизавета?» – мысленно перебирал он имена и, ничего не видя перед собой, столкнулся с Верноном Линчем, который зло посмотрел на него поверх чашки горячего кофе.
– Смотри, куда прешь, – процедил сквозь зубы Вернон Линч.
– Жанна! – не мог остановиться Анджел. – Жоржетта! Жульетта!
– Жопа, – рявкнул Вернон.
– Ты сам, Вернон, жопа, – обругала его Толстуха Дот.
– Господи, как я люблю яблочную страду, – говорил Уолли, колеся по кухне, пока Кенди мыла посуду. – Мое любимое время года.
– И мое, – улыбнулась Кенди, а сама подумала: «Жить мне осталось шесть недель».
Повар Котелок опять приехал в этом году. Кенди спешила, надо свозить его в магазин за продуктами. Вернулся и Персик, которого они не видели несколько лет; Персиком его звали потому, что подбородок у него был голый, как колено, борода вообще не росла. Опять появился Глина, которого тоже давно не было. Однажды ночью его сильно порезали в доме сидра, Гомер возил Глину в кейп-кеннетскую больницу, там ему наложили сто двадцать три шва.
