Бесы пустыни - Аль-Куни Ибрагим (книги без сокращений txt) 📗
Идбани — вот что навело ее на мысль обратиться к священному горному барану на скале Матхандоша.
Он не мучил ее за то, что она пошла против Сахары без ребенка. Ее не ранил мрачный взор ее мужа, в котором сквозило отчаяние, за то, что женщина бесплодна, однако хуже всего было то, что она перестала видеть в себе женщину. Да, она перестала ощущать себя женщиной. И нет во всей Сахаре твари несчастнее, чем женщина, не чувствующая себя женщиной. А женщина не будет женщиной, если не станет роженицей, продолжательницей рода. Но и этого недостаточно — надо чтобы она родила сына от своего законного мужа. И когда она отправилась к подвешенному на скале почтенному горному барану, она молила его о том, чтобы он подарил ей мальчика. Только особи мужского пола могут быть свидетельствами женственности в Сахаре. После советов могильников идбани она изобрела хитрость. Сказала мужу, что дала обет святому в вади Махандоша и желает исполнить обещанное. Он спустился с ней к началу вади. Поутру вышел за верблюдами, а она направилась к скале. Рыдала у подножия скалы, у ног барана, и молила о милости, о семени жизни, чтоб даровал ей детей, чтобы сжалился и подарил ей младенца.
Она торжественно обещала ему верблюдицу.
Прождала несколько недель. Ничего не изменилось. Она вернулась к скале, упала на колени перед бараном. Дала обет принести ему еще одну верблюдицу. Все продолжалось в том же духе, пока она не обнаружила, что дала обет уже на семь верблюдиц. Одной темной ночью навестил ее посланец предков, она видела его еще, когда избрала себе изголовьем старый могильник. Он сказал, что горный баран в верблюдицах не нуждается, однако подарит ей младенца, если она завещает его ему. Она вскочила в ужасе, потом рыдала до утра. Прошли целые дни стенаний. Она качалась с бурдюком, делая вид, что сбивает молоко, в то время как лились рекой слезы в безмолвии. Потом… Потом ее навестил сам великий горный баран. Она никогда не забудет его фигуры, гордого стана, устрашающего взгляда. Как не забудет и того, что он возвестил ей, сказав: «Нет бытия, кроме как в щедрости, а в дарении — таинство жизни. Утрату несет лишь тот, кто скупится дарить». Она заплакала и взмолилась: «Но какой же мне прок будет в том, если приму его, чтобы отдать?»
Он ответил: «Что дается рукой, даруется в руку другую. Все, что обет забрал, принадлежит тому, кто даровал». Она сказала в ответ: «Но это же ребенок. Часть плоти моей». Он возвысил свой голос: «Что есть ребенок, как не кукла. Куклу лучше всего дарить». Она зарыдала: «Нет жизни женщине без семени. Нет жизни жене без ребенка». Он посуровел в ответ: «Это не отрицает того, что он — куколка. Счастлива та женщина, что щедро жертвует куколку в дар богам!» Она разрыдалась во весь голос. Муж проснулся. Баран исчез.
Они покинули Матхандош.
В Тедрарте они провели еще несколько месяцев. Она думала дни напролет, не спала ночами. Сказала себе, что уйдет он в любом случае. Если не возьмут его себе боги, которые его же даруют, так заберет его в конце концов земля. А если он будет завещанной горному барану собственностью, так это — меньшее из зол, лучше чем, если бы повергся он во прах. Она опять отправилась к могильнику идбани и оповестила посланника предков о том, что принимает предложение.
Через несколько недель она понесла.
Мучилась сильно во время беременности и родов, однако красота бренной жизни возместила ей все боли, заставила забыть о пророчестве. Он приводил ее в восторг, возродил в ней душу, достоинство женщины, уважение к женщине-матери. Эта куколка вернула ей веру в самое себя, она расслабилась, забыла о данном обете. Она назвала его Удад в честь великого горного барана (на языке туарегов), однако все ее счастье от младенца и ликование им стерли в ее памяти символ, которым она когда-то хотела пометить рожденного — в честь горного барана, перед которым она заискивала ради рождения сына. Она забыла об обещании, но горный баран не забыл. Он подрастал, гонялся за козлятами на пастбище и вернулся оттуда с вестью, что напомнила ей о торжественно данном обете. Он отловил маленького горного ягненка, принес его домой с твердым решением воспитать. А она, едва завидев ягненка, почувствовала всем сердцем неладное. Она увидела в этом дурное предзнаменование и плакала тайком. Ягненок резвился у него на руках, их обоих связала искренняя дружба. Через несколько месяцев, влажным зимним утром, ягненок сбежал. Вернулся к себе в горы, соединился со стадом горных баранов. Удад несколько дней оплакивал утрату. Он потерял аппетит, не принимал ни еды, ни питья — все смотрел задумчиво на вершины. Тоска закралась надолго, а ей тоже завладело смутное чувство. В бегстве ягненка она уловила знак горного барана-отца. Горный отец-баран хотел известить ее о близившемся возмещении. Неужто он желает так скоро вернуть себе «свою собственность»? Неужто в этом знамении известие о конце всего счастья? Неужто ее куколка уплывет у нее из рук?
Ожидание не было долгим. Удад начал пропадать на пастбищах. Когда они вместе с мужем заинтересовались долгим его отсутствием, обнаружили, что мальчик бросил баранов и коз на равнине и лазает по горам в поисках исчезнувшего ягненка. Она не могла удержать его от лазанья по горам, как не смогла убедить его в том, что все поиски ягненка — напрасны, потому что тот влился в стадо, вырос, стал настоящим горным бараном, которого просто невозможно отличить от других. Однако запреты только множили его упорство, усиливали страсть вернуть любимого ягненка. Он избрал своим уделом скалолазанье и испытывал удовольствие от жизни в пещерах. Все старания колдунов, все заклятия факихов спустить его на землю с вершин и вернуть на равнину были тщетны. Годы прошли, прежде чем она усвоила женский инстинкт, что женщина — единственное создание, единственное колдовское средство, которое в состоянии поставить на колени мужчину и заставить его спуститься с седьмого неба. Она уготовила петлю для него, повязала его с обольстительной Тафават. Но петля была ему не по нутру, спустя немного он взбунтовался, и она убедилась, что бросает вызов древнему горному барану. Выступает против того, кто послал ей дар. Противится богам. Она убедила себя, что отступить и отказаться от владения, принять все как оно есть, будет лучше, чем все потерять. Это лучше, чем искушать горного барана-отца, вызывая его гнев. Принять все как есть — в этом она увидела свой долг перед обещанным…
В этом крылась первая тайна.
Тайна вторая была спрятана глубже, она извечно таилась в четырехугольнике твердыни, венчавшей вершину неприступной горы. В горах она теперь видела его судьбу и смирилась с этим, однако пришла в ужас, услышав, как он побился об заклад. Она поняла, что это пари — не что иное как знамение, возвещающее близящийся конец — разлуку навеки. Потому что ящерица, этот духовный предок, уползла на гору и обратилась со своим горем к горному барану.
Он сообщил, как тот — в образе ящерицы, вызвал на себя гнев небес, когда принял ванну в чистом пруде и осквернил воду, показал себя безобразным, ползая на четвереньках, и потребовал от горного барана отомстить народу Сахары, который оклеветал его и стал причиной этого его обращения в убогую ящерицу. Горный баран поддержал его в этом испытании и обещал, что отомстит за него несчастным жителям пустыни. С того самого дня начал он свой поход, стал на людях подыматься к неприступной вершине и в сообществе с джиннами ввергать их в жерло тьмы. С того дня уходил в небытие всякий, кто добирался до вершины и вставал на голову монумента и бросал взгляд в пропасть. А проклятая ящерица обрела юность вовеки. Потому что горный баран возместил свою потерю и скинул с нее одежды, так что всякий мог позавидовать — чувствуя приближение старости, можно было вернуть себе молодость.
И вот теперь горный баран постепенно продвигал Удада по пути к пропасти мрака, чтобы забрать его навсегда. Если полазил по вертикалям, посидел на изваянии — больше не спустится. Теперь и она почувствовала, что совершила ошибку, потому что не раскрыла истину ребенку. Не поведала ему о том, что кровь горного барана струится в его жилах. Не раскрыла всей ужасающей тайны. Что отец его — зверь, оттиснутый на скале Матхандоша. Теперь она одна сполна заплатит цену за это. Она будет горевать в одиночестве. Однако… Однако, можно ли каким бы то ни было признанием хоть что-нибудь изменить? Можно ли уберечься от судьбы, уготованной тебе свыше, когда ты еще не родился? Можешь ли ты сохранить куколку, вопреки Вседарящему, который ее даровал?
