Деньги - Эмис Мартин (библиотека книг txt) 📗
— Нет, — объяснил Толстый Пол, — так просто не уйдешь. Ну куда ты, дурашка? Все должно быть честно, Джон. В смысле, они же только во вторник поженились.
Он закивал, растянув бледные губы. Подошел к бильярдному столу. Шары упали с фугасным грохотом, раскатились по сукну. Он продемонстрировал мне два, черный и белый.
— Ну хватит, — сказал я. — Сколько можно. Да мы же как братья.
Толстый Пол смеется редко — такое впечатление, что его рот для этого просто не приспособлен, — но сейчас он рассмеялся. Потом опять посерьезнел. Задумался. Вернул шары на пронзительно-зеленое сукно и зашел за стойку к кассе. Звякнул колокольчик. Сигнал к началу первого раунда. Нет, пятнадцатого. Толстый Пол достал два столбика монет в банковской упаковке. Вложил в носок и потянул тяжело обвисшую черную мошонку.
— Весит примерно так же, — заинтересованно проговорил он, — но с монетами гибче. Въехал? Заживет быстрее.
— Слушай, Толстый Пол, — сказал я. — Деньги. Сколько он тебе обещал? Полтаху или типа того. Я дам тысячу. Только отпусти.
Толстый Пол нахмурился.
— Да нет, это же выпивкой. Не деньгами. Про пятьдесят фунтов — это он так, в «Крысе-мутанте» трепался. Ладно тебе, Джон. Смотри на вещи проще.
Он подошел поближе. В такт шагам донесся тихий ритмичный перезвон. Не чмоканье.
— Куда? — спросил я.
— В лицо.
— Как сильно?
— Со всего размаху.
— Сколько раз?
— Всего один. Но без сопротивления. Договорились? Извини, Джон.
Я не двинулся с места, чтобы то, что должно произойти, произошло поскорее; чтобы уж поскорее конец.
Сверху послышался шум, гневный или боязливый возглас — но это мог быть и смех, просто смех. Качнувшись, рука ушла на замах. Продолговатый черный мешочек соблюдал дистанцию. Куда ему спешить, он успеет качнуться, когда рука замахнется полностью, — второе качание.
Через некоторое время я услышал лязг отодвигаемых засовов, и Барри Сам помог мне выйти в пронизываемый сполохами туман. Я снова упал. Он посмотрел на меня сверху вниз, презрительно и радостно. Презрение было мне знакомо, а вот радость — это что-то новенькое. Долго ему пришлось дожидаться этой радости. Целых тридцать пять лет.
— Ну что, сынуля. Теперь мы квиты.
— Ты, — выдавил я. — Ты мне отец или кто.
— Или кто, — ответил он, а потом сказал, кто мой настоящий отец. — Толстый Джон, жиртрест хренов — ну совсем ничего не знаешь, ублюдок этакий, сукин ты сын.
Самое смешное, что я чувствую себя получше. Честное слово. Весь этот опыт пошел мне на пользу. Яощущаю веское спокойствие, я полон достоинства. Я точно знаю, что вполне в силах совладать с моей жизнью. Все складывается удачно как никогда. Собственно, перспективы теперь самые радужные, когда я решился покончить с собой. Да, я решился. Решился. Нет ничего проще. Самое трудное — это решиться, но жизнь решила за меня. Сегодня же вечером. Благо все причиндалы под рукой. Сегодня вечером, один. В последнюю очередь.
— Еще раз спасибо, что зашли, — сказал я.
— Пожалуй, мне пора, — шевельнулся Мартин. — Не буду вас отвлекать.
— Нет, не уходите!.. Пожалуйста, останьтесь. Хоть на часок-другой.
Он вздохнул и наклонил голову.
— Ну пожалуйста. Хоть на часок-другой. Понимаю, вы мне ничем не обязаны. Ну да, я втянул вас во всю эту хрень. Но больше я ни о чем не попрошу. Ну пожалуйста, чисто по дружбе.
Мартин понуро обвел взглядом комнату. Покосился на часы.
— Я вот... читал тут недавно книжку, о Фрейде. А вы что сейчас читаете?
— Далось вам это хваленое чтение, — отозвался он. — Примерно как женские образы у Шекспира — слишком уж переоценены. На вашем месте я не забивал бы такую симпатичную головку этой чепухой... А там что? Кегли?
— Там? Да вы что, это же шахматы. Из оникса.
Мартин извлек наугад фигуру из яшмовой коробки.
— А это кто? Король или ферзь?
— Это пешка. Что, не похожа?
— Вы много играете?
— Ну да, когда-то играл. А вы? Сильный игрок?
— Естественно, — ответил он. — Может, партию? Чтобы время скоротать.
— Конечно, — согласился я, и от внезапного возбуждения меня бросило в жар. Что вдруг? Перспектива реабилитации, отмщения? Ну я ему покажу, подумал я, этому задаваке, студенту хренову, этому трезвеннику со всеми его хиханьками-хаханьками и дипломами. Он меня за неуча держит. Ну я его проучу. Под орех разделаю. — О'кей, — сказал я. — Играем на деньги.
— На деньги? Вы что, думаете мы «дартз» мечем в каком-нибудь «Джеке-потрошителе»? В шахматы не играют на деньги.
— Десять фунтов ставка. С удвоением. Играем на деньги.
— ...Но у вас ни гроша.
— Да ну? Один этот набор уже полтыщи фунтов стоит. Вон там в шкафу кашемировое пальто, оно потянет на тонну, как минимум. Не говоря уж, — сказал я, выставив палец, — не говоря уж о моем «фиаско». Да что такого смешного?
— Ничего. Извините. Слушайте, вы точно уверены, что не хотите лучше в очко или в крестики-нолики? Нет? Ладно. Только чур без поддавков, договорились?
— Какие на хрен поддавки. Готовься к неприятному сюрпризу. Ну все, начали.
Я извлек из коробки триктрака кубики с цифрами на гранях. Выставил шахматные часы, на один час. Эмису выпало играть белыми.
— Ха! — вырвалось у меня. d2—d3. Я вас умоляю. — Где вы учились играть? По книжке какой-нибудь?
Играть по правилам не в моих правилах, но большинство дебютов успели неизгладимо осесть в моей памяти. Не думал, что кто-нибудь сумеет удивить меня раньше миттельшпиля, — но крошка Мартин вышел из ряда вон уже на пятом ходу. Устроил бессмысленную конную вылазку, загарцевал в середине доски, пока я вел наступление по всему фронту. Такой дебютный план действительно есть, но за черных, никак не за белых. Тоже мне игрок, подумал я и удвоил. А он как возьмет да упрется рогом. Я, не веря, уставился на брошенные им кубики... Шахматы — это встреча умов, столкновение индивидуальных культур, и где-нибудь на стыке обычно возникает толстый стыдливый шов. Я тоже уперся. И он. И снова я. Последнее удвоение дало 32. Пока хватит.
— Я тут думал о вашем нью-йоркском приключении, — произнес он, спешно ретировавшись конем на вторую горизонталь. — Кажется, я понял, как там и что. Рассказать мою теорию?
