Фрекен Смилла и её чувство снега - Хёг Питер (полные книги txt) 📗

Насколько это возможно, я стараюсь держаться в тени фальшборта. Скоро лед становится настолько тонким, что мне приходится отойти в сторону. Они и так не должны меня заметить. Начинает темнеть. Свет исчезает, так по-настоящему и не появившись. Последние десять метров мне приходится ползти на животе. Я кладу одеяло на лед и толчками передвигаюсь вперед.

Моторная лодка привязана к кромке льда. Она пустая. До берега 300 метров. Здесь образовалась своего рода лестница, где нижняя часть ледника несколько раз оттаивала и снова замерзала.

Меня преследует запах земли. После всего этого проведенного в море времени начинает казаться, что остров пахнет, словно сад. Я соскребаю слой снега. Он толщиной примерно 40 сантиметров. Под ним — остатки мхов, увядшая арктическая ива.

Когда они выбрались сюда, здесь лежал тонкий слой свежевыпавшего снега — их следы хорошо видны. У них были сани. Механик тащил одни, Тёрк с Верленом — другие.

Они поднялись по склону, чтобы не оказаться под крутыми проходами, через которые лед сползает в море. Здесь глубина рыхлого снега полметра. Они по очереди протаптывали дорогу.

Я переодеваюсь в камики. Смотрю под ноги, сосредоточившись только на том, чтобы идти. Как будто я снова ребенок. Мы куда-то направляемся, не помню куда, позади долгая дорога, может быть, несколько sinik, я начинаю спотыкаться, я более уже не владею своими ногами, они идут сами по себе, с трудом, как будто каждый шаг — это неимоверно сложная задача. Где-то внутри растет желание сдаться, сесть и заснуть.

Тут моя мать оказывается позади меня. Она все понимает, она уже какое-то время наблюдает за мной. Она, обычно такая молчаливая, говорит, она хлопает меня по голове — полугрубость, полуласка. Какой это ветер, Смилла? Это kanangnaq. Это не так, Смилла, ты спишь. Нет, не сплю, он слабый и влажный, наверное, вскрылся лед. Ты должна хорошо говорить со своей матерью, Смилла. Невежливости ты научилась от qallunaaq.

Так мы и говорим, и я снова не сплю, я знаю, что нам надо идти вперед, я уже давно стала слишком тяжелой, чтобы она могла меня нести.

Мне исполнилось 37 лет. 50 лет назад для жителя Туле это была целая человеческая жизнь. Но я не стала взрослой. Я так и не привыкла идти в одиночестве. Где-то в глубине души я надеюсь, что кто-нибудь подойдет сзади и подтолкнет меня. Моя мать. Мориц. Какая-то сила извне.

Я чуть не падаю. Я стою перед ледником. Здесь они делали передышку. Они прикрепили к ботинкам “кошки”.

Вблизи от ледника начинаешь понимать, почему он так называется. Ветер отшлифовал его поверхность, превратив ее в плотное, гладкое покрытие без неровностей, словно это белая, керамическая глазурь. Прямо передо мной она кончается обрывом, глубиной около 50 метров — поверхность нарушена ледопадом. Образовалась система серых, белых и серо-синих лестниц. Издали кажется, что они правильной формы, если подойти поближе, то оказывается, что они образуют лабиринт.

Неизвестно, как они нашли дорогу. И их нигде не видно. Поэтому я иду дальше. Следы видны хуже. Но все же их можно разглядеть. На горизонтальных ступеньках остался лежать снег, по которому видно, что они здесь были. В какой-то момент, когда я перестаю ориентироваться и начинаю ходить кругами, я замечаю на некотором расстоянии желтый след мочи.

Начинаются галлюцинации, в голове возникают обрывки разговоров. Я что-то говорю Исайе. Он отвечает. Механик тоже с нами.

— Смилла.

Я прошла мимо него на расстоянии метра, не заметив. Это Тёрк. Он ждал меня. Он так нежно позвал меня. Как тогда по телефону, в последнюю ночь в моей квартире.

Он один. Без саней и без багажа. Сидя здесь, он представляет собой живописное зрелище. Желтые сапоги. Красная куртка, отбрасывающая красные блики на лежащий вокруг него снег. Бирюзовая повязка на светлых волосах.

— Я знал, что ты придешь. Но я не знал, как. Я видел, как ты шла по воде.

Как будто мы всю жизнь были друзьями, но вынуждены были скрывать это от окружающего мира.

— По льду.

— А до этого ты проходила через закрытые двери.

— У меня был ключ.

Он качает головой.

— С людьми, у которых есть ресурсы, всегда происходят настоящие события. Это похоже на случайности. Но они возникают из необходимости. Катя и Ральф хотели остановить тебя еще в Копенгагене. Но я увидел в этом для нас дополнительные возможности. Ты укажешь нам на то, что мы упустили. Что упустили Винг и Лойен. Что всегда упускают.

Он протягивает мне страховочные ремни. Я надеваю их и застегиваю спереди.

— А “Северное сияние”. — говорю я. — пожар на нем?

— Лихт позвонил Кате, когда получил пленку. Он пытался вытянуть из нее деньги. Нам надо было что-то предпринять. В том, что тут оказалась замешана ты, была моя ошибка. Я предоставил это Морису и Верлену. А Верлен испытывает примитивную ненависть к женщинам.

Он протягивает мне конец веревки. Я делаю узел-восьмерку. Он дает мне короткий ледоруб.

Он идет впереди. В руках у него длинная, тонкая палка. С ее помощью он проверяет поверхность на предмет трещин. Отойдя на расстояние 15 метров, он начинает говорить. Блестящие стены вокруг создают резкую и вместе с тем интимную акустику, как будто мы с ним вдвоем находимся в одной ванне.

— Я, конечно же, прочитал то, что ты написала. Такая тяга ко льду наводит на размышления.

Он вбивает ледоруб в снег, оборачивает вокруг него веревку и осторожно выбирает ее, пока я поднимаюсь к нему. Когда я оказываюсь рядом с ним, он начинает говорить снова.

— Что бы сказали специалисты об этом глетчере?

Мы оглядываемся по сторонам в надвигающейся тьме. На этот вопрос трудно ответить.

— Специалисты не знают, что и сказать. Если бы он имел в десять раз большую площадь, он мог бы быть классифицирован как очень маленький ледяной купол. Если бы он находился ниже, они сказали бы что это боту-глетчер. Если бы течение и ветер здесь были немного другими, то выветривание, эрозия за один месяц так бы его уменьшили, что специалисты сказали бы, что никакого глетчера вовсе нет, а есть лишь остров, на котором лежит немного снега. Его нельзя классифицировать.

Я снова оказываюсь рядом с ним, он протягивает мне веревку, я остаюсь на месте, он поднимается. Обычно его движения быстрые и методичные, но лед придает им некую неуверенность, как и бывает со всеми европейцами. Он походит на слепого, привыкшего к своей слепоте, прекрасно умеющего пользоваться палкой, но все же слепого.