Запах шахмат - Фридлянд Антон (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
– Что ты имеешь в виду, говоря «судя по всему»? – спросил я.
– Шахматы. Тебя окружили шахматы.
Алиса едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Ее перепачканные углем пальцы уже встретились на поверхности кровати с рукой Татьяны.
– В этой истории действительно много шахмат, – сказал я. – Но ведь это касается не только меня.
– Это – только тебя, – ответила Яблонская. – То, что ты называешь «этой историей» – просто твоя жизнь, здесь и сейчас. Понятие, которое систематически вторгается в твою жизнь – это то, что участники Тренинга называют сигналом. Первая ступень Тренинга учит распознавать сигнал, вторая – его интерпретировать. Именно поэтому я рекомендую тебе прервать Тренинг сейчас, до второй ступени.
– Схожу в душ, – сказала Алиса.
– Опять? – удивилась Яблонская, но Алиса уже вышла.
– Чем угрожает вторая ступень Тренинга? – вернемся к нашим баранам.
– Твоя интерпретация сигнала не зависит от тебя. Она зависит от самого сигнала, – Яблонская запнулась. – Дело в том, что сигнал – это и есть ты… Вернее, ты – это и есть сигнал. Ты не поймешь. Пока не поймешь.
Головная боль, витавшая до этого момента где-то поблизости, теперь уверенно проникла в мой череп. То, за что я не люблю кокаин.
– Знаешь, есть вещь, которая волнует меня сейчас больше, чем все эти сигналы, – произнес я. – Меня по-настоящему волнует, почему покончил с собой Сальвадор Дали.
Купание Алисы, судя по звукам, прекратилось – стих шум душа, резиновые шлепанцы крякнули на мокром кафеле. Яблонская словно заспешила куда-то.
– Я – не твой тренер, – сказала она. – Не знаю, кто твой тренер, но это не я. Я и так с тобой слишком долго болтаю. Уже поздно.
Шах.
– Я тебе тоже могу рассказать о том, чего ты не знаешь, – предложил я.
– О чем именно?
– Предсмертная записка Пикассо в обмен на информацию о Дали.
– Дай мне ее.
– Сначала расскажи о самоубийстве Дали.
– Довольно! Я говорю сегодня слишком много. Твой ход, Альбрехт. Покажи записку.
Я даю ей кусок туалетной бумаги, на который переписал слова Пикассо: «Огюст Роден».
– Я переписал текст, – объясняю я. – Оригинальный документ пришлось уничтожить. Это была надпись фломастером на крышке коробки для бумаги. Я ее стер.
– Стер надпись? – Яблонскую что-то сильно удивило в моем поступке. – Значит, этот текст больше никто не видел?
– Только ты.
– Альбрехт, – голос Яблонской становится предельно серьезным. – Ты должен обязательно показать этот текст всем остальным. Не спрашивай, почему. Просто сделай это, иначе…
Раскрасневшаяся Алиса снова плюхается на кровать, прямо возле Татьяны.
– Может, музыку включим? – предлагает девочка.
– Уже уходишь, Альбрехт? – интересуется Яблонская.
– Ты не ответила на мой вопрос по поводу смерти Дали, – я прячу записку в карман.
– Ты покажешь записку всем остальным?
– Покажу, договорились. Что с Дали?
Яблонская задумалась, поглаживая близлежащую спину.
– Не могу точно сказать, что с ним произошло. Мне кажется, Дали понял, что может быть именно таким, каким ему хотелось быть в тот или иной момент. И в один из моментов он понял, что хочет быть мертвым. И стал таким. Это то, что я называю «интерпретация сигнала».
32. Заговор
Возле дома Яблонской меня ждал Роден. Он о чем-то разговаривал с Гогеном, но разговор прервался, когда я вышел, и Роден шагнул мне навстречу.
– Как самочувствие, Альбрехт, дружище? – поинтересовался он.
– Бодр и весел, – сказал я. Наверно, при этом у меня было такое выражение лица, словно я увидел покойника.
– Суть дела такая… – произнес Роден через десять минут, когда мы сидели за стойкой какого-то пустынного кабака в мексиканском стиле. Алиса и Татьяна в этот самый момент занимались любовью – я был уверен.
Cуть дела сводилась к тому, что Роден был испуган. Его пугали самоубийства, которые, по его мнению, прямо его касались, а также вещи, не имевшие прямого отношения к Родену. В частности то, как Ван Гог и Миро настроены по отношению к Яблонской.
– Они обвиняют Татьяну во всем, что происходит, – сказал он. – Я знаю ее. Поэтому знаю, что она не могла стать организатором убийств. Самоубийств, – поправил он себя. – Но суть не в этом. Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что Яблонская для них – всего лишь отвлекающий маневр. Они хотят отвлечь внимание от себя.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что если кому и выгодна смерть твоего брата, – он внимательно посмотрел на меня, – то Ван Гогу. Не говоря уже про смерть Пикассо. Ван Гог плюс Миро – думаешь, они просто единомышленники? Это заговор, Альбрехт, обычный заговор.
– Хочешь, расскажу тебе, как все произошло? – Роден подсел ближе. – Сначала Миро и Ван Гог провоцируют Дали на самоубийство. Им важно, чтобы все остальные поверили – за этим самоубийством последуют другие. Поэтому умирает Пикассо. Смерть Пикассо – явный промах, указующий на причастность Ван Гога к самоубийствам.
– Какая связь? – спросил я.
– Как это какая? – удивился Огюст. – Жена Пикассо – любовница Ван Гога. Об этом все знали, даже Пикассо.
– И как он к этому относился?
– Кто?
– Пикассо.
– Бог его знает, – ответил Роден. – Видно, не обращал внимания – в последнее время его больше интересовала Яблонская. Теперь их задача – заставить нас поверить в то, что во всем виновата Татьяна. Они сделают это любой ценой – ценой третьего самоубийства, четвертого… Пока не останется никого, кто мог бы верить им или не верить. Тогда они убьют Яблонскую, а потом, наверно, и друг друга…
– Слишком много противоречий, – перебил я его. – Ты утверждаешь, что Ван Гог и Миро виновны в двух смертях. Каким образом они убивали? Ведь все экспертизы доказывают, что речь идет о самоубийствах.
– Не хотел бы я узнать на своей шкуре, как они убивали, – Роден поежился. – Не знаю, как. Знаю только, что они это сделали. За самоубийствами действительно стоит Тренинг. Но за Тренингом – не Яблонская, а Миро с Ван Гогом.
– Мы не можем быть в этом уверены, – сказал я.
– Мы будем в этом уверены, когда одного из нас не станет, – Роден затянулся сигарой. – Если мы будем бездействовать, следующее самоубийство произойдет завтра… Может быть, сегодня.
– Что ты предлагаешь?
– Предлагаю действовать. Прямо сейчас, – он поправил кобуру под пиджаком. – У тебя есть пистолет?
– Нет, – признался я.
Роден подозвал своего охранника и что-то сказал ему. Через несколько минут у меня оказалось оружие.
– Ты предлагаешь убить Миро и Ван Гога? – я взвесил пистолет на ладони.
– Одного из них. Это остановит обоих.
– Миро? – предположил я.
Роден отрицательно покачал головой.
– Позвони Ван Гогу, договорись о встрече, – он протянул мне телефон.
33. Улан-Батор – город невест
Знакомых становилось все меньше. Я попал в общество людей с очень короткой продолжительностью жизни.
Ван Гог согласился приехать домой к Родену через час. Он говорил спокойно, и только его последняя фраза прозвучала слегка нервно:
– Это засада, Альбрехт?
– Да, Винсент. Договорились. Без тебя не начинаем.
– Твой? – Роден кивнул на Гогена, который последовал за нами, когда мы направились к выходу. – С нами поедет?
– Нет.
Я подошел к Гогену.
– Я еду к Родену, а ты перезвони Винни.
Гоген кивнул и сел в мерседес. Я залез в машину Родена, за рулем которой сидел угрюмый телохранитель, приносивший мне пистолет. Я понял, что не боюсь смерти – смерти в том ее виде, в каком она вырисовывалась сейчас передо мной.
– Умеешь стрелять? – Роден продолжил мою мысль, угадав ее.
– Нет.
– Вот и научишься, – он оскалился. – Шучу. Без тебя все сделаем. Приехали.
Роден открыл дверь, и охранник первым проскользнул в квартиру.
– Это мы, – прокричал он в темноту гостиной. – Не стрелять!