Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий - Блашкович Ласло (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Отлично, подумал я, записки из мертвого дома всегда были фантастикой особого рода.
Что мне там делать, теребил я Наталку, которая монтировала горячий материал из Народной скупщины.
Отведешь ребенка к Ладиславу, ты мне обещал. Пусть сядет к тебе на колени.
И я ушел, не подозревая, что обычный парламентский репортаж (который Наталия просматривала, заглядывая в нечто, напоминающее солидный калейдоскоп) может стать фатальным.
Подвинь немного свой прибор, захныкала девочка, давит.
Два зажатых на сидении репортера с презрением посмотрели на меня.
Ш-ш-ш, успокаивал я ребенка, дуя ей в шею, скоро опять будем сниматься.
Шофер включил радио, и окровавленные динамики разделились. Один начал мрачно, второй врубил светлые тона. Рэй, Рай, Рой… Орбисон, Кудер, Чарльз… Рой, Рай, Рэй… Зачем столько музыки, если хватает их имен?
И пока я устало следил за игрой слов, народные депутаты затянули байку о пророчествах. Бог знает, что случилось бы в итоге с этим законом, но было предложено разрешить законодательно роллингстоунов (имеются в виду бродяги), хитрованских хиромантов, подсевших на кофейный соцреализм, колдуний из общественных туалетов, мелких мошенников, утопистов и таксистов, намеренно накручивающих счетчики… Суть в том, что в эту мясорубку не попали метеорологи. Но только на периферии уже раздавалось эхо ельцинского вопроса: существует ли метеоролог, который может угадать точное время? Если у него нет часов.
Вот тебе и Ельцин, промямлил Ладислав. На первый взгляд свинья свиньей, а в глубине — ничего не поделаешь! — душа. Заспиртованный дракон.
Мы сидели за столом, привинченным к полу. Другие предметы тоже были намертво прикреплены к основаниям: стулья, тарелка, ложка. Ничто не могло сдвинуться. Деспот ел сваренные вкрутую яйца. Не обращал особого внимания на ребенка. Он и в «Форме» заказывал по ночам крутые яйца, когда после выпивки хотелось есть. Тогда у них там каждый день были крашеные. Одно время была такая фишка. Пасха без конца и без края, завершение которой откладывалось до бесконечности, как окончание мыльной оперы или восточной ночи. Деспот разбивал скорлупу о свои мелкие резцы. Я знаю это, я сидел в тени. Потом он катал яйцо между ладонями, чтобы скорлупа слегка растрескалась. Очищал его длинными желтыми ногтями и макал в облезлую солонку. Занятый едой, он забывал, что у него грязные руки. Почесав сальный лоб или отгоняя мясную муху, оставлял красные царапины. Из ужина он выныривал как замурзанный мальчишка. И тогда Наталия слюнявила пальцы и оттирала пятна краски с его лица. Тыкала указательным пальцем в его кожу, как неграмотная.
У вас что-то на подбородке, тихо сказал я мужику, оглядываясь на девочку, которая играла в глубине помещения с каким-то блестящим котиком.
Не мучай животных, обратился к ней отец, продолжая жевать, но ребенок не обратил на эти слова ни малейшего внимания.
Не слышит, констатировал Ладислав, вылитая мать.
В эту минуту я вспомнил ее слова о том, что стук сердца Деспота из-за давнего порока можно услышать с двух-трех шагов, и тогда понял, что за шум сопровождает наше свидание.
Ой, сколько же цыплят не вылупится из-за тебя, хлопнула девочка ладошкой по кучке скорлупы. Мы вздрогнули, выругались и расхохотались во весь голос. Я услышал, как зачастил пульс Деспота, заполняя мои уши бульканьем кипящей воды.
Ты работаешь на мою жену?
Работаем.
Не похоже, что ты с Канала 69. Деспот впервые посмотрел на меня. Он цыкал зубом, и я больше не мог слышать ударов его сердца. Я отсюда пишу комментарии к «Спокойной ночи». Знаешь, что это такое?
Я понятия не имел.
Но не дает мне покоя знаменитый метеоролог жены. Ты его знаешь?
Метеоролог?
Мне приносят его воскресные прогнозы…
И яйца вкрутую…
Это мне важно для текста… А как это тебя с фотоаппаратом впустили?.. Не получается при +33°C рассказ о смерти и снеге.
Неужели это настолько существенно?
Думаешь, этим наполеончикам с замерзшими под Москвой задницами было все равно? История зависит от метеорологии.
Историю пишут как поэзию…
Я фотографировал малышку, сказал я. В цветах. Под облаком. С незажженной сигаретой. Подсаживая на дерево, я увидел ее грязные трусики. Хотите, вам отпечатаю?
Да брось ты. Я знаю, это Натальина идея. Эти эфемерные иконы. Эти молниеносные идолы. Она просила забальзамировать себя и тело хранить в подвале, если умрет раньше меня. И расчесывать ее, как козел Синяя Борода. Ненормальная. Из-за ее фотографофилии я возненавидел фотографии. Вместо зеркала она пользуется фотографией двадцатилетней давности. До чего дошло. Слушай, у меня тут было достаточно времени, чтобы сделать вывод, что фотография вовсе не мелкая вечность, не застывшее время, а как раз наоборот — маленькая смерть. Абсолютный закат. Когда смотришь Натальины альбомы, в руках остается только разложение. Мне это не нужно…
Я с трудом проглотил слюну.
Однако, дружище, откуда-то мне твоя физиономия знакома. Или ты меня обокрал, или подглядывал, когда я раздевался, какое-то у меня мрачное предчувствие.
Вы, верно, шутите…
Откуда я знаю? Может, ты похож на кого-то. У меня память фотографическая. Кого в ней схороню, тот покойник.
Я согласился с ним с кислой миной.
А тот метеоролог? Ты его знаешь? Наверное, какое-то Натальино приспособление для снятия зуда… Я тебя понимаю. И здесь стукачей не любят… Но какие крупные неприятности у меня были! Господин метеоролог сказал, что жара наверняка продолжится, я написал рассказ о зное, и вдруг — дождь. У меня действие разворачивается в райском саду, а тут — раз — и снег на фрукты выпал. А я — дурак дураком.
Я едва не рассмеялся в голос, представив, как он оправдывается перед надзирателями с пародонтозными ртами, кудахчет и сжигает бумажку, на которой диагностировал солнечный удар.
Молодец этот Ельцин: надо метеорологов отменить.
И писателей, подумал я, представив, как бледнеет наша фотография. Насколько я могу видеть, хотел сказать, нет больше ни метеорологов, ни писателей. Только призраки. Каменко, воспроизведенный методом Энди Уорхола в удушающих тонах. И так мы постепенно исчезали с фотографии, замерзая от жары.
Я уже говорил, что единственная наша настоящая проблема состояла в том, что мы писатели. Знаете, как это бывает в небольших городах? (Ладно, не знаете. Вы еще маленькие. Потому я вам и рассказываю. Чтение книг можно приравнять к любовной или военной авантюре. Врастание в чей-то опыт равно самому опыту. Всегда остаются слова. А когда это закончится, дети мои, вам почти не придется жить.)
