Игры олигархов - Витич Райдо (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
И молила - пусть их не будет, пусть не пустят посетителей.
Не повезло.
Во-первых, их пустили в отделение хоть и одарили недовольными взглядами.
Во-вторых, Лариса лежала в двенадцатой палате - платной, и рядом с ней были родители.
Девушки приготовили дежурные улыбки, постучались и толкнули дверь, услышав глухое: "да?" И замерли на пороге, улыбки сползли сами.
На кровати лежала нечто отдаленное и смутно похожее на знакомую им Ларису. Лицо сине -серое, синяки под глазами, губы в красных трещинах, пустой взгляд в потолок. Руки безвольно лежащие поверх простыни были похожи на анатомическое пособие верхних конечностей для студентов медиков.
- Девочки? - выдавила улыбку мама Лысовой. Склонилась над дочерью. - Ларочка, к тебе подруги пришли, - проворковала очень тихо, почти жалобно.
Ярослава невольно попятилась, ей показалось, что приблизься и костлявая рука подруги, со всего маху ударит ее по лицу.
Лариса безжизненно посмотрела на подруг и вновь уставилась в потолок. Девушки несмело прошли в палату, а Ярослава не смогла - ком в горле встал, хотелось закричать и заплакать. Она шагнула назад и рванула по коридору на выход, не видя дороги из-за слез.
Осела на скамейку у главного входа, сжалась, пытаясь успокоиться.
Закурила. Слезы капали и капали, совесть ела и ела - виновата. А разобраться - в чем? Но ведь виновата хотя бы в том, что вместо того, чтобы тревогу при исчезновении подруги объявить, ударилась в любовное рандеву, напрочь забыв о Ларисе. По сути, бросила. Факт.
Уйти совсем бы из больницы - но не могла, ведь это значило сбежать, значило, что она вновь бросает. Остаться? По-человечески, так вовсе в палату вернуться, а не сидеть на скамейке в ожидании неизвестно чего. Но страшно - обвинят, найдут в ней крайнюю.
Что же там было, что случилось, куда пропала Лариса и как оказалась в Смоленске?
Может прав Гриша, нет вины Славы? Ну, что она действительно, могла сделать? Как могла знать, что за своим Vog Лариса уйдет на край света?
Она подкурила вторую сигаретку от первой и почувствовала чей-то взгляд. По спине холодок пошел.
Огляделась и ничего настораживающего не заметила. Показалось?
Станешь тут мнительной!
Господи, да что же могло случиться?!
Почему у Ларисы такой вид, будто сушили ее как белье на веревке?
Почему губы в крови, почему синяки под глазами и лицо осунувшиеся, словно Лысова месяц голодала? Что могло превратить ее в /это/?
Машина сбила? Были бы переломы, гипс там, бинты виднелись бы.
Избили? Похоже. Но какого черта она в Смоленске оказалась?!
В раздумьях, загадках и разгадках ушло не меньше часа и почти вся пачка сигарет.
Марина села слева, молча забрала сигареты и закурила. Следом
Люба. Так и молчали, глядя куда угодно, только не друг на друга. Что
- то скользкое, опасное было в этой тишине и молчании. Как финал, конец прошлому, когда позади неизвестно что, а впереди ничего.
- Что с ней? - решилась нарушить тишину Ярослава.
- Пипец, - тихо ответила Люба, глядя перед собой.
- А подробности?
- Надо было остаться и узнать! - зло бросила Марина и носом шмыгнула.
- Изнасиловали ее, - выдохнула девушка.
- Что? - может, ослышалась?
- Что слышала! Трахали до смерти! А ты в это время пончики ела!
Ярослава зажмурилась: "Господи, если ты есть, сделай так, чтоб все это было неправдой. Чтоб это был сон и я проснулась. И все было как прежде".
- Ну, что ты на нее? Кто знал-то? Ужас в другом, Марина.
Получается, что среди белого дня, прямо у института какие-то упыри могут хватать и увозить людей. И никто не застрахован.
- Застрахованы. Если вдвоем! Если одна за другую, а не так, что одна в кусты, а вторая!…
Ярослава вскочила и рванула прочь.
- Беги, беги!! Твое любимое занятие!!
Суздалева остановилась и пошла обратно, встала над подругой:
- В чем ты меня винишь? Ну, в чем?! Что я сделала?! Что ты мне нервы мотаешь?! Тебе плохо, а мне?! А если б ты на моем месте оказалась?! Ты ясновидящая что ли?!
- Я бы сразу всех подняла, а не на "харлее" каталась!! Ты ночь по собственной воле с рокером своим забавлялась, а Ларису насиловали! Тебе хорошо было, а ей вон как! - махнула в сторону больничного корпуса рукой. - Знаешь, что нам ее мама рассказала?!
- Ой, не надо, Мариночка, - схватила ее за руку Люба, умоляя.
- Зачем?
- Пусть знает, сколько стоило ее счастье подруге! Ее как могли!
На теле места живого нет! И ни один, а группой! Она сдвинулась!
Говорить не может, мычит и плачет! Ее несколько дней имели, а потом наркотой накачали и выкинули у помойки! Там еще бомжи подсуетились!
Весь букет - здравствуй! А институт - прощай! И Дима, и нормальное будущее! Нет ничего! Сходили в кафе с верной подругой!
Ярослава уши зажала, отступила и побежала, куда глаза глядят, с единственным желанием удавиться.
Словно в солидарность с Мариной, с неба грянул дождь, забил по голове и плечам девушки, не оставляя ей и доли надежды на спасение от чувства вины.
Лешинский решил развлечься. Переоделся в "спецовку" - джинсы не первой свежести, рубашку, неприметную куртку. Сел за руль старенькой
"ауди" и направился в город покататься.
Он кружил по улицам, стоял в пробках, поглядывая на людей, водителей, и улыбался. Ему нравилось быть неприметным, нравилось спокойно воспринимать пробки и слушать, как ругаются, нервно гудят водители слева и справа, спеша по своим очень важным делам.
Нравилось, что небо заволокло тучами, нравилось, что в машине немного пахнет соляркой и пылью. Это все было настоящим, не выдуманным и, он прикасался к этому тоже по-настоящему, без посредников, напрямую. Ощущал себя частью толпы, что говорят
"безлика" лишь те, кто не бывает в ней или спешит по жизни. Нет, толпа, как человек, имеет индивидуальность. Свое настроение, свой смысл, свою манеру. У нее разные лица, разные взгляды и цели.
Если внимательней присмотреться, в ней легко отличить праздношатающегося от спешащего и озабоченного делами, летящего на свидание и бегущего на работу. Толпа не только сливает разное в одно, она еще сличает, заводит и обличает. В ней нет фальши и это главная ценность.
Алекс ехал не спеша, поглядывая на прохожих, ждал, когда кто-нибудь проголосует, и он, "подбросит" пассажира, приобщится к его жизни, обычной, нормальной, такой неприятной для обывателя, такой суетной. Они всегда недовольны своей жизнью - это он уже заметил и принял. Иначе не бывает. Иерархия общества, иерархия социума - была есть и будет. Одни лезут "наверх" и мечтают о кренделях небесных, думают, что живут в самом "низу" поэтому плохо, серо, уныло, но стоит вылезти, все тут же изменится. Ерунда, он-то точно знал - полная ерунда. Другие мечтают, как Леший хоть на день спуститься "вниз" - пожить вот так серо и уныло, на деле полнокровно, цельно, ярко. И тоже - ерунда. Потому что спроси Алекса
- остался бы он здесь, он бы сказал "нет".
На каждом месте, в каждой нише, на каждой ступени социальной лестницы есть свои плюсы и минусы, и счастлив тот, кто умеет их использовать по назначению и своему усмотрению.
В этом плане Лешинский считал себя счастливым, а остальное всего лишь приложением к своей жизни, как перегар к дыханию алкаголика. Он прекрасно понимал, что спустись он насовсем, очень быстро вернется обратно, поднимется, как взлетит - иначе не умеет. Так устроен, так устроена жизнь. Ее не обойдешь.
Грянувший дождь смыл прохожих с улиц и Алекс понял, что вряд ли найдет "попутчика". Он решил остановиться и пообедать. Забегаловки типа Кафе -Хаус его тоже забавляли. Лощеные, сверкающие, усиленно маскирующиеся как иная маска на лице человека, под элитное заведение, оставались всего лишь плебейскими и очень дурными копиями действительно хороших мест отдыха. Все дело в сервисе, а не антураже. Можно украсить зал ресторана, пригласив дизайнера интерьеров европейского класса, но впусти в обслуживающий персонал пару украинок и молдаванок, тетю из очень средней Азии и все пойдет насмарку. Знающий посетитель просто не поймет "прикола". И заглянув раз, больше не появится.
