Генерал армии мертвых - Кадарэ Исмаиль (книга регистрации .txt, .fb2) 📗
— Нет, есть еще одно место, высоко в горах, возле стратегического шоссе, теперь заброшенного.
— Да?
— Там похоронены солдаты, охранявшие дорогу или мост, не помню точно.
— Тогда их там, наверное, много, — сказал священник.
— Да, их много, я подумываю даже, не оставить ли их на следующее лето. Кто же суется в горы в это время!
Генерал достал термосы и сухой паек. После обеда генерал улегся на раскладушку, а священник открыл книгу и стал читать.
Что же, черт побери, у него было со вдовой полковника? — спросил себя генерал.
Он подумал: если что и было, то давным-давно, а вовсе не в августе этого года, в один из тех чудесных вечеров, когда солнце краснеет, как огромный усталый глаз, и над горизонтом начинают дрожать первые вечерние тени, легкие и неясные, а по набережной гуляет толпа. Они сидели на террасе большого отеля и смотрели на заходящее солнце, на чаек и лодки, скользящие по морю. Они каждый день наблюдали заход солнца, и когда солнце тонуло в море и вспыхивали огромные рекламы отеля и дансингов по всему берегу, они вставали и шли гулять по берегу вместе с детьми или садились на скамейки у самой воды.
Днем на террасе было много народа, бутылки, пронизанные лучами солнца, сверкали и переливались пурпурным цветом. Трудно вспомнить, о чем, собственно, они говорили. Это были те разговоры, что начинаются с утра и продолжаются до вечера и после которых не остается ничего, кроме пустых бутылок на столе, длинногорлых бутылок из-под фруктового сока с разными яркими этикетками.
Однако он почувствовал, что за соседним столиком его кто-то упорно разглядывает. Он медленно повернулся и впервые увидел ее глаза, затем глаза какой-то престарелой дамы и еще чьи-то. Они, кажется, что-то сказали в его адрес и уставились на него в упор, а женщина улыбнулась.
Мужчина быстро поднялся и подошел к ним.
— Господин генерал!
Так он познакомился с семьей полковника. Они, собственно, для того и пришли на пляж. И молодая красивая вдова, и старуха мать, и два кузена.
— Мы узнали, что именно вам поручили эту святую и очень деликатную миссию, — сказала старая дама, — и мы счастливы, что познакомились с вами.
— Благодарю вас.
— Мы искали его всю войну, — продолжала старуха. — Трижды мы посылали людей, чтобы его найти, и трижды безрезультатно. В четвертый раз нас обманули, взяли деньги и скрылись. Когда мы услышали, что туда поедете вы, у нас снова затеплилась надежда. О, мы очень надеемся, сын мой, мы очень на вас надеемся.
— Я постараюсь. Я сделаю все возможное.
— Он был такой молодой, такой замечательный, — сказала старуха, и глаза ее наполнились слезами. — Все говорили, что он стал бы гением в военной области. Это же повторил и военный министр, когда пришел к нам с соболезнованиями. Он сказал, что это большая потеря, очень тяжелая для всех потеря. Но он был моим сыном, и больше всех горевала я, прости, Бети. Ты тоже, конечно, дорогая. Ты сохранила ему верность, ты оказалась достойной его. Ты помнишь, когда он приехал из Албании в двухнедельный отпуск? Всего на две недели, и свадьбу вашу справили второпях. У него было такое важное задание, что он не мог уезжать больше чем на две недели из этой проклятой страны. Ты помнишь, Бети?
— Да, мама, помню.
— Ты помнишь, как ты стояла у лестницы и плакала, пока он надевал мундир, а я пыталась успокоить тебя, да и себя саму тоже, и вдруг позвонили из военного министерства? Самолет вылетал через полчаса, и он сбежал по ступенькам, поцеловал тебя и меня и исчез. Ох, простите, простите, я разболталась. Я сентиментальна, — старуха смахнула слезу, — и всегда была такой.
В последующие дни они еще больше сдружились, и семья полковника присоединилась к их компании. Они ходили вместе играть в теннис, купаться, кататься на лодках, по вечерам вместе танцевали в дансингах на берегу моря. Жене генерала не понравилось новое знакомство, но она не подала виду. Ей не нравилось, что он часто прогуливался с Бети по раскаленному песку, и, конечно, она оценила ее стройную фигуру, и золотистые волосы, и все остальное тоже.
— Интересно, о чем ты так долго с ней разговариваешь? — спросила его как-то жена.
— О полковнике, — ответил он. — Только о нем.
— Когда старуха целыми днями только о нем и говорит, это я еще могу понять, — сказала ему жена, — но чтобы она…
— Нехорошо так говорить. У них одна забота, они просят меня оказать им услугу. Нужно отнестись к этому по-человечески.
— Знаю я, что за забота у вдовы полковника, — сказала жена. — Весь курорт уже в курсе того, как она предана костям своего мужа. Она повсюду только об этом и говорит. И этой чрезмерной страсти к погибшему двадцать лет назад мужу, с которым она жила всего две недели, есть одно простое объяснение.
— Какое? — спросил он.
— Она дурит голову своей свекрови. Бедная старуха абсолютно уверена, что невестка верна ее сыну, и, естественно, радуется этому.
— Ну и что из того? — генерал делал вид, что не понимает.
— Как что из того? Старуха графиня невероятно богата, а наследников у нее нет. Она скоро помрет и должна написать завещание.
— Я не хочу слышать ни о чем подобном, — перебил он ее. — Меня не интересуют всякие сплетни. Я должен привезти останки полковника. Это мой долг.
— Черт бы побрал этот твой долг, — сказала жена.
Бети вдруг скрылась дня на два, а когда вернулась, он заметил, что взгляд ее стал холодным и усталым.
— Где вы пропадали? — спросил он ее, встретив возле отеля. Она была в купальнике и в темных очках от солнца, закрывающих пол-лица. Он увидел, что она покраснела.
Бети стала рассказывать, что свекровь непременно хотела сама попросить священника о своем сыне, и она в конце концов нашла его по адресу, но старуха стала беспокоиться и…
Он ее не слушал. Словно оцепенев, он смотрел на ее почти обнаженное тело и в первый раз спросил себя: что же у них было со священником?
Затем пролетело еще много солнечных дней, и старая мать полковника по-прежнему рассказывала о добродетелях своего сына, который был надеждой всего военного министерства, о древности своего рода, а Бети время от времени исчезала с курорта и, когда возвращалась, выглядела усталой и отрешенной, и он опять задавал себе все тот же вопрос.
Они опять всей компанией сидели днем на большой террасе, пили прохладительные напитки, а киноактриса, их недавняя знакомая, часто говорила ему:
— Вы, господин генерал, — самый таинственный человек из всех отдыхающих на этом курорте. Стоит мне только представить, что после этих чудесных дней вы поедете туда, в Албанию, собирать убитых, у меня от ужаса мурашки по спине пробегают. Вы мне представляетесь героем баллады одного немецкого поэта, мы проходили его в школе, я, правда, не помню его имени. Вы точь-в-точь как этот герой, когда он встает из могилы и скачет при лунном свете. Иногда мне чудится, что ночью вы постучите мне в окно. О, это ужасно!
И он смеялся, думая о своем, остальные восхищались заходом солнца, и старая мать полковника повторяла одно и то же:
— Как он любил все прекрасное в этом мире! — и вытирала платком слезы.
А Бети была все такой же прекрасной и загадочной, как и раньше, а небо — таким же голубым, и только на горизонте время от времени стали появляться тучи, черные дождевые тучи, направлявшиеся на восток, в сторону Албании…
Генерал встал. Дождя не было слышно, и, вероятно, они снова работали. Он вышел из палатки. Сырой утренний туман все так же скрывал контуры земли. Он посмотрел на северо-восток, туда, где должен был стоять памятник и старые телеграфные столбы с исчезающими в бесконечности пространства проводами.
Глава девятая
Священник зажег керосиновую лампу и повесил ее над столиком. Их тени задрожали и стали двоиться на потолке палатки.
— Холодно, — сказал генерал. — Проклятая сырость до костей пронизывает.
Священник принялся вскрывать консервную банку.
