Банкир - Уоллер Лесли (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

— С чем?

— С основной, первоначальной суммой, которую ты взял в долг. Она становится больше?

— Меньше. — Вуди нахмурился, и тут же его лицо просветлело. — Конечно, меньше.

— Правильно. Если ты пошел в банк за двухгодовым займом в 2000 долларов на покупку машины, ты подпишешь бумагу на 2280 долларов. Иными словами, они дадут тебе 2000 наличными, которые ты обязан выплатить, приплюсовав к ним полные два года процентов. Понимаешь?

— Конечно. Это ведь естественно.

— Разве? — резко спросил Палмер. — Подумай об этом. Ты будешь платить более 10 долларов каждый месяц в течение двух лет. С каждой выплатой ты сокращаешь основную сумму займа. Но проценты ты платишь по-прежнему с 2000, так, как было установлено с самого начала.

— И что же?

— Тебе не кажется это странным?

Мальчик опять пожал плечами:

— Такой порядок. Что же тут странного?

Палмер почувствовал, что головная боль усилилась. Он потер висок и продолжал:

— Давай предположим, что ты получаешь другой вид займа, подобно закладной, по которой ты платишь проценты за то, что в действительности должен. Первый месяц ты выплатишь с 2000 долларов. Но после года ежемесячных выплат ты останешься должен только 1000. Предположим, что каждый месяц, по мере того как сумма твоего долга уменьшается, ты платишь проценты только с оставшейся суммы. Как ты думаешь, сколько ты заплатишь за 2000 долларов при семипроцентном займе?

— 280. Я же сказал тебе.

— Нет. Ты заплатил бы около 70 долларов.

— Ты шутишь.

— Я серьезно.

Вуди долго смотрел на отца:

— Ты уверен, что прав?

Палмер встал.

— Да, — сказал он с ледяным спокойствием, — я уверен.

— Но тогда… в том, первом, случае ты платишь процентов в четыре раза больше.

— Ох! — Палмер с облегчением вздохнул. — Проблески.

— Думаешь, старый Филмер поверит всему этому?

— Проверь его. — Палмер пошел к двери. — Обед через одну минуту.

— Будь покоен, — пробормотал Вуди, снова занявшись логарифмической линейкой.

Палмер отправился вниз и заглянул на кухню к миссис Кейдж. Запах жареного бекона здесь был сильнее. Около 14 лет назад, когда родился Вуди, мать Эдис предложила «отдать» миссис Кейдж Палмерам. Миссис Кейдж была худой, костлявой вдовой с длинным лицом, на котором рот с опущенными углами, близко посаженные глаза и острый нос, казалось, постоянно издавали молчаливый болезненный стон. Ее рот и подбородок были как бы взяты в скобки глубоких вертикальных морщин, и, когда миссис Кейдж разговаривала, нижняя часть ее лица двигалась вверх и вниз, как подвешенная челюсть у куклы-чревовещательницы. Несмотря на все это — плюс ревматические суставы, приступы астмы и шишки на больших пальцах ног, — миссис Кейдж показала себя за эти долгие годы умелой и заслуживающей доверия экономкой, способной в случае необходимости, как, например, сейчас, выполнять и дополнительные обязанности — на кухне, по крайней мере до тех пор, пока Эдис не найдет кухарку.

— Десять минут назад, — сказал Палмер, — я должен был передать вам, что обед через десять минут.

— Все в порядке, — отозвалась миссис Кейдж, — пошлите сюда Джерри помочь мне, и мы готовы, мистер Палмер.

— Хорошо.

Палмер вернулся в комнату Джерри еще раз взглянуть на своих младших детей.

— Давай, давай, — говорила Джерри, — но я никогда больше, за всю мою жизнь, не заговорю с тобой.

— Испугался, — отпарировал Том. — Смотри, я весь дрожу от страха.

— Еще испугаешься! Так испугаешься, если я…

— Все еще ссоритесь? — прервал Палмер. — Джерри, помоги миссис Кейдж. Том, покажи руки.

Мальчик протянул их ладонями вниз. — Они чистые.

— Поверни ладони вверх.

— Они чистые, — настаивал он.

— Настоящая Вшивая Мери, — пробормотала Джерри.

После долгого молчания Том тяжело вздохнул и пошел в ванную комнату в дальнем конце холла. Палмер мгновение наблюдал за ним, отметив, что для сына худощавых родителей ягодицы у него толстоваты.

Палмер отправился на второй этаж в семейную столовую. Включив свет, он увидел, что стол уже накрыт. Безуспешно попытался зажечь свечи карманной зажигалкой, потом сделал это спичками, найдя их в ящике буфета. Окинув взглядом стол, Палмер решил уменьшить верхний свет и перевел движок стенного реостата на несколько делений вниз. Стоя в полутьме, он некоторое время наблюдал удивительную игру красок на картине Шана на противоположной стене комнаты. Потом снова перевел движок реостата вверх и в резкой вспышке света увидел картину так, как привык ее видеть: двое мужчин сидят за скудным столом, крепко зажав в руках ложки и с какой-то тупой беспомощностью уставившись в тарелки перед собой. Рассматривая картину теперь уже более пристально, Палмер снова убавил свет. Беспомощность на лицах людей, казалось, сменилась яростным озлоблением. Странно. Он взглянул на противоположную стену, над небольшим камином из нестандартных старых кирпичей, и стал рассматривать лицо мужчины на картине Буфэ. Этот тоже сидел за деревянным непокрытым столом, и перед ним, прямо на столе, лежала полуобглоданная рыба. В полутьме на его лице не было ничего, кроме глубоких, мрачных, голодных глаз. Палмер включил свет и увидел, что в лице человека ничего не изменилось. Никто так и не узнает, съел ли он рыбу сам или же смотрит на остатки чужого обеда.

Рядом с камином висел маленький ранний Брак — натюрморт из сыра, двух яблок, ножа и бутылки вина. Палмер немедленно убавил свет и заметил, что из всех предметов остался виден только нож. Удивительно. Может быть, ему удалось раскрыть какое-то новое свойство картин, размышлял он. Знали ли об этом сами художники? Он услышал, как Джерри и миссис Кейдж гремят посудой в соседней комнате.

Оставив верхний свет приглушенным, он вышел на лестничную площадку и посмотрел вниз, на два изгибающихся пролета лестницы, ведущей к входному вестибюлю. Ступеньки 180 на 25 сантиметров каждая, были сделаны из некрашеных дубовых досок более 7 сантиметров толщиной. Дерево матово просвечивало сквозь пластик, сплошь затягивающий ступеньки. Они были с пустыми подъемами, то есть как бы висели в воздухе, и Палмер попытался представить себе, как будет себя чувствовать пьяный человек, поднимаясь по этим с виду ненадежным ступенькам поздно ночью в темноте.