Ангелы на кончике иглы - Дружников Юрий (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
– Наконец-то! – восхищенно произнесла она, просияв.
– Что – наконец?
– Наконец-то вы меня заметили, Степан Трофимыч. Если на женщину не обращать внимания, она увядает. Конечно, я все для вас сделаю, что в моих силах!
Он слегка смутился от такого поворота разговора.
– Да дело, собственно, несложное. Мне необходимо напечатать несколько страниц, чтобы никто в редакции не знал.
– Я поняла. Сами будете диктовать? А где печатать? Может, лучше у меня дома?
Диктовать, а тем более у нее дома, – такого у него и в мыслях не было. Он хотел вежливо объяснить это и поручить ей перепечатать и привезти. Но произошло нечто неподконтрольное ему, и он, глядя в ее глаза, смотрящие так преданно, неожиданно для самого себя сказал противоположное тому, что собирался:
– А это удобно?
– Еще как! – радостно воскликнула она. – Вы когда освободитесь?
– Примерно через час…
– Через час я буду ждать в метро, у первого вагона, как ехать к центру.
– А не лучше на такси?
– Тогда у входа в булочную, там легче поймать.
Он прикрыл глаза в знак согласия, и Светлозерская исчезла. У него заколотилось сердце, мозг решал сразу несколько задач. Степан Трофимович еще не позволил себе этого, а все части тела, не спрашивая позволения, вступили в игру. Он еще ничего не решил, но уже все было решено. Он успокоил себя тем, что ничего не будет, потому что не может быть в силу ряда причин. Ну, а если будет, то лишь как исключение, и никому не станет известно. Ведь она, оказывается, меня любит!
Все другие дела отодвинулись на задний план. Он позвонил домой и сказал жене, чтобы не ждала. Его вызвали на правительственную дачу составлять очень важный документ, какой точно, он еще и сам не знает, завтра позвонит, беспокоиться не надо. Он велел поцеловать детей и соединился по селектору с Полищуком, просил взять вожжи себе, поскольку его срочно вызывают.
В такси он сел с шофером, а Инна – на заднее сиденье. Сидя вполоборота, он расспрашивал о делах в машбюро и нуждах машинисток, обещал обратить внимание на улучшение условий труда, обрадовал, что на машбюро к празднику выделено сто рублей премии.
Хозяйка, еще из-за дверей услышав, что Инна не одна, ушла на кухню и не показывалась.
– Вы ведь голодный! – воскликнула Инна. – Мигом что-нибудь придумаем…
Он невольно поморщился, входя в ее закуток, и осторожно присел за стол с пишущей машинкой, привезенной Ивлевым. Инна суетилась. Отодвинув машинку, она накрыла стол чистой газетой, поставила два стакана, хлеб, колбасу, нарезала луковицу.
– У вас недостаточные жилищные условия, Инна, – он не прибавил отчества.
– Уж какие есть…
– Я, пожалуй, смогу помочь…
– У меня же прописки московской нету!
– Сделаем и прописку.
– Ну уж, Степан Трофимыч! – она замерла с начатой бутылкой водки, извлеченной из-под кровати.
– Вы что, Инна, слову коммуниста не верите?!
– Конечно, верю! – она просияла вся, поставила на стол водку. – Давайте выпьем за вас, Степан Трофимыч! За то, что вы такой простой. А я вас боялась…
Она налила ему и себе по три четверти стакана.
– Спасибо, Инна, – он, чокнувшись с ней, выпил, слегка подрумянился, не заметил, как перешел на «ты». – А ты – интересный человечек. Как-то я раньше…
– Ну, когда же вам? На ваших плечах газета… Хотите, вам погадаю?
– А ну, рискнем! – засмеялся он.
– Так… – она раскинула карты. – Казенный дом… Дорога… Удача… А вот тут, смотрите, червонный король вам мешает, но это будет недолго.
– Чепуха все это, Инночка, – он положил руку на колоду, останавливая ее торопливую болтовню.
Отбросив карты, Светлозерская подошла к зеркалу, дабы убедиться, что она в порядке. Он тоже встал и наблюдал за ее отражением в зеркале.
– Вы так смотрите, я смущаюсь.
– Я тоже, – просто ответил он, не сводя с нее глаз.
Она подошла к нему вплотную, так что он ощутил кончики ее грудей через пиджак. Инна была выше его на полголовы, но тут пригнула колени. Они смотрели друг другу в глаза.
– Что сперва? – спросила она. – Машинка или…
– Или?…
– Или – я?
– Как прикажешь. Слово женщины – закон…
– Тогда еще выпьем.
Они выпили еще по полстакана.
– Теперь, поскольку вы мужчина, поцелуйте меня. А то я вас стесняюсь.
Дальнейшее Ягубов восстанавливал в памяти обрывочно. Где-то около двенадцати Инна поднялась с постели, принесла гитару и, сидя у него на животе, пела ему частушки, а он иногда подпевал. Потом они поднялись и допили остатки водки. Он взял у нее из рук гитару, положил на пол, а Инну посадил к себе на колени.
– Ты – удивительная женщина. Я даже не думал, что такие бывают.
Хозяйка разбудила их утром, и только тут Ягубов узнал, что жилищные условия еще хуже, чем он предполагал с вечера. Ванной не оказалось вообще. Старуха выспалась на кухне, сдвинув стулья, и потребовала за такое неудобство двойную цену – шесть рублей.
– Инна Абрамовна, – сказал он перед уходом, – того, что между нами было, не было. Надеюсь, понимаете?
– Я – могила, – просто сказала она.
По дороге он в парикмахерской побрился. Боялся, что Инна вздумает зайти к нему утром, и велел Локотковой никого не пускать. Ягубов вспоминал отдельные подробности ночи. Живет в таких обстоятельствах и – счастлива. Правильно говорят: надо любить счастливых женщин. И, конечно, не болтливых.
Допив чай, Ягубов отставил стакан и открыл папку с бумагами. Вошла Анна Семеновна, и он поморщился.
– Извините. Там Кашин просится. Говорит, разговор неотложный. Пускать?
– Придется пустить, что ж делать…
Посреди прошедшей ночи Светлозерская, целуя Ягубова, вдруг сказала:
– Но не все мужчины в редакции такие. Вот Кашин…
– А что – Кашин?
– Дверь в кабинете запер. Я говорю: «Рыбки смотрят, стыдно!» И сама к двери. А дверь замурована, да так, что замок не отпирается. «Пускай, – говорит, – рыбки смотрят, пускай!» Раздел меня, а ничего не может. Я думала укусить его, чтобы ожил. А он только: «Ой, больно!» И рот себе рукой закрывает, чтобы не кричать. Всего его искусала – и никакого результата.
– Никакого? – захохотал Ягубов. – Это потому, что он при исполнении служебных обязанностей.
– Здрассте! С наступающим вас!
Валентин, перебив воспоминания Ягубова, бодрячком явился в кабинет и сел на стул поближе, готовясь сообщить срочные новости и ожидая увидеть реакцию на них.
– Ну что, Валя? Некогда сейчас…
– Извините, Степан Трофимыч! Я кратко, самое неотложное… Сироткина из отдела писем отравилась.
– Как?!
– А так: приняла большую дозу снотворного. Ночью без сознания доставлена к Склифосовскому. Уж я звонил, выяснял: промывание желудка сделано, переливание крови. Искусственную почку подключили – отец у нее, сами знаете кто, ну, поднял медицину на ноги. Говорят, будет жить.
– В горкомовский список попала?
– И это выяснил. Нет. Ее в больнице записали студенткой. «Трудовая правда» там не фигурирует.
– Ну, а причина? Причину выяснил?
– Не точно, конечно, пока, но в машбюро говорят, она от Ивлева беременна.
– От Ивлева?
– Светлозерская машинисткам сказала. «Дуреха, – говорит. – Угораздило же из-за такой ерунды! Мужики, – говорит, – все без исключения подонки!»
– Без исключения? Так и сказала?
Кашин помолчал, потом спросил:
– Что делать? Кого другого, конечно бы, уволить. Но тут…
– Не будем обсуждать, Валентин, – нахмурился Ягубов. – У тебя все?
Он подумал о том, что когда после праздников он встретится в бассейне с генералом Сироткиным, надо будет тактично выразить сочувствие. А может, наоборот, сделать вид, что ничего не известно?
– Насчет демонстрации, – продолжил Кашин. – Списки правофланговых и несущих оформление составлены, люди проинструктированы, чтобы шли ровно по восемь в ряд и не оказалось лишних. Вот, подпишите, я отвезу на проверку. А второй экземпляр в бухгалтерию, сумма тут указана: по пять рублей за несение портретов и знамен, все сходится.
