Современная американская новелла (сборник) - Зверев Алексей Матвеевич (книги онлайн TXT) 📗
— А с Норой как он ласков, — говорит Кэтлин.
Тут даже Бриджет пришлось замолчать. У Норы, дочки Кэтлин, от рождения одна нога короче другой.
— В нашей семье такого сроду не бывало, — сказала Бриджет, увидев Нору в первый раз. — Вот и выходи после этого за иностранцев.
Джон Тэйлор сажал Нору на колени. Он рассказывал ей про Запад.
— А вы ковбоев видели? — спрашивала она, вынимая из кожаного футлярчика его часы. От футлярчика чем-то приятно пахло, и был он похож на кукольную сумочку. Однажды Нора сказала насчет сумочки и получила его в подарок — для куклы.
— Ковбоев? Да ведь они грубые, невоспитанные.
— А мистер Дюпон? — спрашивала Нора.
— Он настоящий джентльмен. Работать у него — одно удовольствие.
Джон Тэйлор служил у Дюпона шофером. Он жил в штате Делавэр и много рассказывал Норе о чудесных садах в поместье Дюпона.
— В молодости он был совсем бедный, — говорил Джон Тэйлор.
— Расскажите еще про сады. И про машину, про серебряную лошадку на капоте.
Подходила Делия, останавливалась, положив руки на руки мужа. Руки у нее были белые с голубыми прожилками, цвета молока в кувшине, от них исходило ощущение прохлады. Она ждала своего первого ребенка.
— Ты приезжай к нам в Делавэр, когда маленький родится, — говорила она, переглядываясь с мужем. Нора чувствовала, что эти их взгляды как-то связаны с ребенком. Норина мать от беременности всегда становилась короче, приземистей. Делия, наоборот, вытянулась, казалась легче и выше, будто носила не такого плотного человечка, как Норины братья и сестры, а один только воздух. Голубой воздух.
Делия и Джон Тэйлор ходили с ней гулять. Она шагала в середине, держа их за руки. Их руки так не похожи. Узкая, чуть влажная — у Делии, у Джона Тэйлора — широкая, сухая, крепкая. И ботинки у него крепкие, выглядят всегда как новые. Джон и Делия знают, как с ней ходить, а большинство людей не знает. Большинство ходит слишком медленно. Ей всегда хочется сказать: не нужно из-за меня так идти. Но она боится их обидеть. Только Джон Тэйлор и Делия знают, думала Нора.
Через две недели они уже уехали в Дэлавер.
— Что-то больно она худая, — сказала Бриджет.
— Зато красивая, — сказала Нора. Кэтлин шлепнула ее по губам: спорить с тетей не полагалось.
Писем Делия не писала. Незадолго до рождества Нора отправила ей подарок к дню рождения. Это были сухие духи — мешочек из голубого атласа в форме сердца, наполненный лепестками роз, которые Нора собрала летом и хранила с тех пор в банке. Вместе с мамой она мастерила разные вещицы, сохраняющие запах.
Делия прислала Норе открытку: «Спасибо за прелестный подарок. Я положила его в ящик с бельем».
С бельем… Мать читает открытку Норе, обе тети у них в гостях, сидят пьют чай.
— Писать ребенку про белье! — говорит Бриджет. — Да еще в открытке.
— А белье у нее красивое, — говорит Нэтти.
— Нора, сходи наверх, посмотри, как там братик, — говорит ей мать.
— Когда они приехали в Нью-Йорк, он дал ей двадцать пять долларов на одни только нижние юбки и рубашки, и она купила все с шелковыми кремовыми лентами и ручной отделкой, — говорит Нэтти.
— Небось какая-нибудь неумеха вышивала за спасибо, — говорит Бриджет.
Теперь Нора знает, что назвала Делия бельем. Она-то думала, что Делия пишет о скатертях, и получалось непонятно. Зачем хранить такие хорошие розовые духи в скатертях? Она пытается себе представить, какие у Делии рубашки — белые, как ангелы, и благоухают, как розы. Видел ее в таком белье Джон Тэйлор? Нет. То есть да. Он же ее муж. Что же видят мужья?
Хорошо, что тети заговорили об этом. Теперь она знает, какое бывает нижнее белье. С кремовыми лентами, сказала Нэтти. Живот у Делии вырос, но не так сильно, как у Нориной мамы. Хотя мама должна родить в мае, а Делия раньше. Говорили, в марте. Живот у нее был легкий и твердый, как воздушный шар. У Нориной матери он был тяжелый и твердый, как репа. Интересно, отчего это, думает Нора. Наверное, оттого, что у мамы пять детей, а Делия рожает первого.
Когда мама писала Делии письмо, Нора попросила кое-что добавить. Она спрашивала, когда день рождения у Джона Тэйлора. Наверное, летом. Если правда летом, она ему сошьет подушечку с хвоей. Когда их семья в июле проводит неделю за городом, мама дает Норе пакет, и она собирает хвою для рождественских подарков.
Наступил и прошел март, но известий о Делии и ее ребенке не было. Ей писали все: Норина мама, Нэтти, даже Бриджет, — но вестей так и не дождались.
— Она у нас отрезанный ломоть, — говорит Бриджет. — Ребенка-то точно не крестила, вот и боится объявляться.
— Первые дети всегда запаздывают, — говорит Кэтлин. — Я с Норой целый месяц переходила.
— Может быть, что-нибудь с ребенком. Может, он больной, и Делия не хочет волновать нас, — говорит Нэтти.
— Сроду в нашей семье такого не бывало, — говорит Бриджет, фыркнув. — В наших краях о таком и не слыхали.
— А как же Том Хоган? У него трое детей слабоумных. А у миссис Келли мальчик слепой, — говорит Нэтти.
— А ты, Бриджет О’Рэйли, скажи хоть раз в жизни доброе слово, помолись за сестру! Куда лучше будет, чем корить ее, — говорит Кэтлин.
— Знаешь что, — говорит Бриджет, — послушай она меня, обошлась бы и без молитв.
— Помилуй тебя бог, да кто же без них обойдется? — говорит Кэтлин, крестясь.
— А в Делавэре какая погода? — говорит Нэтти.
— Сырость там, — говорит Бриджет. — Дожди.
— Они живут прямо в поместье, — говорит Кэтлин, — и едят то же, что сам мистер Дюпон.
— Так-то оно так, да не за тем же столом, — говорит Бриджет. — Слуги-то внизу едят. Я бы лучше ела чего попроще у себя дома. Очень нужны разносолы за столом для прислуги.
— Ну что, мы ей больше не пишем? — говорит Нэтти, обращаясь к Кэтлин.
— Пусть сперва напишет она. Должна же быть причина, — говорит Кэтлин.
— Это ведь она от нас уехала, — говорит Бриджет.
— Если бы что случилось, мы бы узнали. Плохое всегда узнаешь. Она, наверное, вся в заботах. Или Дюпоны ее избаловали, — говорит Кэтлин.
Нора вспоминает, как Джон Тэйлор рассказывал про день рождения миссис Дюпон. Там был торт в виде лебедя. И мороженое с настоящей клубникой — в середине ноября! А дамы, говорила Делия, были в перьях, как павлины. Красивые были дамы, говорил Джон Тэйлор. Тебе виднее, говорила Делия. Это ведь ты усаживал их в машины и пристегивал полости; стоял там, как цапля на одной ноге. Не появись я вовремя, где бы ты сейчас был? Ты спасла меня от верной погибели, говорил Джон Тэйлор и крутил воображаемый ус.
Нора вспоминает их смех. Она не знает других мужа и жену, которые смеялись бы вместе, как Джон и Делия.
— Мы что, больше никогда Делию и Джона не увидим? — спрашивает Нора мать.
— Никогда не говори «никогда», это не к добру, — отвечает Кэтлин. Она хватается за поясницу. — Спина болит, скоро роды, — говорит она. — А тогда тебе придется слушаться тетю Бриджет и не перечить ей.
— Хорошо, мэм, — говорит Нора. Впрочем, мать знает, что Нора слушается и никогда не спорит. Только в тот раз не удержалась, когда разговор шел о Делии.
Норина мать удалилась перед родами в свою спальню, младших детей отправила к Нэтти, только Нору оставили дома. «Побудь с папой, — сказала ей мать. — Без тебя ему будет одиноко, ведь в дом придут чужие люди».
Но и при Норе отец ходит по комнатам робко, неуверенно, будто боясь кому-то помешать. Стоят теплые дни, и каждый вечер отец с дочкой идут на угол за мороженым. Обычно они мало встречаются, и говорить им почти не о чем. Ей случалось видеть его в минуты раздражения и в минуты усталости. С непривычной галантностью он сопровождает Нору домой, ложится спать засветло и уходит утром, когда она еще спит.
Наконец у Кэтлин начались роды, и Бриджет на весь день выставила Нору на улицу. Она сидит на крыльце и боится отойти, чтобы не пропустить первого крика новорожденного или известий о каком-нибудь осложнении. То и дело прибегают дети, зовут играть, но она только отмахивается, и им скоро надоедает ее уговаривать. Она разглядывает свои руки, потом свои белые туфельки — одна больше другой, потому что, как сказала мама, у бога о ней особый промысел. Что же это за промысел? Может, бог уже передумал? Может, он забыл о ней? Она считает розовые камушки в бетоне парапета. Слышно, как вскрикивает мать. Слышно, наверное, всему кварталу — окна-то настежь. Ребром ладони она сметает со ступеньки песок.
