Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. - Сароян Уильям (читать хорошую книгу TXT) 📗

 — Расслабься, Клэр.

 — Они говорили, что не виноваты. Говорили, что на них нашло умопомрачение.

Он говорит:

 — Кто? О чем это ты?

 — Братья Мэддоксы. Они убили девушку Арлин Хабли. Они отрубили ей голову, а тело бросили в речку Кле-Илам. Я тогда еще совсем девчонкой была.

 — Ты мне начинаешь здорово действовать на нервы, — говорит он.

Я не отрываю глаз от речушки. Я там, лежу в воде лицом вниз, с открытыми глазами, смотрю на плауны, мертвая.

 — Не понимаю, что с тобой происходит, — говорит он по дороге домой. — С каждой минутой ты меня бесишь все больше и больше.

Мне нечего ему сказать.

Он пытается сосредоточиться на дороге. Но все время поглядывает в зеркало заднего вида.

Он знает.

Стюарт считает, что сегодня дает мне поспать. Но я проснулась задолго до звонка будильника. Лежала на краю постели, подальше от его волосатых ног, и думала.

Он отправляет Дина в школу, потом бреется, одевается и уходит на работу. Дважды он заглядывает в спальню и тихонько покашливает. Я делаю вид, что сплю.

На кухне я нахожу записку. В конце ее стоит «Твой любящий муж».

Я пью кофе и кладу на записку кольцо. Просматриваю лежащую на столе газету. Потом читаю внимательно. Тело девушки опознали, родных нашли. Но сначала тело понадобилось осмотреть, что-то там отрезать, взвесить и измерить, потом вложить обратно и зашить.

Задумавшись, я долго сижу с газетой в руках. Потом звоню в парикмахерскую.

Пока сушатся волосы, Марни делает мне маникюр.

 — Завтра иду на похороны, — сообщаю я.

 — Искренне вам сочувствую, — говорит Марни.

 — Ее убили, — говорю я.

 — Господи, страсти какие, — говорит Марни.

 — Я ее совсем не знала, — говорю я. — Но вы же понимаете.

 — Сейчас мы все сделаем как надо, — говорит Марни.

Вечером я ложусь спать на диване, а утром встаю раньше всех. Пока он бреется, я варю кофе и готовлю завтрак.

Он появляется в дверях, на голом плече висит полотенце.

 — Кофе готов, — говорю я. — Яйца выну через минуту.

Я бужу Дина, и мы втроем садимся завтракать. Как только Стюарт поворачивается ко мне, я начинаю спрашивать Дина, не хочет ли он молока, гренков или чего-нибудь еще.

 — Я позвоню тебе днем, — говорит Стюарт, открывая входную дверь.

Я говорю:

 — Меня сегодня, скорее всего, не будет дома.

 — Хорошо, — говорит он. — Ладно.

Я тщательно одеваюсь. Примеряю шляпу и придирчиво оглядываю себя в зеркало. Пишу записку Дину.

Я смотрю на слово «любящая» и подчеркиваю его. Потом замечаю слово «кого-нибудь». Интересно, оно пишется отдельно или через черточку?

Я еду мимо ухоженных ферм, посевов овса и сахарной свеклы, яблочных садов и лугов. Потом картина меняется: вместо домов — лачуги, вместо садов — леса. Появляются горы, а справа, далеко внизу, проглядывает речка Начес.

Меня догоняет зеленый пикап и долгое время держится за мной. Я время от времени неожиданно сбрасываю скорость, надеясь, что он обгонит меня. Потом резко жму на газ. И тоже ни с того ни с сего. Приходится до боли в руках сжимать руль.

На длинном прямом отрезке он начинает обгонять меня. Какое-то время едет рядом. Стриженный ежиком мужчина в синей рабочей блузе. Мы внимательно оглядываем друг друга. Потом он машет мне рукой, сигналит и уезжает вперед.

Я ищу место, где можно остановиться. Останавливаюсь и выключаю мотор. Снизу доносится шум реки. Потом я слышу, что пикап возвращается.

Я запираю дверцы и поднимаю стекла.

 — У вас все в порядке? — спрашивает мужчина. Он стучит по стеклу. — Что-нибудь случилось? — Ухватившись за ручку дверцы, наклоняется к боковому стеклу.

Я смотрю на него. А что мне еще делать?

 — У вас там все в порядке? С чего это вы заперлись?

Я качаю головой.

 — Опустите стекло. — Он тоже качает головой, потом бросает взгляд на шоссе и снова смотрит на меня. — Сейчас же опустите стекло.

 — Прошу вас, — говорю я. — Мне надо ехать.

 — Откройте дверь, — говорит он, словно не слыша меня. — Вы задохнетесь.

Он смотрит на мою грудь, потом на ноги. Разглядывает совершенно откровенно.

 — Эй, красотка, — говорит он. — Я ведь только помочь хочу.

Гроб закрыт и завален гирляндами цветов. Едва я сажусь, раздаются звуки органа. Входящие рассаживаются. Я замечаю мальчика в расклешенных брюках и желтой рубашке с короткими рукавами. Открывается дверь, в зал плотной группой входят родные усопшей и идут в занавешенный правый придел. Скрипят стулья, люди устраиваются поудобнее. Красивый блондин в красивом черном костюме встает перед сидящими и просит нас преклонить головы. Сначала он молится о нас, живых, а потом и о душе покойной.

Вместе с другими я прохожу мимо гроба. Потом медленно иду к выходу, и вот я уже снаружи, где ярко светит солнце. Передо мной по лестнице, прихрамывая, спускается женщина. Внизу она оборачивается ко мне и говорит:

 — Поймали его. Слабое, конечно, утешение. Арестовали сегодня утром. Я по радио слышала. Парень из нашего же городка.

Мы делаем несколько шагов по нагретой солнцем дорожке. Присутствовавшие на отпевании уже заводят машины. Я хватаюсь за столбик. Отполированные капоты и крылья машин слепят глаза. У меня кружится голова.

Я говорю:

 — Да у них дружков полно, у этих убийц.

 — Я эту девочку знала еще совсем крохой, — говорит женщина. — Она частенько заходила ко мне, я пекла для нее печенье, а она ела его и смотрела телевизор.

Когда я возвращаюсь домой, Стюарт сидит у стола со стаканом виски. Мне вдруг кажется, что с Дином случилось что-то страшное.

 — Где он? — говорю я. — Где Дин?

 — На улице, — говорит мой муж.

Он допивает виски и встает. Говорит:

 — Я, кажется, знаю, чего тебе не хватает.

Одной рукой он обнимает меня за талию, а другой начинает расстегивать жакет, а потом и блузку.

 — Всё остальное потом, — говорит он.

Говорит что-то еще. Но я уже не прислушиваюсь. Я ничего не слышу, когда везде шумит вода.

 — Правильно, — говорю я, помогая ему расстегивать пуговицы. — Пока не пришел Дин. Скорее.

Мэри Гордон

Делия

Каждый бы согласился: из сестер О’Рэйли самую красивую назвать непросто. Вот зеленоглазая Кэтлин. Она с семнадцати лет работала швеей. Замуж вышла за итальянца. На свои деньги вырастила младших сестер, хотя у самой уже были дети — до тридцати пяти лет рожала через год. Вот черноволосая, злая на язык Бриджет. Муж у нее ростом всего в полтора метра. Пять лет была бездетна, потом родила рыжего мальчика. Говорили, от полицейского. Вот крошка Нэтти. Ножки у нее такие изящные, точно кукольные. Ее муж, мистер О’Тул, что поет в церковном хоре, — известный пьяница. У нее рождались одни девочки. И все же красивее всех, наверное, была Делия, самая младшая. Делия вышла замуж за протестанта и уехала в другой город.

Кэтлин защищала сестру, уверяя всех, что Джон Тэйлор похож на ирландца.

 — У него голубые глаза, — говорит она Нэтти и Бриджет, — у протестантов я таких глаз не видела.

 — Уж эта мне Делия, — говорит Бриджет. — Все ведь из-за тебя, Кэтлин. Потакала ей, вот она и решила, что всегда права. А как с детьми будет? Тебе что, нужны племянники-протестанты?

 — Он же подписал обязательство, крестить их будет, — говорит Нэтти.

 — Нашла кому верить, — говорит Бриджет. — Они тебе что угодно подмахнут.

 — Зато он детей любит. Мои от него без ума, — говорит Кэтлин.

 — Твои и есть без ума. Сразу видно, горячая кровь, — говорит Бриджет. — Да ты небось и сама на голубые глаза купилась. Недалеко же ты от нее ушла.