Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
В тот день Мастер забил два гола из трех, превзошел всех и даже самого себя, болельщики шумно выражали свое восхищение, а мальчик не издавал ни звука — боялся, что его заметят и прогонят…
— …В мое время, например, у меня не было таких партнеров, как у тебя сейчас. Не хочу ничего плохого сказать о своих коллегах, они делали все возможное, но, сам понимаешь, нелегко работать в одиночку…
Да, нелегко. За оградой стадиона мальчику жилось нелегко. В одиночку, тайком играл он своим тряпичным мячом и пытался быть таким, как Мастер. Ему не хватало смелости присоединиться к другим ребятам. Но однажды кто-то из них ушел в кино, не составлялась команда, и они сами позвали его. И с того дня всегда звали. Прежде никто никогда не награждал его возгласами «отлично!», «браво!», никто не замечал его. А с того дня стали на него глядеть с интересом и вниманием. А мальчик снова и снова выходил во двор со своим тряпичным мячом и упражнялся до темноты. Сверху, из узкого оконца, неслись чистые звуки тихой скрипки, луна проплывала среди ветвей, похожая на золотой мяч, и, казалось, спрашивала: чего ты ждешь от жизни, чего желаешь? И будущий десятый номер безмолвно открывал ей свою душу: «Стать таким, как Мастер!»
Конечно, он был тогда всего лишь мальчишкой, он и не подозревал, как тернист путь, но такой азарт одолевал его, что мысли о трудностях не задерживались в голове. «Будь что будет….» И он спокойно засыпал и видел во сне ответственные матчи…
— …Тогда и матчи-то такие не проводились. Болгария плелась в хвосте европейского футбола, зачастую мы выглядели просто смешно. Даже если отдельный игрок и добивался чего-то, все равно пропадало зря…
У дверей раздевалки четыре корреспондента обрушили на них град вопросов, нацелили фотоаппараты и микрофоны. Десятый номер старался никого не пропустить, дружески кивнуть, сказать хотя бы слово, разделить радость каждого. Старый Мастер щурился от вспышек и тоже счастливо кивал во все стороны.
— Ну, пока, — внезапно сказал он молодому. — Ты давай приходи в себя, после встретимся, поговорим.
— Пока, Мастер!
Прежде чем захлопнуть за собой дверь, десятый номер проводил Мастера взглядом, почувствовал мгновенную грусть, но вслушался в голоса репортеров, обсуждавших его гол, и на лице его вновь заиграла радостная улыбка.
А хорош был гол! Это не считая того, что оказался единственным и решил все! Запыхавшиеся корреспонденты, наверно, уже черкали в своих блокнотах: «золотой гол десятого номера», «великолепное исполнение» и прочее, и прочее — целая куча приятных слов, а сам десятый номер вновь и вновь воскрешал в памяти тот момент, когда почувствовал возможность и осознал ее раньше, чем опомнились защитники противника. Им обоим, преследовавшим его, словно тени, не хватило интеллекта. Не хватило вдохновения, чтобы представить себе такой фантастический финт. И еще одно: наверное, в детстве они никогда не заслушивались виртуозными трелями на лунном дворе. Они отстали от него на какую-то четверть шага, один бросился вперед — и обманулся, и упал, и тогда грянул удар. И отчаянный, совсем уже бессмысленный прыжок вратаря. Все было кончено…
Переодеваясь, десятый номер видел в окно раздевалки, как расходились болельщики, расходились не спеша и уносили с собой праздничное настроение. Некоторые затягивали песни. Другие поджигали свои треугольные шапки из газетной бумаги и, ликуя, размахивали ими, как факелами.
Но ни эти тысячи торжествующих людей, ни сам новый Мастер не могли заметить мальчика за оградой стадиона. Соскользнув с дерева, откуда он следил за игрой, ничем не примечательный парнишка съежился в своем поношенном пальтеце, сунул в карманы озябшие руки и загляделся на что-то далекое там, впереди.
И глаза его сияли.
Перевела Фаина Гримберг.
Чемпион
В маленьком баре гостиницы сидел в одних плавках Продан Петров и задумчиво смотрел на бассейн. На фоне убаюкивающей роскоши его атлетическая фигура казалась статуей. Кроме него и худощавого молодого человека за полированной стойкой, в баре никого не было. Тишину нарушал лишь хрипловатый голос Сачмо и тихий, кристальный и радостный плач его неповторимой трубы.
Уровень воды в крытом бассейне точно совпадал с краями его бортов и, казалось, все время оставался неизменным. Только присмотревшись внимательнее, можно было заметить, что вода постоянно льется через край, а потом вновь поступает со дна по невидимым каналам. Так же был устроен и второй, открытый бассейн. Оба бассейна соединялись уютным застекленным коридором.
Продан Петров вдруг вспомнил то время, когда ко всем своим многочисленным титулам добавил звание чемпиона мира. Это случилось в Сан-Франциско. Та же категория отеля-люкс, такие же бассейны, сауна и прочие великолепные выдумки — точь-в-точь как сейчас, здесь, в маленьком городе Сандански. «Сан-Франциско, Сан-Дански», — подумал чемпион и улыбнулся.
— Продан, расскажите и мне, что это вас так развеселило, — поинтересовался красивый молодой человек за стойкой бара.
— В Сан-Франциско я видел такие же бассейны, — ответил чемпион. — Закрытый и открытый, доверху наполненные подогретой, постоянно обновляющейся водой. В Сан-Франциско и в Сан-Дански, — отчетливо произнес он.
Молодой бармен громко рассмеялся. Он приготовил себе кофе, налил чемпиону стакан томатного сока и сел рядом с ним.
— Как сейчас вижу вас на том чемпионате мира в Сан-Франциско, — сказал бармен. — Мы тогда собрались в «Алом маке» в Благоевграде, я там практику проходил. Когда вы прижали штангу к груди, я даже присел… Так и хотелось помочь вам встать с нею… А как мы за вас болели! Все прямо завыли от восторга, а мой брат даже поцеловал телевизор… Я тогда от пятидесяти граммов отключился…
— Не надо тебе пить, Николай, — сказал чемпион. — Ты ведь бармен, а для настоящего бармена это закон номер один — не пить!
— Да я и не пью… Случается, конечно, но очень редко. Да и то не на работе. А тогда…
А тогда и Продан Петров выпил — тоже пятьдесят граммов виски и тоже отключился. Сразу после награждения кто-то поднес ему рюмку, которую он опрокинул одним махом. Видели бы его журналисты, чьи репортажи под огромным заголовком «Железный болгарин!» заполонили все газеты! Если бы они только видели, как он, с трудом передвигаясь на ватных ногах, едва добрался до своей комнаты…
Железным было лишь стремление к победе — об этом не знали журналисты, дававшие столь подробную информацию о нем в своих репортажах. Оно было стальным. А тело только подчинялось ему, используя свои возможности до конца. Иногда кости, мышцы и суставы не выдерживали, и тогда железное тело знаменитого тяжелоатлета уже не подчинялось его духу… (В эту минуту, дорогой читатель, когда я пишу свой рассказ, слышатся траурные гудки — сегодня второе июня тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, двенадцать часов дня[15]. Бросив на пол старую папку и карандаш, я выхожу на террасу и встаю по стойке «смирно», руки — по швам джинсов. Сам того не желая, вздрагиваю.
Жена и сын в молчании выходят на кухонный балкон, дочь ушла сдавать экзамен по петрологии, но я ясно представляю, как она в эту минуту останавливается около университета, опуская свои большие глаза вниз, на плиты тротуара, по которым каких-нибудь тридцать лет назад ходил и я, одержимый жаждой жизни. Я чувствую, как в этот миг моя девочка начинает понимать, какой экзамен самый важный для каждого болгарина. Во дворе двое ребятишек чинят велосипед; услышав траурные гудки, они тотчас же бросают его и застывают в молчании. На других балконах тоже появляются люди: никогда не забуду женщину, застывшую возле таза с выстиранным бельем. До чего же мучительно приятно сознавать, что наша маленькая страна никогда не осиротеет, потому что в ней живут такие люди, и я рад, что на примере моего героя, сколь вымышленного, столь и реального, я могу еще раз показать, как даже стальное тело болгарина не всегда оказывается сильнее его духа! Надеюсь, читатель простит мне грубое нарушение правил построения рассказа, но в эту минуту я не в силах следовать правилам, да и зачем мне писать рассказ, если в его кратере не кипят все эти мысли?) Да, иногда железное тело не выдерживало, тренировки тут же прекращались, и Продан Петров оказывался в шумной толпе перед кабинетом доктора Шойлева, напоминавшим чем-то полевой лазарет…
