Собрание ранней прозы - Джойс Джеймс (книги регистрация онлайн TXT) 📗
– Но что же значит это слово, говение, и отчего оно во всех отношениях считается самым спасительным обрядом для всех, кто стремится пред Богом и людьми вести истинно христианскую жизнь? Говение, мои дорогие, означает отрешение на время от дел и забот жизни, мирских забот и трудов, – ради того, чтобы озаботиться состоянием нашей совести, подумать о тайнах святой религии и глубже понять, зачем же мы находимся в этом мире. В эти несколько дней я постараюсь вам изложить некоторые мысли, касающиеся четырех последних вещей. Вы знаете из катехизиса, что вещи эти суть смерть, Страшный суд, ад и рай. Мы приложим усилия, чтобы уразуметь их как можно лучше в течение этих дней и чтобы через уразумение извлеклась прочная польза для душ наших. И запомните, дети мои, что только ради одной-единственной цели все мы посланы в мир сей: исполнять волю святую Божию и спасать наши бессмертные души. Все же прочее – тлен. Одно и только одно насущно, спасение души. Что пользы человеку, если он приобретет весь мир и потеряет свою бессмертную душу? [95] Поверьте, дорогие дети мои, нет ничего в этом бренном мире, что бы могло возместить такую потерю.
– Поэтому я прошу вас, дети мои, на эти несколько дней убрать все мирское из ваших мыслей, будь то уроки, развлечения или честолюбивые надежды, и все ваше внимание обратить лишь на состояние душ ваших. Я вряд ли вам должен напоминать, что в дни говения всем воспитанникам подобает себя вести тихо, с особенным благочестием, и не предаваться шумным неуместным забавам. Конечно, следить за этим надлежит старшим. И я особенно обращаюсь к старостам и к членам братства Пресвятой Девы и братства святых ангелов, чтобы они подавали бы добрый пример своим сотоварищам.
– Постараемся же совершать это говение в честь святого Франциска, предаваясь ему всем сердцем и всем помышлением нашим. Тогда благословение Божие пребудет с вами во всех ваших занятиях в этом году. Но главное и важнейшее – чтобы это говение стало бы тем событием, на которое вы бы смогли оглянуться чрез много лет, когда, может быть, будете уж вдали от своего колледжа, совсем в другой обстановке, – оглянуться с радостью и признательностью и воздать хвалу Богу за то, что Он вам дал этот случай заложить первый камень благочестивой, достойной, ревностной христианской жизни. И если – как ведь может случиться – есть сейчас на этих скамьях страждущая душа, кому выпало несказанное несчастье утратить Божию благодать и впасть в тяжкий грех, я горячо уповаю и молюсь, чтобы это говение стало бы точкой поворота в жизни бедной души. Молю Бога, чтобы силою заслуг ревностного Его служителя Франциска Ксаверия душа сия была бы приведена к чистосердечному раскаянию и, прияв святое причастие в день святого Франциска, положила бы нерушимый завет между собою и Богом. Равно для праведного и неправедного, для святого и грешника, да будет это говение памятно.
– Помогите же мне, дорогие мои младшие братья во Христе! Помогите своим благоговейным настроением, благочестивым вниманием, подобающим поведением. Изгоните из разума все мирские предметы, размышляйте лишь об одних последних вещах: о смерти, Страшном суде, аде и рае. Тот, кто помнит об этих вещах, – так говорит Экклезиаст – тот никогда не согрешит. Тот, кто помнит о них, у того они всегда будут перед глазами во всех его делах и помышлениях. Он будет вести праведную жизнь и умрет праведной кончиной, непреложно зная и веруя, что, если он многим жертвовал в своей земной жизни, ему воздастся за то сторицей, воздастся тысячекратно в жизни будущей, в царствии без конца – и этой блаженной участи я вам желаю от всего сердца, дети мои, желаю всем вам и каждому, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!
Когда он возвращался домой в толпе притихших товарищей, его сознание словно обволакивал густой туман. Оцепеневший ум ждал, когда туман рассеется и откроет то, что скрыто под ним. С угрюмой жадностью он поглощал ужин, и, когда все разошлись, оставив на столе сальные тарелки, он встал и подошел к окну, прочищая языком внутри рта и облизывая жирные губы. Значит, он пал до состояния зверя, который облизывает морду, нажравшись. Это был финиш; и сквозь туман в сознании начали пробиваться слабые искры страха. Прижав лицо к холодному стеклу окна, он стал смотреть на улицу, где быстро смеркалось. В сером свете сновали в разные стороны тени прохожих. То была жизнь. Буквы слова Дублин тяжело давили на его мозг, грубо, настойчиво, угрюмо пихая одна другую то туда, то сюда. Душа тяжелела, жирела, застывала жировой массой, в тупом страхе падала в зловещую бездну сумрака, меж тем как тело, бывшее его телом, бессильное и оскверненное, стояло, ища тускнеющим взглядом, беспомощным, беспокойным, человеческим, какого-то бычьего бога, чтобы уставиться на него.
На следующий день явились смерть со Страшным судом, медленно извлекая его душу из вялого отчаяния. Слабые искры страха обратились в ужас духовный, когда с хриплым голосом проповедника смерть повеяла в его душу. Он переживал агонию. Он чувствовал, как смертный холод касается его конечностей и ползет к сердцу, как смертная поволока задергивает глаза, ярко лучащиеся мозговые центры гаснут один за другим, как фонари; капли предсмертного пота выступают на коже; теряют силу отмирающие мышцы, речь заплетается, сбивается, молкнет, сердце бьется слабей, слабей, вот-вот остановится, и дыхание, бедное дыхание, бедный немощный человеческий дух, всхлипывает, прерывается, хрипит и клокочет в горле. Помощи нет! Нет помощи! Он, он сам, его тело, которому он во всем покорялся, умирает. В могилу его! Заколотите его в деревянный ящик, этот труп, унесите его из дома прочь на плечах наемников. Долой его с глаз людских, в глубокую яму, в землю, в могилу, и он будет там гнить, кормить копошащиеся тучи червей, пожираться верткими и отъевшимися крысами.
И пока еще друзья стоят в слезах у смертного ложа, душа грешника уже предстает перед судом. В последнюю сознательную минуту вся жизнь земная пройдет перед взором души, но, прежде чем душа успеет хоть о чем-то подумать, тело умрет, и, объятая ужасом, предстанет она перед престолом Судии. Бог, который столь долго был милосерден, воздает теперь по заслугам. Он был долготерпелив, увещевал грешную душу, давал ей время раскаяться, снова и снова ее щадил. Но это время прошло. Было время грешить и наслаждаться, время пренебрегать Богом и наставлениями Его святой церкви, бросать вызов Его могуществу, противиться Его велениям, обманывать себе подобных, время совершать грех за грехом, и снова грех за грехом, и скрывать от людей свою порочность. Но это время закончилось. Настал час Божий: и Бога уже не обмануть и не провести. Каждый грех явится тогда на свет из своего тайного убежища, и самый мятежный в противлении воле Божией и самый постыдный для скудной и падшей нашей природы, и самая крохотная ущербность и самая гнусная жестокость. Что пользы тогда, что ты был некогда великим правителем или великим воителем, хитроумным изобретателем, ученейшим средь ученых? Все равны пред престолом суда Божия. Бог наградит праведных и покарает грешных. В единый миг вершится суд над душой человека. В единый миг, миг смерти тела, душу взвешивают на весах. Суд над нею свершен – и душа переходит в обитель блаженства, или в темницу чистилища, или, стеная, низвергается в ад.
Но это еще не все. Правосудие Божие еще должно быть свершено пред всеми: после этого, личного суда еще предстоит всеобщий. Настал последний день – пришел Страшный суд. Звезды небесные падают на землю, словно плоды смоковницы, сотрясаемой ветром. Солнце, сей великий светильник вселенной, стало подобно власянице, и луна сделалась красна как кровь. Небо скрылось, свившись как свиток. Архангел Михаил, предводитель небесного воинства, является в небесах, грозен и величествен. Став одной ногою на море, другой – на сушу, в архангельскую трубу свою медным гласом он вострубил смерть времен. Три гласа трубы ангельской наполнили всю вселенную. Время есть, время было, но времени не будет больше. С гласом последним души всего рода человеческого ринутся в Иосафатову долину, богатые и бедные, знатные и простые, мудрые и глупые, добрые и злые. Душа каждого создания человеческого, когда-либо жившего, души всех, кому еще предстоит родиться, все сыны и дщери Адамовы, все соберутся в этот высший из дней. И се грядет высший судия! То уже не смиренный Агнец Божий, не кроткий Иисус из Назарета, не Муж Скорбящий, не Добрый Пастырь. Ныне видят его грядущим на облаках в великой силе и славе, и все девять чинов ангельских предстанут в свите его: ангелы и архангелы, начала, власти и силы, престолы и господства, херувимы и серафимы – Бог Вседержитель, Бог предвечный! Возговорит Он, и глас Его достигнет во все дальние пределы, вплоть до бездонных бездн. Высший судия, чей приговор окончателен и ни в чем не может быть изменен. Он призовет праведных одесную Себя и скажет им войти в царство вечного блаженства, уготованное для них. Неправедных же изгонит от Себя, вскричав в оскорбленном Своем величии: Идите от меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его [96]. О, что за мука тогда ожидает злосчастных грешников! Друг отторгается от друга, дети отторгаются от родителей, мужья от жен. Несчастный грешник простирает руки к тем, кто был дорог ему в этой земной жизни, к тем, чью простодушную набожность он, быть может, высмеивал, к тем, кто увещевал его и пытался наставить на путь праведный, к доброму брату, к милой сестре, к матери и отцу, которые так любили его. Но поздно! Праведные отворачивают лицо от жалких погибших душ, кои теперь явились перед глазами всех в истинном своем мерзостном обличье. О вы, лицемеры, вы, гробы повапленные, вы, являвшие миру лица с умильными улыбками, когда души ваши суть зловонное болото грехов, – что станет с вами в этот грозный день?
