Тени исчезают в полдень - Иванов Анатолий Степанович (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Слышь, Устюша, пойдем.
Услышал и вздрогнул.
– Куда?!
– Да так… подышим воздухом перед сном. Душно тут.
«Врешь, врешь!» – хотел крикнуть Устин, однако покорно поднялся и сказал:
– Пойдем.
Пистимея шла впереди, Устин – следом.
Он шел по какому-то темному переулку, пока не натолкнулся на жену: оказывается, она остановилась.
– Сюда, – сказала она, взяла Устина за плечи и подтолкнула к тесовым воротам.
Ворота открылись и тотчас захлопнулись, зарычала зло собака, и кто-то крикнул:
– Сыть, чтоб тебя…
Невысокий человек, крикнувший на собаку, с тяжелым стуком закидывал ворота деревянным брусом. «Ага, нас ждали тут, – подумал Устин. – Вот куда привезла меня Пистимея, а не в больницу».
– Айдате-ка с Богом, – сказал человек, закрывавший ворота. Теперь голос показался Устину знакомым. – Вот сюда в дом.
Морозов, силясь вспомнить, где слышал этот голос, не трогался с места.
– Ты что, на ухо туг? – спросил человек.
– Постой, постой, – проговорил медленно Устин, напряг память. Лоб сразу сделался горячим, точно он макнул голову в кипяток. – Да это не ты вчера ночью за милостыней приходил к нам, а? А ну, скажи: «Оставайтесь с Богом!» То-то, я не зря думал, что эти нищие имеют крестовые дома на фундаментах, а в домах кованые сундуки…
Человек схватил Морозова на плечи и с силой толкнул к дому:
– Какие дома, дурак? Какие сундуки? Ступай, ступай, коли приглашают…
Говорил, а сам толкал и толкал Устина, не давая больше опомниться. Так он и втолкнул его в сенцы, потом провел темным, узким коридором и боком впихнул в ярко освещенную комнату, захлопнул дверь.
Электрический свет в комнате был настолько ярок, что Устин сразу же закрыл глаза. И вдруг рядом кто-то кашлянул. Устин, не открывая глаз, не шевелясь, не шевеля даже губами, вдруг прошептал со свистом:
– Демид…
Шагая за Пистимеей, а потом впереди того человека, который толкал его к дому, Устин Морозов и мысли не допускал, что возможна встреча с Демидом Меньшиковым, что эта встреча будет тем самым главным, что еще должно сегодня произойти, но, когда, услышал тихое покашливание, его окатило с головы до пят не то горячим, не то холодным: Демид! Кто-то другой кашлянуть здесь не мог…
Устин стоял у дверей, вытянувшийся, окаменевший. Он боялся открыть глаза, сознание его не работало еще, а в голову стучало молотом: «Демид, Демид, Демид…»
В комнате никто больше не кашлял, не было слышно ни малейшего шороха. Устин медленно, открыл глаза. Перед ним действительно стоял… Демид Меньшиков.
В комнате не было ни стула, ни стола. Одни белые стены. И яркий-яркий электрический свет. А у стены, весь в белом, как привидение, стоял Меньшиков.
Демид сильно изменился, сильно постарел. Он отрастил небольшую бороду, длинные волосы. И борода и волосы тоже были белыми. Но Устин сразу узнал его. Да и как было не узнать эти круглые, навыкате, глаза, которые смотрят вон на него, Устина, так, что кожа коробится, словно на огне, эти тонкие губы… Когда-то Демид все намеревался сжевать этими губами букетик лесных цветов, но каждый раз почему-то передумывал.
Устин стоял-стоял, да и начал сгибаться в коленях, начал опускаться, точно хотел сесть на стул.
– Упадешь ведь, – негромко сказал Демид.
Колени Морозова перестали сгибаться, он с удивлением поглядел направо, налево…
– Падать-то не к чему пока, – опять сказал Демид, по-прежнему не трогаясь от стены. – Здравствуй, что ли, Устин Акимыч.
– Хе-хе… – Но тут же Устин испугался своего смешка, проговорил неловко, полувопросительно: – Где же Пистимея-то? Куда это она делась?..
– Не потеряется, я думаю.
– Так… – Устин наконец начал приходить в себя. Он расстегнул тужурку, снял шапку, поискал, куда бы ее повесить. – Гвоздь-то хоть есть тут?
Голос его окреп окончательно.
Демид Меньшиков все еще стоял у белой стены, почти сливаясь с нею.
– Что вырядился в белое, как покойник? – Устин так и не поздоровался с Меньшиковым.
– Время позднее. Мы уж спать легли.
Демид отделился от стены, прошелся из конца в конец комнаты, словно призрак. Устин даже сделал шаг назад, к двери. Демид остановился, поглядел на него, скривил чуть губы, отчего они стали еще тоньше.
– Иди сюда, вот в эту дверь, – и Демид отдернул белую занавеску, которую Устин как-то не заметил, толкнул филенчатые створки. – Проходи, гостем будешь.
Помещение, куда вошел Устин, было обставлено, как обычная жилая комната: стол, накрытый розовой скатертью, стулья, желтый дерматиновый диван, желтый абажур, на окнах занавески, в углу тумбочка местного промкомбината, как определил Устин, на тумбочке радиоприемник «Восток». Из этой комнаты еще две двери вели куда-то. Демид снял розовую скатерть со стола, приоткрыл одну дверь, сказал негромко:
– Доченька, гость у меня. Подай нам чего-нибудь.
И тотчас в комнату вошла девушка лет восемнадцати с белой обеденной скатертью, салфетками, застелила стол.
Следом за ней вошла еще одна, с косами, чуть постарше первой. Она несла полный поднос тарелок с кушаньями. Вдвоем они быстро и молча собрали на стол, отошли к двери, сложили руки на груди и замерли.
– Спасибо, дети мои, – сказал Демид, и обе девушки скрылись. Они были красивы и миловидны, эти девушки, особенно та, что постарше, с косами. Но ни одна из них не походила на Демида.
– В самом деле дочери, что ли? – спросил Устин.
– Ага, – кивнул Демид, достал из тумбочки бутылку водки. – Ну, за встречу! Садись, помянем минувшие годы.
Устин окончательно пришел в себя. Он сел к столу и сказал:
– Только переоделся бы ты…
– Это можно, – проговорил Меньшиков и вышел.
Через несколько минут перед Устином сидел прежний Демид, только поседевший, немного сморщившийся. На секунду Морозову даже показалось, что они находятся не в Озерках, а в той зауральской лесной деревушке, в которой прокоротали не одну зиму, что сейчас прибежит от Микитовых дочерей Тарас Звягин, войдет Серафима в своем длинном платье, молодая, стройная…
– Значит, жив все-таки? – спросил Устин, подвигая к себе рюмку.
– Да нет. Я покойник, как ты сказал. Давным-давно.
– Как это понять? – Устин поднял голову, бородой чуть не опрокинул рюмку на длинной ножке. И продолжал уже зло и раздраженно: – Ты говори уж прямо, коли… привезла меня к тебе Пистимея. Или опять… Не все мне положено знать?
– Да нет, скажу все прямо. Чего мне от тебя таиться? Пей вот сперва.
Они выпили. Демид наполнил рюмки снова, встал и прикрыл плотнее дверь, куда ушли девушки.
– Так вот, Устин Акимыч… – начал Меньшиков, вернувшись к столу. – Демид действительно умер где то, пропал бесследно, размолола его история в порошок, ветер разметал по белу свету, время стерло его имя в памяти людей.
– Красиво говоришь. Где так научился?
– Просто занимался самообразованием.
– Вон как! Сейчас-то ты кто?
– Есть такая фамилия немудрящая – Кругляшкин. Вот я и есть Дорофей Кругляшкин.
– Я не про фамилию. Кто ты теперь, чем живешь? Вижу, – Устин кивнул на стол, обильно уставленный закусками, – не сильно бедно живешь.
Демид, как бы раздумывая, говорить или нет, глубоко втянул в рот нижнюю губу, смачно пососал ее. Потом отпил из рюмки, проколол вилкой небольшой соленый огурец и понюхал, целиком засунул в рот и принялся с хрустом жевать.
– Хороший засол, ах хороший! – крякнул Демид. – Не перевелись, видно, в Сибири мастерицы соленья готовить.
И снова пососал нижнюю губу.
«Не растерял, значит, зубы-то, крепкие еще у дьявола», – опять подумал Устин. А вслух проговорил:
– Выходит, не хочешь все прямо сказать?
– Что ты, что ты… Какие могут быть тайны меж нас! – Демид вытер не спеша платком вспотевшее лицо. – Слуга Господень я.
Устин бросил в тарелку кусок курятины, вытер пальцы салфеткой.
– Эт-то ловко ты… Поп, значит! Отец Дорофей?
– Ну, вроде бы…
