Дайте руку королю - Гергенрёдер Игорь (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
– Закипело-заварилось, к-х-хх!.. – няня Люда сипло захихикала, и ее передернуло всю от головы до пяток. – Кого-то вышибут! Под суд отдадут. Не кради у людей.
– А мы – не люди? – сказал Сашка, когда она ушла. – Вот блядская старуха! Сама наши передачи ворует – и ни х…я!
Поли загалдели: «Конечно, Сань! Конечно!..» Они отлично знают, как крадут няньки, санитарки, сестры… Из них никто не покупает хлеб – его «приносят с работы». Таскают сахар, какао, сливочное масло, сметану, яйца. Новое белье подменяют старьем. Повариха разбавляет молоко, компот, срезает лучшую часть мяса. А то, что осталось, по два раза вываривает и бульон забирает себе, и уж только потом вываренные остатки идут на щи больным. Не просто больным – а обездоленным на всю жизнь, заброшенным, замученным детям-калекам.
У одного мальчишки отец работает на плавучем заводе, где перерабатывают выловленную рыбу. Отец прислал посылку в десять кило: икру, разные сорта рыбы. Бах-Бах захапала все. У другого мальчишки молоденькая мать вышла замуж за грузина, уехала к нему в Самтредиа. Мальчишка лежит четвертый год, и каждые два месяца приходят посылки с фруктами. Сестры, няньки жрут абрикосы, мандарины, изюм, грызут орехи, делят лимоны…
Маленьких калек обворовывают деловито, обыденно. Какой там суд?!
Поли возбужденно толкуют об этом, перебивая друг друга.
Высказался Сашка-король:
– Идут споры: кто – воры? Вор крадет у кого почище, а не вор – у нищих!
Подбросил и поймал курицу:
– Дели на каждого! А мне этого хватит. – Отправил в рот гузку.
Даже Скрипу, Кире и Проше досталось по очереди поглодать крылышко.
Коклета обсасывал куриную шейку, когда вошла сестра Светлана. Она не обратила б на него внимания, если бы он не ойкнул, не выронил шейку на простыню.
Сестра метнула взгляд – и догадалась. Она знала о пропаже курицы.
– Ах, вот кто это сделал!
– Тетя Лана, сжальтесь! – Коклета сполз с койки, обхватил ноги сестры Светланы. – Ы-ы-ыы! Не выдавайте! – выл, целовал ее гладкую икру, голень, лодыжку.
– Перестань сейчас же!
– Добренькая тетя Ла-а-на! Ы-ы-ыыы! – обслюнявил всю ногу.
Она хочет вырвать ее – не тут-то было.
– Ты прекратишь?!
– Сжа-а-льтесь, добрая, золотая, брыльянтовая!..
– Да что это такое? – сестра Светлана, наконец, освободилась, отскочила, но он с воем пополз к ней. Слезы, слюни оставляли на полу лужицы.
Она подняла его, посадила на кровать.
– Зачем ты взял? Был голодный?
– О-о-ой, как голодно-то! О-о-ой!
Сестра Светлана смотрит на него:
– Что-нибудь придумаем. Подожди! – стремительно вышла. Вскоре принесла поднос с хлебом и тарелкой. На ней – котлетка, вермишель, политые противной томатной подливкой.
– В-во-о! – восхищенно воскликнул мальчишка. Быстро прибрал все без остатка.
– Стало получше? – сестра Светлана протянула руку. – Давай поднос.
– А? Под чей? – спросил Коклета.
– Что? – не поняла она.
– Под чей нос-то? И чего – под него?
– Теперь остришь, плакса? – улыбнулась, потрепала его по голове.
А Коклета вовсе не острил. Он в самом деле не знал, что эта штука, на которой ему принесли еду, называется подносом.
Сестра ушла, и Коклету подтащили к королю, что уселся на подоконнике.
– Ну ты, колхозник еб…й! Откуда научился так жалобиться?
Мальчишка рассказал: мать с бабкой научили. У них вся деревня воет, на коленях просит, когда приезжает какой-нибудь начальник.
– Чего просят?
– Улучшения.
Сашка-король хмыкнул.
– И… бывает?
– А то нет? – Коклета хитро усмехнулся.
Рассказал, что их главный (он имел в виду председателя колхоза) раньше ходил по дворам с двустволкой: не попадутся ли у кого-нибудь вместе свинья и гуси? Держать одновременно и свинью, и гусей было запрещено. Если председатель такое заставал, то, смотря по настроению, палил либо в свинью, либо в гусей.
После жалоб он уже так не делает. Где окажутся гуси и свинья, оставит зарубку на двери, и хозяева сами выбирают, кого зарезать и сдать заготовителям.
И еще он перестал в погреба лазить топтать картошку.
– Топтать картошку?
– Во, во… – кивнул Коклета.
Колхозникам запрещено также держать по две свиньи. Председатель подозревает то одного, то другого, что тот хочет тайком завести вторую. Смотрит: сколько в погребе картошки? Если кажется много: ага, для второй заготовлено! И давай картошку сапогами топтать.
– Давно уж перестал, – доволен Коклета. – Мы картошки едим, сколь хотим! Маманя по полному котлу варит. А в него заходит поболе ведра!
24
Однажды вечером в палате были только Скрип, Киря, Проша да еще двое-трое лежачих. Вдруг прискакал, стуча костылем, Коклета.
– Ой, режут! И ре-е-жут-то… ужасти! – упал ничком на кровать, зарылся лицом в подушку. Вздрагивает.
Оказывается, в этот вечер в столовой установили телевизор. Конечно, Коклета телевизоров никогда не видел. Включили – идет фильм о том, как пять пограничников воюют против целой банды, что переходит границу туда и обратно. Бандиты заставляют крестьян прятать их. Кто слово вякнул – закалывают кинжалом. Хвать за бороду старика – и горло перерезали…
Фильм кончился, поли возвратились в палату, хохочут над Коклетой. А он:
– Не, робяты! Для че глядеть это? Страх! Гольный страх и убивство…
Наутро Роксана Владимировна делала обход. Скрип и Киря стали упрашивать, чтобы разрешила по вечерам смотреть телевизор. Не отвечала ни полсловечка, точно и не слышала. А перед обедом заглянула сестра, от двери указала пальцем на Скрипа:
– Тебе разрешили.
– А мне? – спросил Киря.
– Нет!
Телевизор «Рубин» стоит на большой тумбочке. Столовую называют теперь еще и красным уголком.
Скрип впервые увидел телевизор в гостинице «Восток», где они с мамой жили – перед… Перед тем как…
Теперь он каждый вечер смотрит «Рубин». До чего интересно! Картина про пиратов: они заимели подводную лодку. Сидят в ней оравой, оттачивают страшные тесаки. А лодка несется под водой и острым носом – дульц! – в подводную часть громадного парусника…
А то – про охотника на тигров. Эх, и тигрище! Разинул пасть во весь экран – как рыкнет! Коклета бы описался. А Скрип только заслонился рукой – и все.
Дежурная санитарка злится, что появился телик. Ей приходится протирать полы в столовой после девяти вечера, когда детей гонят по палатам. Она не ждет, пока все выйдут. Шваброй «подсекает» искалеченные ноги отставшим. Дети грохаются, а она шипит:
– Навели вас тут! Могила вас вылечит!
А сама-то с дежурной сестрой сядет и давай дальше телик глядеть.
25
В тот вечер ожидалась картина «Смерть в седле». Это ль не интереснее всего, что только может быть? Даже на вытяжении лежать стало не так невыносимо – знаешь: фильм-то все ближе, ближе…
Днем дежурила Бах-Бах и за что-то наказала троих поли: среди них Владик. Бах-Бах забрала штаны и трусы, чтобы не смогли пойти в красный уголок. Двое взяли одежду Кири и Проши – все равно они лежат.
Настало время идти. Скрип, дождавшийся, наконец, этого момента, расстегивает петлю – а Владик и подскочи. Сорвал с него трусы. Хвать штаны. Натянул – и бегом.
У-у-ууу! Он дрыгал правой ногой, которая поживее левой. Бил себя кулаками по голове. Скрежетал зубами. И встал, снял с подушки наволочку, разодрал по швам. Киря помог обернуться ею, завязать сбоку узел. Поверх Скрип обернулся еще и полотенцем.
Тихонечко вошел в темноту красного уголка, полного детей, присел на стул с краешку. На экране строчил пулемет, за всадником в черной бурке мчалась погоня, конники в папахах стреляли на скаку, с каким-то завыванием размахивали саблями… Кажется, вся комната должна смотреть лишь на это…
Но по рядам поползли смешочки: «В белой юбке, хи-хи-хи!», «В юбочке сидит!»
