Восток есть Восток - Бойл Т. Корагессан (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Внутри оказалось прохладно и душисто, сквозь окна лился яркий солнечный свет. Длинные полки с едой, в основном полуфабрикаты. Все в шикарных пластиковых обертках или ярких консервных банках. У стены — холодильник, два здоровенных морозильника, набитых пивом и содовой, настоящий храм Жажды. За кассовым аппаратом юная мамаша — лет шестнадцати, максимум семнадцати — кормит грудью ребенка и пялится на посетителя во все глаза.
— Эта, чего-нибудь ищете, что ли? — пропела она.
Еду. Хиро искал еду. И питье. Но не знал, как объяснить. Фразу «этачегонибудьищетештоли» он не понял, но ужасно хотел понравиться служительнице храма, совершить заветный обмен, с поклонами допятиться до выхода, а потом скрыться в зарослях и жрать-пить-жрать, пока не лопнет. Самоконтроля терять нельзя, это он знал твердо. Нужно держаться непринужденно, этаким бывалым покупателем, убедить ее, что он свой и знает обычаи гайдзинов не хуже, чем они сами. Хиро напрягся, как пружина. Пот лил рекой. Лицо предательски подергивалось.
— Сьто-нибуч паести, — светским тоном бросил он и цапнул с полки батон хлеба, а заодно и пакет хрустящих хлопьев. Кланяться, однако, не забывал.
Кассирша отняла младенца от груди. Хиро увидел крошечные сжатые кулачки, дернулась маленькая ножка, мелькнул мокрый розовый ротик и мокрый розовый сосок.
— Бобби-и! — позвала девушка. — У нас клиент!
Хиро прижал хлеб и хлопья к груди. Не переставая кланяться, зашлепал вдоль полок. Мокрый комбинезон немилосердно жал в паху. Хиро подбирался к морозилке. Язык шуршал по небу, как кусок мела. «Спокойствие, веди себя естественно», — сказал себе Хиро.
Девушка уложила ребенка в коляску, стоявшую под прилавком, и лениво облокотилась о кассу.
— Турист, что ли? — певуче поинтересовалась она.
«Туристштоли, туристштоли», — повторил про себя Хиро, открывая дверцу холодильника. В лицо дохнуло благословенным морозцем. Упаковка с шестью бутылочками кока-колы уже под мышкой. Что она такое говорит? Надо отвечать, иначе конец, сгоришь.
Тут из подсобки появился Бобби, вытирая руки передником. Этот девятнадцатилетний парень обладал внешностью и телосложением архангела, но чересчур низкий коэффициент умственного развития не давал ему развернуть крыла. У Бобби не очень получалось с арифметикой, поэтому у кассы он работать не мог. Читать газету тоже не научился. Ему полагалось раскладывать товар на полки и приглядывать за Бобби-младшим, когда Кара Мэй занята с клиентами. Бобби мирно стоял в дверях и хлопал глазами.
«Скажи же что-нибудь, ну!» — воззвал к себе Хиро. И на него немедленно снизошло вдохновение. Что бы сказали в такой ситуации Берт Рейнолдс и Клинт Ис-твуд? Уважающий себя американец для начала как следует выругается — всякий знает. Достаточно посмотреть, как это проделывает на экране Иствуд. Не такой уж он, Хиро, лопух.
— Мать твою за ногу, — поклонился он кассирше и водрузил на прилавок свои трофеи. Потом повернулся к уставившемуся на него пареньку и самым дружелюбным тоном заметил:
— Пидер гнойный, а?
Девушка не ответила на приветствие. Она застыла на месте, меж зубов замер розовый комочек жевательной резинки. Паренек замигал, потом бегом бросился к коляске и выхватил оттуда ребенка, словно чего-то испугался. Хиро же не терял времени даром — подгребал к себе шоколадки, банки, бутылки, сверкающие пакетики. Получилась целая гора.
Кассирша потыкала пальцем и ледяным тоном сообщила:
— Десять семьдесят три.
— Дерьма-то, — с улыбкой поклонился Хиро и аккуратно разложил на стойке свои четыре бумажки. — Щас ты у меня нарвешься.
Девушка решительно заработала челюстями, глаза сузились в щелочку.
— Тут только восемь, — прошипела она.
— Только восемь, — озадаченно повторил Хиро.
Кара Мэй обессиленно вздохнула. Ребенок заворочался на руках папаши, запищал. Снаружи донесся скрежет тормозов. Хиро увидел, что на стоянке появился новенький сверкающий пикап-переросток. — Не хватает, понятно? — сказала кассирша. — Еще два семьдесят три.
Хиро сообразил, в чем дело. Зеленых бумажек слишком мало. Придется от чего-то отказываться, а ему нужно все — магазин целиком и еще много-много сверх того! Неужели она этого не понимает? Ведь он подыхает с голода! Мотор на стоянке кашлянул и затих.
— Немножко, — уступил Хиро и отодвинул пару пакетов.
— Хос-поди Исусе, — снова вздохнула девушка. — Чтоб мне провалиться.
Паренек впервые разомкнул уста:
— Вы чего, иностранец, что ли? В магазин кто-то вошел. Хиро услышал скрип половиц и увидел, как просветлело лицо кассирши.
— Приветик, Сакс! — воскликнула она.
Оглянуться Хиро не посмел. А вдруг это начальник полиции, или береговой охраны, или той самой настырной Иммиграционной службы, о которой рассказывал Акио. С колотящимся сердцем Хиро уставился на руки кассирши. Та сложила часть отобранных им продуктов в коричневый бумажный пакет и вдобавок дала три маленькие монетки. Он взял сдачу и снова поклонился.
— Спасибо-спасибо, — залопотал Хиро, чувствуя себя на седьмом небе от облегчения, радости и предвкушения грядущей трапезы. Теперь ему не грозила медленная смерть среди болот.
—Домо, — перешел он на японский. —Домо сумимасэн(Большое, большое спасибо).
Девица разинула рот. Хиро поспешно повернулся и увидел высоченного гайдзина с бесцветными волосами и холодными фарфоровыми глазами. Это был тот самый, который пытался задавить его лодкой! В следующий миг Хиро оказался уже за дверью. Пакет он зажал под мышкой, как футбольный мяч, и со всех ног рванул к лесу. Ни секунды колебания, ни единой паузы, хотя маслоед выскочил следом и заорал:
— Эй! Постой! Вернись сюда! Я не собираюсь… Я хочу тебе помочь!
«Как же, помочь», — думал Хиро, с разбега ныряя в кювет. Кровь оглушительно пульсировала в ушах. Он зашлепал по грязи; провалился по пояс в трясину, кое-как добрался до края леса. «Так я тебе и поверил. Знаю я вас, американцев. Вы друг друга-то загрызть готовы, стреляете людей для забавы, старушек на улицах грабите».
Нет уж, обойдется он без их помощи.
Ничего не поделаешь, придется туда тащиться. Хочешь не хочешь — надо. А уж он никак не хотел. Пилить по такой жарище на Тьюпело, да еще со сломанным кондиционером — и все для того, чтобы побеседовать на солнцепеке с тамошними дегенератами, беспрестанно нюхающими табак и обрастающими мхом прямо на глазах. Кроме «угу» и «не-а» от них все равно ничего не добьешься. Ей-богу, уж лучше бы он в Лос-Анджелесе остался.
Детлеф Эберкорн стоял у окна и смотрел в пустое, мертвенное небо, старой тряпкой нависшее над Саванной. Было серое и душное летнее утро. Пасмурно, но знойно. Детлеф едва успел подуть на первую чашку дымящегося кофе, еще и газету-то не пролистал, а рубашка уже мокрая от пота. Десять минут назад он влетел в офис, послал воздушный поцелуй новой секретарше Джинджер, обладательнице пухлых, вечно приоткрытых губок и веснушчатого декольте, включил монитор, не ожидая никакой пакости, отхлебнул кофе и увидел, как по экрану зловеще ползут буквы НИВОБ.
В электронном досье Иммиграционной службы эта аббревиатура означала высшую степень неотложности и чрезвычайности. Расшифровывалась она так: «нелегальный иностранец, вооруженный, опасный и буйный». В Лос-Анджелесе, последнем круге ада для сотрудника Иммиграционной службы, от НИВОБов просто житья не было: гватемальцы палили в сальвадорцев, вьетнамцы племени хмонг жарили собак в микроволновых печах, турки и иранцы поджигали ковровые лавки и так далее, и так далее. Но в тихой, сонной заводи, именуемой Саванной, о НИВОБах и слыхом не слыхивали. Городишко уж никак не был центром международных интриг, да и саваннский порт не принадлежал к числу хоть сколько-нибудь значительных. Здесь никогда ничего не случалось. Вообще ничего. Поэтому Детлеф Эберкорн сюда и перевелся.
Во всем виноват япошка (не «япошка», а «японец», тут же поправил себя он), который сбежал с корабля неделю назад. Детлеф держал ситуацию под контролем с самого первого дня: побеседовал по телефону с капитаном, затребовал копию отчета береговой охраны. Поначалу случай не казался тревожным. Беглого матроса классифицировали как НИ (нелегального иностранца) и успокоились. Если он доберется до берега, местные пентюхи зацапают его и посадят в окружную тюрьму прежде, чем парень успеет два раза покакать. А будет фокусничать — освежуют, как кролика. Потом поступило сообщение, что японец доплыл-таки до берега — были свидетели, парочка из творческой колонии, подвергшаяся нападению матроса в проливе Пиглер-саунд. Тогда Эберкорн копнул глубже. Потолковал с главным механиком японского судна — древним сморчком лет ста двенадцати, который выглядел так, словно в свое время вылупился в инкубаторе. Сморчок дополнил картину: оказалось, что беглец вооружен ножом и напал чуть ли не на половину экипажа, прежде чем сигануть в море. Эберкорн порекомендовал начальнику окружного отделения переклассифицировать Хиро Танаку из НИ в НИВО (вооружен и опасен). Тоже ничего особенно страшного. Ну что может япошка натворить в Джорджии? Там такой народец живет — крысами питается, ногой за ухом чешет, дремучий, как лесная чаща. Бедный осел япошка, то есть японец, дня, шести часов не продержится. Эберкорн ни капельки в этом не сомневался. Тут наступили выходные, он болтался по дискотекам, крепко поддавал, был обласкан удачей — тесно познакомился с девушкой по имени Бренда, подкрашивавшей груди румянами. О беглом япошке на острове Тьюпело Детлеф и думать забыл.
