Свадьба - Бабаян Сергей Геннадьевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
– Шютка.
– Ти-ха!…
Застолье вздрогнуло… Капитолина Сергеевна вновь высилась над столом – с аляповатым жостовским подносом в руках. На подносе одиноко стояла коренастая стограммовая стопка.
– А теперь, дорогие гости, – крикливо – истончая голос – возгласила она, – прошу посеребрить невестино блюдо!
И Капитолина Сергеевна – неожиданно плавно, легко обогнув молодоженную оконечность стола, – остановилась перед соседкой отца невесты: женщиной лет тридцати, с длинным костистым носом, уравновешенным длинным же и острым как гвоздь подбородком, и с заколотым пластмассовой бабочкой крашенным хною хвостом.
– Чарку примите, гривну положите!
Рыжеволосая встала, покорно выпила стопку (движения ее – молчаливые и поспешные – как будто слагались в пантомиму безнадежной покорности; немудрено: после двухчасового застольного марафона, с тостами через каждые десять минут, – еще сто граммов водки зараз – для женщины!…) и положила – кажется, пять рублей на поднос. Со всех сторон засуетились, захрустели бумажками, зарылись в карманах и кошельках…
– Вань, Вань! Скоко там?
– Кажись, пятеру…
– Дык я уже в конверте отдал!
– Это не то. То – на обзаведение, а это… слышал – посеребри блюдо.
– Эх-хе-хе…
– B-выпить надо… за это дело…
– Да погоди ты, тебе же сейчас нальют! Капитолина Сергеевна неторопливо продвигалась вдоль нашего края стола. На пути ее следования наша четверка сидела так: Лика, Славик, Зоя и я. Самое большее и самое крепкое, что пила в своей жизни Лика, было две трети бутылки сухого вина. Случилось это месяц назад, когда мы ходили в ивановский лес и жарили там шашлыки: Лика была совершенно пьяной – смеялась на палец, несла полную чушь и путалась в именах – всех, кроме, естественно, Славика. Водки же она не просто боялась – это было для нее почти имманентным табу: выпить водки представлялось ей столь же противоестественным, диким, как съесть червяка, совершить преступление или выйти замуж за кого-нибудь, кроме Славика. Убеждение опыта соединялось здесь с воспитанием: во-первых, считала она, порядочные женщины водку не пьют; во-вторых, ее вкус отвратителен (однажды Лика попробовала ее на язык); наконец (подсознательно, может быть, это было самое главное), – прецедент с по меньшей мере в три раза более слабым напитком предрекал самые катастрофические последствия для ее организма…
Капитолина Сергеевна приближалась – надвигалась – как рок. Лика повернула к нам побледневшее, растерянное, умоляющее лицо; я весело ей подмигнул; с таким же успехом я мог разрыдаться – не произведя на нее ни малейшего впечатления… Я почти не сомневаюсь, что в опасную минуту Славик будет готов ради Лики рискнуть своей жизнью; но сейчас – когда в двух метрах от нас тиранически-добродушно скалило лошадиные зубы огромное, как африканская маска, лицо, – Славик видимо растерялся…
Сидевший перед Ликой бугристоголовый мужчина (памятный своей схваткой с венскими стульями и примечательный головой) в два глотка осушил стограммовую стопку и положил на капустный ворох синих бумажек свои пять рублей. Капитолина Сергеевна взяла со стола ближайшую к ней бутылку и наполнила стопку выше краев – видимо, эмпирически знакомая с теорией поверхностного натяжения… Лика обеими руками вцепилась в скамью, бессознательно запрокидываясь спиною на Славика и с ужасом глядя на фатумом нависший над нею человекоподобный утес…
– Чарку примите, гривну положите, – подземно пророкотала Капитолина Сергеевна.
– Я… я не пью… водку… – пискнула Лика – в то же время, казалось независимо от своей воли, приподнимаясь и вытягиваясь перед Капитолиной Сергеевной, как загипнотизированный тушканчик перед разъятой пастью гюрзы. – Можно я… так?…
Капитолина Сергеевна с добродушием циркового слона медленно покачала огромной, желтозубо осклабившейся головой.
– Не по обычаю, раскрасавица. Гривну-то за чарку кладут… Пей, деточка, пей.
Лика подняла стопку задрожавшей рукой… крепко зажмурилась… выпила ее мелкими глотками – от страха и обреченности, видимо, не чувствуя вкуса, – невидяще положила на поднос пять рублей – и сомнамбулически, с безжизненно обмякшим лицом, опустилась на лавку… Капитолина Сергеевна передвинулась к Славику. Славик встал – и оказался на полголовы выше ее. В Славике метр девяносто два.
– Хорош кавалер, – с неожиданно игривыми нотками сказала Капитолина Сергеевна – и чуть снисходительно и удивленно посмотрела на субтильную Лику. – Боюсь, чарка для тебя маловата…
Славик (поспешно) выпил и заплатил; потом выпили Зоя, я, Пышка, ее подруга… Когда Капитолина Сергеевна ступила на территорию краснолицых, там поднялся такой крик и визг, что у меня заскучали уши. Сипло – потерявши голос, надрывая трахею – неистовствовал носатый: «На такое дело и червонца не жалко!., и червонца не жалко!., и червонца не жалко!!!» – долго тряс над головою десяткой – наконец устал и с кругового замаха впечатал ее в поднос – как бьющую карту… Несколько краснолицых голов спустя прорезался раздраженный и в то же время сконфуженный шип: «Ну нет больше, Капа!… Ну нету!…» – Капитолина Сергеевна подытожила его жизнь и деяния уничтожительно-веским: «Э~э-эх!…» Дальше пошли свинцово огрузнувший Анатолий с желчной женой, потом Петя (который, закусив удила, понес уже без дороги свою совершенно размякнувшую соседку); замначальника цеха (перед положением гривны хотел что-то сказать – но со всех сторон закричали!!); стайка воробьиноголовых старушек – старушки клали по три рубля и единственные пили полстопки… Наконец, серебрение блюда закончилось, поднос перешел к невесте, рыхлую сизую груду – с промельками зелени и багреца – затолкали в какой-то мешок, поспешно унесенный новоявленной тещей… индуцированное тетей Капой напряжение улеглось, и со всех сторон – сначала неуверенно, потом все более настойчиво и наконец уже требовательно – понеслось:
– Перерыв!… Перерыв!…
– Чего там перерывать-то?! – встретил в штыки носатый.
– Как это чего? Ты, Вить… хе-хе… запаянный, что ли?
– Перерыв, перерыв!
Застолье забродило разноголосицей, задвигалось, разваливаясь на куски – как песчаная дамба, подтачиваемая водой… Мы тоже встали, Лика – держась за Славика: лицо ее было удивленным и немного испуганным, губы ослабли, – злосчастная стопка поразила ее, как удар кистеня.
– Предводительствовал князь-папа, пьяный до изумления, – ласково сказал Славик и погладил Лику по зыбкой спине.
– Как не стыдно смеяться… над пьяной женщиной! – плаксиво сказала Лика.
Зоя жизнерадостно рассмеялась.
– Пойдем на улицу, там развеемся, – сказал я.
– Я не дойду, – сказала жалобно Лика и умоляюще посмотрела на Славика. – Славик, я не чувствую ног!
– Не горюй, Личик, – сказал Славик. – В человеке главное – мозг.
– Славик!…
– Ну, пойдем на балкон.
Продвигались мы медленно: навстречу нам – к выходу – проталкивался в узкое русло между стеной и столом плотный людской поток. Впереди мы увидели родителей Тузова и невесты: мать невесты что-то быстро, в радостно-опьянелый захлеб говорила (муж ее стоял чуть позади, глядя куда-то вбок и втянув остролицую голову в плечи, как черепаха), мать Тузова слушала, часто помаргивая и улыбаясь застывшей улыбкой; отец стоял рядом заложив руки за спину, очень прямой, чуть наклонив крупную темноволосую голову и глядя на мать невесты пустыми глазами.
– …первое время пусть поживут у нас, – услышал я взвизгливый голос тещи, – как-нибудь да поместимся. Пусть еще отдохнут, погуляют, во вторник деверь из Красноярска должен приехать…
– Алеше в институт, – тихо сказала мать, глядя на Тузова – который, рядом с невестой и в окружении нескольких ее подруг и свидетеля, стоял – сутуловатый, против света пушистоголовый, по обыкновению с чуть приоткрытым ртом – у балконной двери, – и вдруг глаза ее задрожали. – Он работает в приемной комиссии… Ну, я не знаю…
Отец энергически кашлянул, глядя на… сватью, – видно было, собравшись что-то без обиняков возразить (сразу стал виден начальник отдела Госплана – должность которого была номенклатурно соизмерима с положением профильного министра), – но вдруг, как будто вспомнив о чем-то, видимо растерялся.
