Летний свет, а затем наступает ночь - Стефанссон Йон Кальман (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗
Солнце с трудом поднялось над горами на востоке и зажгло для нас новый день. Астроном выключил компьютер, съел овсянку и лег спать, дул северный ветер, в горах падал снег. Мы надели шерстяные носки, думали о теплых плюшках, страхе и кофейнике. Торгрим вышел из дома и направился к главе администрации и его жене, всего десять минут ходьбы для человека с такими большими шагами. На нем была полицейская форма, он зашел в гараж, едва поместился в дверной проем, Йонас сидел за письменным столом и не знал, радоваться ему или бояться. Они встретились глазами, но не успели поздороваться, потому что Сольрун принесла торт, а ее муж — кухонный нож и четыре тарелки, он отрезал Торгриму кусок со словами, что теперь их двое и они должны благодарить за это Сольрун. Толстые пальцы Торгрима неожиданно легко обращаются с вилкой, эти толстые и сильные пальцы обладают большой чувствительностью, четыре или пять женщин деревни могут это засвидетельствовать, они всегда удивлялись, какими легкими и ласковыми бывают эти руки, как деликатно ощупывают. Они вчетвером едят торт, чокаются кофе, Торгрим что-то говорит своим низким голосом, и у остальных дрожат веки, из Йонаса слова не вытянуть, но он выпивает четыре чашки черного кофе, хотя обычно максимум пьет одну в день, потом Сольрун уходит на работу. Торгрим облегченно вздыхает, он рад и одновременно расстроен, всегда такой робкий, неуверенный и неуклюжий в присутствии Сольрун: эти таланты, этот небесно-голубой купальник, эти длинные рыжие волосы. Затем прощается глава администрации, офис, мальчики, чертовы бумаги, говорит он, и они остаются вдвоем. Ну вот, осторожно произнес Торгрим, теперь мы товарищи; отныне будем держаться вместе, как единое целое. Поднявшись, они взялись за руки, тролль и альв, полицейская машина двинулась с места и поехала за пределы деревни, Торгрим за рулем, Йонас дрожал на пассажирском сиденье, то ли от выпитого кофе, то ли от счастья.
[Время идет, оно проходит сквозь нас, и потому мы стареем. Через сто лет мы лежим в земле, только кости и, возможно, титановый штифт, который стоматолог вставил в верхний зуб, чтобы зафиксировать пломбу. Человек кончает не так хорошо, как титан, его историю можно описать в следующих словах: он то, что живет в сердце, костях, крови, а затем движение рук одним ноябрьским вечером.
Йонас, похоже, мало думает о таком существовании, и в этом, видимо, причина того, что он не стареет, кожа у него все такая же ровная и мягкая, и их приятно видеть вместе — Йонаса и Торгрима. Через несколько месяцев после того, как Йонас дрожал на переднем сиденье полицейской машины, он продал свой дом, дом своего отца, и переехал к Торгриму, там он в безопасности, весной и летом рано утром уходит из деревни на пустошь с биноклем, ручкой и блокнотом, наблюдает за болотными птицами, он любит бекасов и куликов, но недолюбливает чаек, кружащих над гнездами болотных птиц и предвещающих смерть. Йонас успокоился, его словно не касается ничего из того, что мучает нас: скорость, беспокойство, нам нужны большие телевизоры и новые мобильные телефоны, он же думает только об изгибе крыла у болотных птиц. Что же нам сделать, чтобы достичь такого же состояния?
Некоторые в нашей деревне с подозрением относятся к тому, что они живут вместе, эти двое мужчин, но это, вероятно, потому, что мы привыкли сводить все к сексу. Вы ведь знаете, какие нынче времена, мало какой журнал выходит без материала об интимной жизни: измены, изучение сексуального поведения, определение параметров мужского достоинства, обсуждение аксессуаров для секса. Мы где-то прочитали, что оргии и безудержная сексуальная жизнь сопутствовали распаду Римской империи, но ведь человек — это не только плоть и кости, нечто большее, чем один штифт из титана? Когда-то антидепрессантом была вера, она давала смысл и надежду, когда-то — наука, когда-то — мечты о лучшем мире, меньших расстояниях между людьми: так все меняется. Проходят дни, века, и в наше время вера ограничена воскресной службой, наука — собственность ученых, а мечта о лучшем мире спит на новеньком диване.
Нами управляет комфорт, не дает поднять голову, мы клюем носом, нам снятся сны, и они сливаются с красочными брошюрами из турфирм, проникают на экраны телевизоров, появляются в интернете. Как утверждают, герои каждого времени являются зеркальным отражением общества, своего рода описанием его состояния. Полвека назад это, вероятно, были космонавты, мы видели в них величие человеческого духа, они олицетворяли силу науки, новые миры, даже мужество, мы не хотим сказать, что все это характеризовало то время, далеко не так. Но символы — это всегда большое упрощение, однако герои каждого времени по-своему отражают его состояние, наши мысли, мечты и надежды, герой — цель, путеводный маяк и опора в трудную минуту, человеку нужен герой, это заложено в его природе. Не стоит ли называть героями нашего времени представителей СМИ, декораторов и шеф-поваров?
Время идет, мы живем и умираем. Но что есть жизнь? Жизнь — это когда Йонас думает об изгибе крыла у болотных птиц, когда он засыпает под глубокое дыхание Торгрима. Совершенно верно, однако это еще не все. Насколько велик промежуток между жизнью и смертью, есть ли он вообще и как называется? Мы измеряем его в километрах или мыслях, а некоторые преодолевают путь туда и обратно.]
Мы должны признать себя идиотами?
Темнота и холодный воздух устремились внутрь через открытые двери склада, Сигрид вошла и закрыла за собой дверь. Кьяртан и Давид клевали носом за столом над утренним кофе: Давид пытался вернуть атмосферу ночных сновидений, Кьяртан грыз сахар, чтобы отогнать сон. В те годы кооперативное общество иногда называли женским царством, поскольку на верхнем этаже правила материнская забота Астхильд — та была секретарем, варила кофе, следила за тем, чтобы не докучали Бьёргвину, а затем Финну, имела обыкновение отменять собрания по собственному усмотрению, тем, кто хотел продвинуть свое дело, нужно было сначала заручиться ее расположением. Но нижний этаж, сам магазин и бензозаправку держала в ежовых рукавицах Сигрид — незадолго до того январского утра в конце девяностых, когда она вошла на склад, ей как раз исполнилось пятьдесят, по радио играла британская группа Massive Attack и Давид отбивал такт. Одно время вокруг нее крутились парни, Сигрид тогда была молода, а мир еще чернобелый, с некоторыми она обошлась плохо, это были незабываемые времена, в сердцах разрушенные города, в восемнадцать ее выбрали «Мисс Западная Исландия», высокая, стройная, с длинными светлыми волосами, стоило ей взмахнуть ими, и горы меняли форму. Затем она устроилась продавщицей в кооперативное общество. Мы покупали молоко, печенье и картошку и смотрели на ее волосы, смотрели на ее нежное лицо, но потом Сигрид вышла замуж за окрестного фермера, за Гудмунда, которого частенько называли Гудмунд Ну-я-побежал. Гудмунду принадлежали местные рекорды в беге на четыреста, восемьсот и полторы тысячи метров, он часто ходил на поиски овец, был выносливее многих лошадей. Кто-то указывал на овцу высоко на склоне, и Гудмунд говорил: ну я побежал, — отсюда и пошло его прозвище. Очень сильный и энергичный человек. У Сигрид, напротив, тонкий нос, прозрачные руки и хрупкие плечи, одно время мы думали, что она слишком чувствительна для суровой жизни. Но, как и часто прежде, мы мало знали, ничего не видели и еще меньше понимали; за красивыми глазами, которые некоторым не давали спокойно спать, скрывалась железная воля, непоколебимая решимость. Сигрид быстро продвинулась по службе, за несколько лет стала единовластным правителем нижнего этажа, даже председатель кооперативного общества вынужден был с ней считаться. Прошли годы с тех пор, как она поражала нас своим восемнадцатилетием, разбрасывая вокруг улыбку, как золотой песок, однако волосы у нее по-прежнему дьявольски светлые, тело изящное, как у антилопы, иногда в нем будто проскальзывает скрытое и неясное напряжение, которое ждет, чтобы ему дали выход.
