Возвращение домой.Том 2. - Пилчер (Пильчер) Розамунд (бесплатные полные книги TXT) 📗
— Хочешь кофе?
— Нет. Я не хочу кофе, хватит с меня Лавди с Гасом и всех остальных. Нам пора поговорить. О нас с тобой.
И в самом деле, пора было. Они вернулись в гостиную и сели на широкое сиденье у окна. Теперь уже лучи низкого солнца то и дело падали на старомодную мебель, выцветшие ковры, рассыпались радужными зайчиками с подвесок хрустальной люстры Лавинии Боскавен.
— С чего начнем? — спросила Джудит.
— С начала. Почему ты не ответила на мое письмо?
— Но ты не писал, — нахмурилась она.
— Писал. С Лонг-Айленда.
— Я не получала письма. Теперь уже нахмурился он.
— Ты уверена?
— Неужели же нет. Я все ждала, ждала… Ты сказал, что напишешь — тогда, утром, в Лондоне, Обещал написать, а сам не написал. Я не получала никакого письма. И я подумала, что ты просто передумал, сдрейфил, решил в конце концов, что не хочешь иметь со мной ничего общего.
— О, Джудит!.. — Он вздохнул, и это больше было похоже на стон, чем на вздох. — Все эти годы… — Он взял ее руку. — Нет, я писал. Я гостил у одних людей на Лонг-Айленде, и весь измучился, чуть голову себе не сломал, пытаясь найти нужные слова. Потом я вернулся в Нью-Йорк и отправил письмо армейской почтой с «Сазерленда».
— Так что же произошло?
— Я думаю, судно потопили. Битва за Атлантику была в самом разгаре. И мое письмо вместе с остальными, видимо, ушло на дно морское.
Она покачала головой.
— Мне это и в голову не приходило. О чем говорилось в письме?
— О многом. Там говорилось, что я никогда не забуду той ночи, которую мы провели вместе в Лондоне, когда ты была так несчастна, а мне пришлось уйти рано утром, чтобы попасть на свой корабль. И там говорилось, как сильно я тебя люблю. Я всегда тебя любил, с той самой минуты, когда впервые увидел. А потом были другие события, которые все решили для меня. Я приехал в Нанчерроу н услышал, как в твоей спальне играет «Иисус — утоление жаждущих». В этот момент я понял — ты мне необходима. И в конце письма я просил тебя выйти за меня замуж. Потому что я уже не мог представить себе свое будущее без тебя. И я просил тебя написать. Ответить. Сказать да или нет, чтобы я не терзался больше неизвестностью.
— И ты не получил ответа.
— Нет.
— Тебе это не показалось странным?
— В общем-то, нет. Я всегда был весьма невысокого мнения о своих достоинствах и не считал себя завидным женихом. К тому же, я на тринадцать лет старше тебя и никогда не мог похвастаться большим достатком. А у тебя было все. Молодость, красота, материальная независимость. Весь мир был у твоих ног. И, может быть, ты заслуживаешь большего, чем быть женой простого провинциального доктора. Поэтому — нет. Не получив от тебя ответа, я не нашел в этом ничего странного. Просто это был конец всего.
— Наверно, я сама должна была написать тебе, но я не была настолько уверена в себе. Да, мы были близки тогда в Лондоне. И все казалось так прекрасно. Но Эдвард любил меня из жалости. Он хотел подарить мне те радости, которых я была, по его мнению, лишена. И я боялась, что ты действовал из тех же побуждений. Просто утешил в трудную минуту.
— Ничего подобного, любимая.
— Теперь я понимаю. Но тогда я была моложе. Мне не хватало уверенности в себе и опыта. — Она взглянула на него. — Теперь у меня Джесс. Мы с ней — единое целое, мы — семья. Все, что происходит со мной, касается и ее тоже.
— Она не будет против, если я появлюсь в твоей жизни? Я бы очень хотел, чтобы мы трое были вместе. Я навсегда запомнил ее тогда, в поезде, когда она капризничала и швырнула в тебя своей куклой. Мне не терпится снова увидеть ее.
— Ей уже четырнадцать, и она очень самостоятельная. А бедного Голли больше нет, он утонул в море.
— Мне ужасно стыдно. Я до сих пор не сказал ни слова ни о твоих родителях, ни о Джесс. Все о себе да о себе. Но я очень горевал о твоих родителях. А потом очень радовался, когда отец рассказал мне о Джесс. Она в «Святой Урсуле»?
— Да, и ей там хорошо. Но пока она не вырастет, я за нее отвечаю.
— Дорогая моя Джудит, для тебя это не в новинку. Сколько я тебя знаю, ты всегда за что-нибудь отвечала. За себя, за Бидди Сомервиль, за Филлис, за свой дом. А потом война и служба в ЖВС. — Он вздохнул. — Это-то меня и тревожит.
— Не понимаю.
— Я боюсь, что, перед тем как взвалить на себя бремя замужества, тебе, может быть, хотелось бы какое-то время просто пожить в свое удовольствие. Пожуировать, как Афина до войны. Ну, знаешь, ни о чем не думать, покупать себе шляпки, ходить в ночные клубы, обедать в «Рице» с элегантными кавалерами, плавать на частных яхтах и потягивать мартини на залитых солнцем верандах.
— Какой полет фантазии! — засмеялась Джудит. — В твоем изображении это больше похоже на кошмар.
— Нет, серьезно.
Какой он милый, подумала она и сказала:
— Ты случайно не был знаком на флоте с человеком по имени Хьюго Хэлли? — Нет, не припомню такого.
— Приятный человек. Я познакомилась с ним в Коломбо, когда жила у Боба Сомервиля. Война уже кончилась, так что мы могли наконец-то позволить себе быть беззаботными. И мы предавались всем этим развлечениям, о которых ты говорил. Мы не были влюблены друг в друга, не были связаны какими-либо обязательствами — просто бездельничали и веселились. Так что мне это знакомо. Пусть все длилось очень недолго, но я это испытала. Так что обещаю тебе, когда мы поженимся, я не буду до конца дней ходить разочарованная, будто бы меня одурачили.
— Я не ослышался, ты действительно это сказала?
— Сказала что?
— «Когда мы поженимся».
— Кажется, да.
— Я ведь уже начинаю седеть.
— Знаю. Я заметила, но это абсолютно не важно.
— Тридцать семь лет, настоящий старик! Но я так тебя люблю, и мне остается только надеяться, что возраст — не помеха.
Он ожидал, что она скажет: «Конечно, не помеха», — но Джудит ничего не сказала. Она молчала, и на ее лице выражалась глубокая сосредоточенность.
— О чем ты задумалась?
— Я произвожу вычисления. А я всегда медленно считала в уме.
— Вычисления?
— Да. Ты знаешь, как высчитывается идеальный возраст для супружеской пары?
Озадаченный, Джереми покачал головой.
— Жена должна быть вдвое моложе мужа плюс еще семь лет. Так, тебе тридцать семь. Тридцать семь поделить на два — это будет восемнадцать с половиной. А восемнадцать с половиной плюс семь равняется…
— Двадцати пяти с половиной.
— Ну, а мне двадцать четыре с половиной. Почти в самую точку. Какое совпадение! Если бы мы не подождали три с половиной года, мы бы не подходили друг другу. Наш брак, скорее всего, был бы несчастливым. А так…
Вдруг она прыснула, и он впился губами в ее раскрытые смеющиеся губы. Поцелуй длился долго, и Джереми почувствовал, как в нем проснулось желание. В мозгу его мелькнула гениальная мысль — подхватить ее на руки, отнести в постель и любить долго, страстно. Но здравый смысл не совсем покинул его — пожалуй, момент не самый удачный, ведь на повестке дня стояли драматические события, происходящие в Нанчерроу, а он хотел, чтобы их любовь была неторопливой и продолжалась, по возможности, целую ночь.
Он осторожно выпустил ее и, отодвигаясь, пригладил ладонью медовый локон, упавший ей на лицо. Потом сказал:
— Кому принадлежит эта фраза о том, что все страсти рождаются в шезлонге, а в двуспальной кровати царят мир и покой?
— Миссис Патрик Кэмпбелл [35].
— Я так и думал, что ты знаешь. Может быть, нам следует взять до поры до времени себя в руки и попробовать рассмотреть кое-какие планы на будущее?
— Я не уверена, что в настоящий момент способна думать о будущем.
— Тогда я подумаю за тебя. Правда, я даже для себя ничего еще не решил, не говоря уже о тебе и Джесс.
— Ты намерен вернуться в Труро и занять место своего отца?
— А ты бы этого хотела?
— Нет, — честно призналась Джудит. — Извини, это ужасно, но я не хочу расставаться с этим домом. Я знаю, нельзя становиться рабом неодушевленного камня, но это место — такое необыкновенное. Не только из-за тети Лавинии, но еще и потому, что оно стало как бы тихой гаванью для стольких людей. Стало домом. Сюда после смерти Неда приехала Бидди со своим горем. А потом — Филлис с Анной. И Джесс, после всего, что пережила, нашла здесь свой дом. И даже Гас, который был на грани отчаяния и думал, что уже никогда не будет счастлив. Ты понимаешь?
35
Английская актриса театра и кино Беатрис Стелла Таннер (1865—1940).