Водяра - Таболов Артур (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Весной 2004 года Теймураз неожиданно объявился в Москве. Без звонка, без предупреждения. Он всегда появлялся неожиданно и так же неожиданно исчезал. Но всегда звонил: буду завтра или буду через два дня. Тимур не спрашивал, откуда он появляется и куда исчезает. Не то чтобы это его не интересовало, но так у них повелось. Теймураз однажды сказал: «Не вникай, это не твои дела». Тимур согласился. Но когда однажды Теймураз предложил Тимуру купить у него десять процентов акций Владикавказского спиртзавода, Тимур решительно возразил: «Не куплю, оставь их себе. Нужны деньги – скажи». «Денег нужно много», – настаивал Теймураз. «Сколько нужно, столько и дам. И не говори, что это не мои дела. Это мои дела».
Тимур догадывался, куда идут деньги. Теймураз этого особо и не скрывал, хотя и не вдавался в подробности. Иногда говорил: «Осталось двенадцать», «Осталось десять». Каждый день в Москве у него всегда был распланирован едва не по минутам, и Тимур удивился, заметив, что на этот раз Теймураз никуда не спешит. Он охотно согласился поехать в загородный дом Тимура на Николиной горе. Особняк еще был не закончен, но уже готов был первый этаж с каминным залом. Вечером расположились перед камином, смотрели на огонь, молчали или говорили о пустяках. Тимур чувствовал, как его друга словно бы отпускает напряжение, в котором он находился последние полтора года. Наконец, Тимур не выдержал:
– Сколько осталось?
Он ожидал услышать «Ни одного», но Теймураз долго молчал, потом сказал:
– Двое. Ушли в подполье, глубоко, не можем найти.
– Нужны деньги?
– Нет. Не будем искать. Пусть живут. Пусть до конца жизни трясутся за свою жизнь. Это будет их кара.
Достал узкий черный блокнот, рассеянно полистал его и бросил в камин. Еще помолчал и пожаловался:
– Устал я, Тимур…
Глава шестая
I
В середине сентября 2006 года, через два года после нападения террористов на школу в Беслане и через полтора месяца после того, как закончился суд над единственным оставшимся в живых боевиком Нурпаши Кулаевым, приговоренным к смертной казни, которая тут же была заменена пожизненным заключением, в центральном офисе корпорации «Россия» на Новом Арбате состоялось совещание, тема которого не была обозначена в разосланных заранее приглашениях. Трудно было судить о ней и по составу участников: крупный ученый – профессор-международник, известные историки – члены североосетинской и ингушской академии наук, знаменитый религиозный философ – эксперт по межконфессиональным отношениям, бизнесмены из первого ряда, которые вполне могли обходиться без фамилий, потому что их бизнес был неотрывен от их фамилий: нефть, газ, лес, цветные металлы, финансы, водка.
Список участников совещания был приложен к приглашению не без задней мысли устроителей: мало кто может позволить себе проигнорировать мероприятие с таким составом. Обращало на себя внимание и то, что не приглашен никто из правительства, из депутатского корпуса, из администрации президента. Это сообщало совещанию дополнительную интригу.
Тимуру Русланову часто приходилось бывать в офисе «России» по делам, связанным с Бесланским заводом. Обычно общался он с менеджерами среднего звена, редко с исполнительным директором Черецким и никогда с президентом корпорации Гуровым. Давняя встреча в Беслане, на которой приняли решение о сотрудничестве завода с «Россией», была единственным случаем, когда Тимур видел Гурова вблизи и разговаривал с ним. Но, как выяснилось, президент могущественной корпорации не забыл Тимура. Вместе с Черецким он встречал участников совещания у входа в конференц-зал, как гостеприимный хозяин. Тимура он никак не выделил среди высоких гостей, но узнал и даже пошутил, пожимая руку:
– А вы все посмеиваетесь. Знаю, знаю, это от шрама. Спасибо, что пришли.
Конференц-зал корпорации «Россия» не бил в глаза показной роскошью. Никаких зимних садов, никаких орхидей, никаких подлинников картин знаменитых мастеров на обшитых темным дубом стенах. Круглый стол мест на пятьдесят, не слишком затейливая цветочная икебана на свободном пространстве в центре круга, небольшая трибуна для выступлений. За сплошным, от пола до потолка стеклом жил своей жизнью Новый Арбат, двигались потоки машин, казавшиеся игрушечными с высоты пятнадцатого этажа, но звукоизоляция была на совесть, никаких звуков не проникало снаружи. На столе не было табличек с фамилиями, каждый садился где хотел, сам определял свое место и значение. Это придавало совещанию приятный демократизм и как бы подчеркивало, что встреча не то чтобы совсем неофициальная, но и официальной ее назвать нельзя.
Пока конференц-зал наполнялся, за стол никто не садился, стояли группками, обменивались новостями. Было много знакомых Тимуру лиц, было много и незнакомых – из тех, кто никогда не мелькает на публике. Тимур увидел Панкратова, беседующего с какими-то человеком с невыразительной внешностью, и протиснулся к нему.
– Рад вас видеть, Михаил Юрьевич. В каком вы здесь качестве?
– А кто его знает, – отозвался Панкратов. – Пригласили, не откажешься. От таких приглашений не отказываются. Вы знакомы? Пекарский, – представил он собеседника. – А это Тимур Русланов.
– Много о вас слышал, – сказал Тимур, пожимая сухую руку хозяина «Белоголовки».
– Я тоже, – усмехнулся Пекарский. – Еще с тех пор, когда вы занимались украинским спиртом. А потом американским. Доставили вы нам хлопот. У вас, помнится, был компаньон? Забыл фамилию.
– Хаджаев, – подсказал Панкратов. – Он ушел из бизнеса.
– Завидую. Немногие на это способны. Я не способен. Несколько раз пробовал. Не получалось, сразу начинаю болеть.
Разговор прервался, началось совещание. Его открыл Гуров.
– Господа, спасибо, что откликнулись на наше приглашение. Мы не позволили бы себе оторвать вас от дел, если бы не чрезвычайная важность темы, о которой пойдет разговор. Я говорю о событиях в Беслане и о проблемах, которые вскрыла эта трагедия. Многим может показаться, что это дело прошлое и их не касается. Касается. Я потом объясню почему, а пока давайте послушаем экспертов. Господа, у вас по десять минут.
Первым к трибуне вышел историк из Владикавказа, Тимур его хорошо знал. Выступление было дельным. Вывод его заключался в том, что бесланская трагедия, точные причины которой до сих пор не установлены ни Генеральной прокуратурой, ни Парламентской комиссий Госдумы, отбросила осетино-ингушские отношения на десятилетие назад, во времена вооруженного конфликта 1992 года, и это та данность, с которой вынуждены считаться все.
– Что могло бы способствовать уменьшению напряженности? – спросил Гуров.
– Немедленная отмена неконституционного «Закона о репрессированных народах» и особенно положения о территориальной реабилитации.
– Что скажет противная сторона?
Ингушского историка Тимур не знал, но читал его работы и представлял, что он может сказать. Так и вышло. Академик завелся с пол-оборота, обвинил Северную Осетию и имперскую Россию в геноциде ингушского народа и завил, что не отмена, а исполнение «Закона о репрессированных народах» только и может способствовать умиротворению в регионе.
– Как в Ингушетии отреагировали на Беслан? – задал вопрос Черецкий.
– Мы не имеем к трагедии никакого отношения! Да, среди бандитов были ингуши. Но весь народ не может отвечать за нескольких подонков. Преступники не имеют национальности. Мы сочувствуем трагедии соседей. В Назрани и в поселках с ингушским населением прошли митинги с осуждением террористов. Но в попытках свалить всю вину на ингушей мы видим ту же тенденцию идеологически подготовить новую интервенцию осетинских экстремистов против ингушского народа!
– Спасибо, – прервал историка Гуров. – Господа, не смеем больше вас задерживать. Пройдите в бухгалтерию, получите свой гонорар. Вы его заработали. Историки не договорились, – заключил он, когда академики покинули конференц-зал. – Похоже, они вообще не в состоянии договориться. Взглянем на проблему с другой стороны. Прошу вас, профессор, – кивнул он специалисту по международным отношениям.
