Книга теней - Риз Джеймс (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗

Я сказала, что да, у меня в саду, кажется, есть несколько ореховых деревьев.

— Ореховое дерево — это хорошо, — сказала она.

Я ответила, что да, я тоже так считаю.

И тогда Зели извлекла из складок своего платья ореховую трость, изящную, с искусной резьбой. Ее лицо стало серьезным — мгновением раньше казалось, что те же самые черты заплыли жиром.

— Это кадуцей, — сказала она, вручая мне трость, — вроде того, что Аполлон подарил Меркурию, символ просвещенного духа.

Просвещенного? Уж этого про меня никак нельзя было сказать. Тем не менее я взяла у нее трость, оказавшуюся непостижимо легкой. Резьба создавала впечатление, будто это две трости, сплетенные вместе; по всей ее длине ползла змея, поэтому казалось… как бы точнее выразиться… что она живая , и я едва не выпустила ее из рук. Однако сумела удержать, в то время как Зели рассказывала мне, что Плиний использовал жезл из орехового дерева для прорицаний. Такой же посох был и у Моисея (Адам взял его из Эдема), именно с помощью этого жезла Моисей и Аарон наслали чуму на Египет.

— Как видишь, — заметила Зели, — это весьма могущественное орудие, если оно в правильных руках.

— Мои руки можно назвать правильными? — спросила я.

— Пока нет, моя милая, — просвистела она, — пока нет. — И с хихиканьем удалилась.

Некоторое время это еще продолжалось и дальше. Сестры появлялись из тени и показывали мне то, что обнаружили в моем саду, или говорили, что там отсутствует.

Ореховое дерево у меня было. Но помимо рябины мне, по всей видимости, следовало посадить также ясень, осину, бузину, остролист, дуб, боярышник и лавр. Боярышник — чтобы защитить мой дом от молнии, остролист — чтобы использовать при ворожбе, бузину — для амулетов и чтобы делать вино из ее ягод, осину — чтобы класть поверх могил с «не нашедшими успокоения» мертвецами. И так далее.

Должна признать: я мало понимала из того, что мне говорили, когда мимо проходила вереница самых странных, каких только можно себе представить, гостей. Наконец, насквозь продрогнув, будучи не в состоянии находиться в саду ни мгновением дольше, я сказала очередной ведьме:

— Все эти разговоры о деревьях, кустах и ягодах, конечно, хороши, но их следует продолжить в доме, у огня.

И ушла. Довольно неучтиво, наверно, было оставлять свою soror mystica и других сестер в тени сада. Но ни одна из них толком не представилась, большинство явилось без подарков, а испытанного мной волнения не заметил никто, кроме Теоточчи… Ну и черт с ними, думала я. Пусть себе ползают по саду до самого рассвета. Я действительно их проклинала, всю эту шайку сук, порождение ада!

Мои соусы давным-давно свернулись или сгорели, я села у камина, вороша угли в надежде оживить угасающий огонь.

Ведьмы одна за другой входили в дом с Теоточчи во главе процессии.

Она подошла к очагу.

— Соберись с силами, — прошептала она, — возьми себя в руки, дорогая. Сестры приехали сюда ради тебя, подвергая себя большому риску… Такие сборища очень опасны.

Ее ладонь лежала на моем плече, и я накрыла ее своей ладонью. Я хотела сказать так много: о том, что думала, будто к концу этой ночи ход моей жизни будет определен, мое место в мире обретено. Что я узнаю, что значит быть той, кто я есть, и кто я на самом деле… Вместо этого я стояла, нелепо вопрошая присутствующих:

— Мы будем кушать?

Но Теоточчи велела мне сесть.

— Обо всем уже позаботились, — сказала она.

Чувствуя, что меня мутит, я обернулась и увидела, как несколько сестер разрушают столь тщательно выстроенные мною декорации. Складывают ширмы, пробуют пирожные, швыряя их, недоеденными, обратно на блюдо, пьют вино большими глотками, словно это вода. Две одинаковые вазы эпохи Мин разбились на мелкие кусочки, после того как к подставке, на которой они стояли, прислонилась широкозадая ведьма. Она даже не извинилась — лишь отбросила в сторону зеленоватые, цвета морской воды, черепки своей обутой в сандалию ногой. «Бисер перед свиньями», — шепнула Теоточчи, улыбаясь. Другие ведьмы скатали мои коврики, сдвинули мебель в гостиной к стене, расставили тринадцать стульев в круг у камина. Одна из сестер принялась бросать в огонь лавровые венки — «чтобы наполнить ароматом воздух», — а белую ленту, которой я привязывала венки к стульям, засунула в карман своей хламиды.

Пусть все будет как будет, думала я. По крайней мере, ночь обретала определенные формы, шабаш вот-вот должен был начаться, а чем раньше он начнется, тем раньше и кончится.

Мы расселись на стульях, и Теоточчи объяснила мне мои обязанности как устроителя: я должна была слушать, учиться и по возможности записывать все, что происходит.

Выписка из «Отчета об Эсбате (Шабаше )1788 года, включенного в Фармакопею ведьм, с приложением Руководства по надлежащему и правильному употреблению заклинаний».

Сестры образовали круг. Я сижу рядом с очагом, наслаждаюсь его теплом и веду записи при свете горящего в нем огня, потому что в зале темно. Сижу, как мне было велено, а велели мне сидеть тихо, не выпускать из рук данную мне «Книгу», слушать, записывать и, как довольно загадочно сказала мне Теоточчи, «набираться знаний, чтобы не погибнуть». Вот в центр круга вышла очень высокая ведьма и начала говорить. (То не Клеофида, которую я прежде видела в саду, а другая, более стройная и не столь высокая.) У нее коротко остриженные волосы с проседью. Глаза светло-голубые. Она улыбается мне теплой, приветливой улыбкой, слегка приоткрывающей очаровательно неровные передние зубы. Она кажется мне красивой; немного заурядной, но красивой. Серое, цвета булыжника, платье хорошо сидит на ее фигуре. Из-под платья виднеются элегантные черные мужские брюки-кюлоты. Она босая, ее сандалии — тонкая подошва и обвивающие ногу ленточки, нечто эфемерное в древнеримском стиле — дремлют под ее стулом, свернувшись клубком, как змеи. «Меня зовут Германсия», — произносит она с великолепным парижским выговором. И объявляет, что собирается рассказать о шести великих празднествах календаря ведьм. «Одно из которых, — добавляет она, — мы как раз отмечаем сегодня. Хэллоуин, канун Дня Всех Святых».