Пирамида, т.1 - Леонов Леонид Максимович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
К счастью, скоро появился Сорокин, и в поднявшейся кругом суматохе, чуть ли не оставлявшей ветерок на лице, выяснилось одно за другим, что по соседству чествуют знатного бурильщика азербайджанских недр, а в ресторанном обиходе появилась ранняя зелень из подмосковных теплиц, а послезавтра режиссер со съемочной группой отправляется в Крым, чтобы немножко опередить нерасторопную северную весну, а через два часа на экстренном Художественном Совете министерства должен защищать дипломную работу своего ученика, – предлог был придуман на месте для фирменной марки и чтобы заблаговременно ввести в рамки неясную пока старо-федосеевскую девицу.
– Ну, чем вы собираетесь порадовать двух изголодавшихся путников? – фамильярно, берясь за обеденную карту, осведомился режиссер. – Посмотрим, что новенького в вашем социалистическом пищеблоке...
К сожалению, выбор как всегда был несколько ограничен, на сей раз из-за досадного перерыва в завозе свежих продуктов по распутице, так что в основном все повинности несла малосольная, якобы и в Букингемский дворец вхожая, деликатесная треска, вполне пригодная, как показал состоявшийся где-то конкурс поваров, для большинства гастрономических шедевров. Веселее пошло дело с закусками, также по части соусов и гарниров, причем Дуне представился случай благоговейно подивиться осведомленности больших артистов в дорогой еде. По ходу обсужденья стороны приходили к обоюдному пониманию, и окончательный выбор пал на дежурный борщок и шницель с горошком под рюмку перцовки, и если нет свежих фруктов, то сборный компот в придачу.
– А вы чего помалкиваете, Дуня? – заметив переглядывание официантов, с широким жестом спохватился Сорокин. – Видите, я даже имя ваше помню по прошествии стольких лет! Надеюсь, вы разделите со мной скудную трапезу... но прежде всего какой салат вам хотелось бы и что вы станете пить?
Признаться, в беготне по неисправным телефонам она ни капельки не проглотила с утра, даже зябла теперь от холода в пустынном пространстве с громадными оконными проемами, однако наотрез отказалась от предложенного пиршества. Уж ей-то, перед такою просьбой, никак не следовало в лишний расход вводить человека, от которого в конечном итоге зависела вся их судьба.
– Но я же не могу допустить, чтобы вы сидели просто так, без дела. Хотя бы легкое что-нибудь, например, эта букингемская треска... Бокал вина, по крайней мере?
– Нет, что вы... – очень правдоподобно, самостоятельно усмехнулась Дуня и прибавила, робея, что если найдется, то хотела бы получить ситро, а то после селедки пить хочется.
С видом вынужденного подчиненья Сорокин молчал до самого конца и чуть дальше, на случай отмены.
– Отлично... упрямая нынче молодежь! Значит, сюда плодовоягодный напиток, мне остальное... – и отпустил с наказом торопиться.
Критическим взором он обежал сидевшее перед ним провинциальное существо и сперва мысленно головой покачал на свою расточительную отзывчивость к людям, но потом похвалил себя за предосторожность, что не назначил встречу у проходной на Потылихе, где то и дело снуют насмешливые друзья. Так легко повредить свою годами создававшуюся репутацию скептика, эрудита в универсальном комплексе, импровизатора, непогрешимого мастера и арбитра смежных искусств и почти в глобальном масштабе аналитика социально-психических явлений, многократно доказавшего на киноконгрессах и международных симпозиумах диалектическое уменье разложить иной эпохальный персонаж на составляющие элементы: как-то – классовая принадлежность, экономическое положение, характер наследственных склонностей, семейное положение, месячный заработок и все прочее, из чего по воззрениям передовой науки состоит человеческая душа... тем досаднее было промахнуться на очевидном пустяке. О, эта глупая, нередко в яму нас ведущая надежда на какую-то ослепительную внезапность!..
Похоже, в серийном выпуске людского множества природа наложила всего понемножку в паек девицы – ума, носика, голоска, не говоря о прочем... Но вдруг поймал мимолетный, из-под приспущенных век всегда дразнивший интеллектуальную элиту мерцающий блеск, подобно рудным спутникам нередко сопровождающий недоступное ей сокровенное, сверханкетное знание. Какая-то грустная жемчужинка скрывалась внутри невзрачной раковины и, при понятном нетерпенье, не вскрывать же было обеденным ножом намертво стиснутые створки. Вдруг возобновилось погасшее было очарованье той, первозимней поездки, в том и состоявшее, что тема Дунина никак не совпадала с официальными тезисами современности, так что взявшемуся за ее реализацию смельчаку, при условии хотя бы однопроцентного шанса на удачу, пришлось бы посвятить делу всю жизнь. А отсюда вытекало, что скромные производственные расходы в пределах двух бутылок ситро и нескольких часов безделья вполне окупались ценностью заготовляемого впрок сценарного сюжета. Затем последовал безукоризненно построенный без обязательств или знаков препинания сорокинский монолог, имевший целью чисто гипнотическое прирученье дикарки.
На сей раз он начал с того, что девица выглядит теперь несравненно свежее, нежели в незабываемо-романтический вечер их первого знакомства, даже со скандинавским оттенком, пожалуй, что дает ему, режиссеру, основания называть ее сегодня фрекен. Кстати, он иносказательно попрекнул Дуню за ее жестокое молчанье, хотя проявленные им в прошлый раз широта натуры и красноречие давали ему надежду на ее хотя бы беглый телефонный звонок. Однако прошел месяц, другой и уже начался четвертый, в течение которых забытый ею передовик кинопроизводства последовательно утрачивал сон, румянец, аппетит, самый оптимизм, наконец, без чего ихнему брату, киношнику, надо лавочку закрывать. И якобы за истекший срок он, Сорокин, минимум дважды исколесил вдоль и поперек старо-федосеевскую окраину в поисках старинного паркового массива, но так ничего и не обнаружил в их на редкость тоскливом районе, кроме старой свалки да запущенного кладбища. Разумеется, он мог бы через суд взыскать с нее издержки на лекарства, потраченный бензин, за бальзамический воздух в дорогом санатории полузакрытого типа, куда ему придется поехать для поправки расшатанного здоровья, если бы не спасительная Дунина принадлежность к разряду травок, птичек, родничков и прочих бесконечно милых и безответственных явлений природы. Но известно ли фрекен, что все подобные злодеянья записываются на небе именно в черную книжечку специального назначения?
– Так с невинным видом вы подрезаете мне крылья вдохновенья, которое вот поневоле приходится искать в вине... – заключил он, наливая себе перцовки.
– Вы напрасно думаете, что я пожалею вас, – сказала Дуня.
– Но разве вам не очевиден ущерб, нанесенный вашим поведением важнейшему из искусств, как его определил один товарищ?
– Незаметно, – и покачала головой.
– Оно зачастую незаметно и врачам. В том и состоит тактика наиболее зверских недугов, что мы еще цветем, когда, приладившись втихомолку, он уже гложет в нас что ему повкуснее. У Фабра есть отличное описание такой трапезы богомола. Это продолговатое насекомое типа саранчи...
– Я читала. Все равно не пожалею.
– Так мало жалости в юном сердечке? – опрокинув рюмку, усомнился Сорокин.
– Нет, а просто вы мне уже говорили это. У меня хорошая память. Нельзя на одну и ту же монетку что-нибудь два раза покупать.
Он впервые пригляделся к ней.
– Неужели, в прошлый раз? Прелестно, вы жжетесь нежно, как молодая крапивка, – засмеялся он, водя вилкой по тарелкам. – Продолжайте в том же духе... это щекочет, я люблю.
– И вам часто бывает в жизни так щекотно? – с блестящими глазами и так тихо спросила Дуня, что можно было и не отвечать.
Прозвучавшее в вопросе раскатистое эхо, словно резонатором ему служила вся старо-федосеевская пустыня за ее спиной, несколько озадачило Сорокина. Лишь теперь какое-то неблагополучие почудилось ему в его собеседнице... И прежде всего бросился в глаза убийственный цвет лица, словно истекшие месяцы провела взаперти и без солнца. На время их беседа прервалась, – расшалившийся Дымков подарил своей даме очередную шутку, на сей раз над метрдотелем, принимавшим срочное распоряжение от азербайджанского тамады. Почтенный господин во фраке внезапно оказался стоящим на голове, чудом сохраняя равновесие на яйцевидном выступе черепа, причем, не балансируя нисколько, продолжал записывать заказ в своем рабочем блокноте. Характерно, что Сорокин издали испытал слабое головокруженье, даже осунулся слегка, и крайне сожалел потом, что не обратил внимания – загибались ли фалды при этом, тогда как сама жертва не испытывала какого-либо болезненного неудобства или удивления, равно как и участники банкета, логически связавшие необычное оптическое происшествие с перерасходом спиртных напитков. Все прекратилось, как только дымковская дама в наказание за проделку небольно, букетиком крымских фиалок хлестнула его по руке.
