Только для мужчин - Райнов Богомил Николаев (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
– Обойдемся, – говорит мой гость. – Я давно разыскиваю Лизавету. – Еще в тот раз, когда мы с тобой повстречались в поезде, я приезжал, надеясь ее найти, но мать не знала, куда она девалась.
Поставив кофейник на плитку, я включаю ее, после чего сажусь на свое обычное место – па кровать.
– А что у тебя общего с Лизой?
– По сути дела, ничего. Кроме того, что я – отец ее ребенка, если это имеет значение.
– Ты что, смеешься?
– Почему смеюсь? – Петко невозмутимо смотрит на меня сквозь темные очки.
– Разве может не иметь значения то, что ты отец ее ребенка?
– Для меня это, конечно, имеет значение, в противном случае я не стал бы ее разыскивать. Но Лизавете, похоже, все равно…
– Ты так считаешь? Уверен, что, встретив тебя здесь, она впадет в стрессовое состояние.
– Ерунда, – возражает Петко. – Ты ее плохо знаешь, хотя вы и живете вместе. Кстати, давно вы живете вместе?
И, не дожидаясь ответа, Петко принимается болтать – ему, должно быть, давно не представлялось такого удобного случая.
– Ты вот говоришь, «стрессовое состояние»… У меня уже в печенках сидят эти слова. Врачи, психологи, вся пишущая братия – все наперебой толкуют о стрессе… А ведь в основе этого понятия лежит страх. Но просто «страх» звучит слишком примитивно, а вот «стресс»… Ужасы настоящего и будущего не ограничиваются тем, что в мире гибнет столько народу. Они имеют и другое, психологическое выражение – уцелевших сковывает страх, страх перед войной…
– Это не ново, – отвечаю я, прислушиваясь к жужжанию кофейника.
– Да, внешний фактор. Но не следует упускать из виду потенциальную опасность психического взрыва. Материал для такого взрыва все накапливается и накапливается в пространстве. С одной стороны – озлобление, с другой – страх, а когда оба эти элемента насытят планету до критической точки, будет достаточно крохотной искорки, чтобы разразилась катастрофа.
– Раз уж ты заговорил о катастрофе, придумай-ка, как ее избежать.
– Это я придумал еще в гимназии. Мы с одним дружком решили было основать всемирную тайную организацию по уничтожению поджигателей войны. Начать надо с самых злостных, а остальных припугнуть, чтобы присмирели.
– Мудрый проект, – признаю я, продолжая вслушиваться в песню кофейника, теперь уже более громкую.
– Не стану утверждать, что мудрый, но он сильно меня занимал. Вся беда в том, что этих, злостных, не перечесть. Убрать одного – на его месте окажутся двое других, насилие будет порождать насилие. Вот в чем состоит драма терроризма. Психическая зараза требует психической дезинфекции.
– Так это ведь делается: правда, вместо того чтоб устранять злостных, мы их всего-навсего разоблачаем.
– А какой эффект? Тебе не кажется, что мы слишком терпеливо возимся с этой мерзостью – полемизируем, критикуем… Когда чересчур цацкаешься с мерзавцем, невольно попадаешь в его орбиту, он как бы приручает тебя, проникает в круговорот твоих мыслей и переживаний – следовательно, добивается своего…
– Тогда надо делать вид, будто мы его не замечаем, – предлагаю я, направляясь к плитке.
– Ему доставит удовольствие слишком пристальное наше внимание, – уточняет Петко. – Надо дать ему почувствовать, что он не властен повлиять на наши намерения и действия. Вот тогда он начнет беситься. А это уже признак самораспада, самоуничтожения.
– Опять обобщения, абстракции…
– А что, по-твоему, тут может быть конкретное? – спрашивает Петко.
– Ага, значит, отвечать террором на террор ты не склонен. Тогда придумай что-нибудь другое.
– Придумал. Но ты опять скажешь: абстракция. Принцип – всегда абстракция, но тем не менее принцип решает все…
Я помешиваю ложечкой кофе. В этом занятии, кажется, больше смысла, чем в бесплодных спорах.
– Людям нужна мысль, понимаешь? – продолжает Петко. – Мысль доходчивая, убедительная. Спасительная мысль, которая полностью овладевает сознанием. Идея, владеющая миллионами людей, уподобляется грозовому разряду, превращается в ураган, изгоняющий силы мрака я очищающий пространство.
– Осталось только родить эту идею…
– Почему же, я отчетливо ее вижу. Надо только втиснуть ее огромный смысл в какую-то предельно лаконичную форму, сильную и яркую, как молния, понимаешь?
Он замолкает. Обернувшись к двери, я понимаю почему: совершенно бесшумно вошла Лиза и остановилась, удивленно глядя на гостя (в стрессовое состояние она, впрочем, не впадает).
– А, Лизавета! – произносит Петко, будто они расстались полчаса назад на трамвайной остановке.
– Ой, Петко! – отзывается она почти таким же тоном. – Оказывается, вы знакомы…
– С давних пор, – говорю я. – Никак не найду сахар…
– Да он у вас под носом, Тони! – Лиза кивает на жестяную коробку, которая и в самом деле стоит на тумбочке.
Лиза начинает хозяйничать сама.
– А тебе не кажется, – спрашивает Петко, – что мы слишком усердно обсуждаем поведение других людей, вместо того чтобы хоть немного разобраться в собственном поведении?
Он, кажется, совершенно не считается с присутствием Лизы.
– Ты это о себе?
– Да все мы этим грешим, – признает Петко. – Иной раз говоришь себе: довольно, хватит! Глядишь – и снова понесло по течению.
– Значит, есть у тебя причины возмущаться…
– Это нельзя назвать возмущением! – прерывает он меня. – Зло не изжить праздной болтовней. Мы, возмущаясь, ворошим мусор, но его гнилой дух странным образом нас опьяняет… И в пространство добавляется лишний смрад.
– Не успел порог переступить – и уже пускаешься в рассуждения! – замечает Лиза, подавая ему кофе.
– Не пускаюсь, а продолжаю их, – уточняет Петко. – Продолжаю разговор, начатый много лет назад.
Мы молча пьем кофе, курим, и я постепенно начинаю догадываться, что эти двое, наверное, не прочь остаться вдвоем.
– Я выйду на минуту.
– Никуда вы не пойдете, – возражает Лиза категорическим тоном, какого я до сих пор у нее не слышал. – Обед готов, а на улице холод.
– Если ты это делаешь из соображения такта, это совершенно ни к чему, – присоединяется к ней и Петко. – Я хочу сказать Лизавете несколько слов, но секретов у нас нет. Мы тут свои люди.
