Дар Гумбольдта - Беллоу Сол (бесплатные версии книг .TXT) 📗

— Он по-настоящему талантливый предприниматель. Ваш брат Джулиус — гениальный строитель с потрясающим воображением, — сказал Кейзи.

Он говорил, и с его плоского веснушчатого лица не сходила искусственная улыбка, ставшая в нашей стране популярной лет пятнадцать назад. Чтобы так улыбаться, нужно растянуть верхнюю губу, обнажить зубы и смотреть на собеседника насколько возможно доброжелательно. Алеку Сатмару это удается лучше, чем кому бы то ни было. Кейзи, крупный, даже монументальный, только какой-то «пустотелый», напомнил мне копа в штатском из Чикаго, — тот же тип. Только уши у Кейзи были особенные — сморщенные, как китайская капуста. Говорил он с педантичной учтивостью, будто выучил язык заочно в Бомбее. Мне это даже нравилось. Я понимал, как ему хочется, чтобы я замолвил за него словечко Юлику. Кейзи — инвалид на пенсии — искал способа защитить нажитое от инфляции. К тому же он жаждал действия. Действия или смерти. Деньги не должны лежать без движения. Теперь, когда я занялся духовными исканиями, многое предстало передо мной в истинном свете. Например, я видел, какие бурные эмоции пытается скрыть Юлик. Он стоял на какой-то куче мусора, ел копченых креветок из бумажного пакета и делал вид, что бесстрастно оценивает перспективы застройки этого полуострова.

— Многообещающе, — изрек он. — Перспективы есть. Но головной боли будет предостаточно. Придется начать с подрывных работ. С водой тоже будет куча проблем. Потом канализация. И пока непонятно, какой режим застройки здесь разрешен.

— А что вы скажете насчет пятизвездочной гостиницы? — спросил Кейзи.

— Многоквартирные дома на обеих сторонах полуострова фасадом на океан, пляжи, яхтенные причалы, теннисные корты.

— Легко сказать, — возразил Юлик. Прямо-таки хитрый Улисс мой дорогой братец!

Я заметил, какое удовольствие он получает от своего коварства. Это место могло принести сотни миллионов, и Юлик вцепился в него, как хирурги в моего брата. Ожиревшее, дающее сбои больное сердце с закупоренными сосудами грозило свести его в могилу именно тогда, когда перед его душой открылась самая блестящая возможность. Вот уж действительно, когда нам снится самый сладкий сон, кто-нибудь обязательно постучится в дверь, как знаменитый мальчик из мясной лавки [397]. Только в нашем случае мальчишку зовут Смерть. Я понимал вулканические переживания Юлика. Почему нет? У меня пожизненная подписка на Юлика. Так что я хорошо представлял, какой рай видится ему среди этой замусоренной земли — башни в морской дымке, газонная трава с бриллиантовой росой, бассейны, окруженные гардениями, а вокруг красотки подставляют солнцу безупречные тела и смуглая мексиканская обслуга в расшитых рубашках бормочет: «Si, seсor», — здесь все кишмя кишело «мокрыми спинами".

Я даже знал, как будут выглядеть балансовые отчеты Юлика. Как Гомер в переводе Чапмена [398] — разукрашенные страницы, золотой обрез. Если правила застройки окажутся преградой на пути к реализации открывшейся возможности, Джулиус не пожалеет и миллиона долларов на взятки. Я прочел это по его лицу. Юлик позитивный, а я негативный грешник. Его можно нарядить в знойные имперские цвета, а меня затиснуть в детскую пижамку. Конечно, у меня была причина проснуться — очень серьезная причина. Но покуда я еще едва-едва булькал на медленном огне, хотя пора бы, наконец, и вскипеть. От имени всего человечества меня призывало дело — обязательство не только исполнить собственное предназначение, но продолжить работу потерпевших неудачу друзей, таких, как Фон Гумбольдт Флейшер, которому так и не удалось достичь высокой степени бодрствования. Подушечки моих пальцев загодя учились нажимать вентили трубы, воображаемой трубы, в которую я когда-нибудь соберусь дунуть. Медные раскаты услышат за пределами земли, в самом космосе. Когда наконец-то пробудится Мессия, этот спасительный дар, порожденный силой нашего воображения, мы сможем широко распахнутыми глазами окинуть всю сияющую землю от края до края.

Юлики этого мира (так же, как и всякие Кантабиле) забрали надо мной такую власть потому, что они ясно представляли предметы своих желаний. Пусть желания у них примитивные, но осуществить их можно только при полном бодрствовании. Торо [399] увидел в Уолдене [400] сурка, чьи глаза показались ему осмысленнее, чем глаза любого фермера. Конечно, ведь тот сурок собирался уничтожить урожай какого-нибудь трудяги. Торо нашел себе миленькое дельце: расхваливать сурков и поносить фермеров. Но если общество — это полный крах морали, то фермерам есть от чего погрузиться в спячку. Или возьмем настоящий момент. Юлик пробудился, почуяв деньги; а я, с растущим в глубине души стремлением поступать правильно, сознавал, что глубокий вольготный сон американского отрочества продолжается уже полвека. Но и сейчас, мысленно возвращаясь к событиям детства, пробуждавшим мою душу, я намеревался выудить у Юлика хоть что-нибудь. Моего брата все еще окутывали слабые ароматы того незыблемого времени, первые сладкие добродетельные грезы. Даже тогда, когда его лицо обратилось к солнцу, возможно, в последний раз, я все равно чего-то от него хотел.

Юлик относился к кубинцам так же почтительно, как поляк Кейзи к нему. Кубинцы были незаменимыми посредниками. Учились в одной школе с владельцами. Время от времени они намекали, что приходятся владельцам родственниками. Мне они напомнили карибских гуляк, легко узнаваемый тип — сильные, подбитые жирком мужчины с румяными круглыми лицами и голубыми, не слишком добрыми глазами. Игроки в гольф, водные лыжники, наездники, игроки в поло, автогонщики и пилоты двухмоторных самолетов. Они изучили Ривьеру, Альпы, Париж и Нью-Йорк так же хорошо, как ночные клубы и игорные заведения Вест-Индии. Я сказал Юлику:

— Скользкие ребята. Изгнание не слишком их придавило.

— Я знаю, что они скользкие, — ответил Юлик. — Но мне нужно найти способ втянуть их в дело. Сейчас не время мелочиться. Господи, Чакки, на этот раз тут хватит на всех, — прошептал он.

Прежде чем состоялся этот разговор, мы сделали еще две остановки. Возвращаясь с полуострова, Юлик заявил, что хочет заехать на ферму своего знакомого, где выращивают тропические фрукты. Он обещал Гортензии привезти хурму. Рыба уже была съедена. Мы с ним уселись под деревом, посасывая рыжеватые, как языки пламени, фрукты величиной с женскую грудь. На его спортивную рубашку капнул сок, и, увидев, что теперь ее все равно придется отдавать в чистку, Юлик стал вытирать о шелк пальцы. Его глаза сузились и метались из стороны в сторону. Он был не здесь, не с нами. Кубинцы достали из багажника сумку Гортензии для гольфа и принялись развлекаться, гоняя мячики по полю. Превосходные игроки, несмотря на толстые задницы и жировые складки, появлявшиеся под подбородками при каждом наклоне к мячу. Они по очереди сильными упругими ударами отправляли упругий мячик — бац! — в неизвестность. Приятно смотреть. Правда, когда мы собрались уезжать, выяснилось, что ключи зажигания заперты в багажнике. У фермера попросили инструменты, и через полчаса кубинцы взломали замок. Естественно, они поцарапали краску новенького «кадиллака». Но бог с ним. Юлик так и сказал: «Бог с ним». Разумеется, он пришел в ярость, но не мог в такой момент излить свою ненависть на головы этих братьев Гонсалес. Юлик твердил: «Какие пустяки! Подумаешь, немного поцарапан металл, — он с трудом поднялся и предложил: — Давайте заедем куда-нибудь, выпьем, закусим».

Мы отправились в мексиканский ресторанчик, где Юлик быстро расправился с порцией куриных грудок под соусом моле — острой шоколадной подливой. Свою порцию я так и не осилил. Юлик взял мою тарелку. А потом заказал ореховый пирог с мороженым и чашку горячего мексиканского шоколада.

Когда мы вернулись к нему, я сказал, что поеду отдыхать в мотель; я очень устал. Мы немного постояли в саду.