Виа Долороза - Парфенов Сергей (читаем книги онлайн .txt) 📗
Ресторан "Приморский" располагался прямо на побережье Атлантического океана, рядом с вымощенной, словно паркетом, дощатой набережной.
Войдя в ресторан, Наташа окинула взглядом немногочисленных ранних посетителей и безошибочно остановилась взглядом на Игоре, сидящим за столиком вместе со своими музыкантами. Напротив Игоря сидел Вилли Тополев, известный в Советском Союзе певец-эмигрант, который каждый вечер выступал тут со своей шансон-программой. Наташа знала его, потому что совсем недавно делала о нем передачу на радио. Из-за столика до нее долетел обрывок разговора:
– Вам, ребята, тут сделали очень хороший промоушн, – громко говорил Тополев, шевеля своими лихо закрученными, почти как у Веласкеса, усами. – А когда я сюда приехал, я начинал с нуля, без всякой протекции… Тогда во всем Нью-Йорке было всего четыре русских ресторана, где пели только Люба Покровская, Миша Щепотинский, я и Чуйко… Каждый день по сто песен… Представляете? Сто песен наизусть, с восьми вечера до двух часов ночи… Умри, но исполни! А знаете почему? А я вам отвечу… Потому, что здесь ты стоишь ровно столько, сколько тебе платят… Это, друзья мои, закон… Ему подчиняются все, кто здесь живет… Я вам даже так скажу – очень не многие выдерживают такой марафон… Жанночка Гусарова, помните, да? Талантливая девочка из ансамбля "Бис"…. Она не смогла… А Любочка Покровская до сих пор выдерживает! Я-то, слава богу, могу теперь позволить выйти на полтора часа со своим шоу… А раньше, от звонка до звонка – от восьми до трех-четырех ночи и без всякой фанеры! Вот так вот…
Секунду помедлив, Наташа решительно направилась через зал к их столику, пронзительно цокая остроносыми туфельками по полу, который на самом деле был стеклянной крышкой огромного аквариума (внизу, под ногами зелеными гирляндами извивались водоросли и сновали шустрые рыбешки).
– Фью-у! – тонко присвистнул Гена Бурков, заметив приближающуюся к ним Наташу, и его глаза стали постепенно округляться, как у мультяшного пса Плутто, увидевшего аппетитную сосиску.
– А мне, кажется, начинают нравится американки! – произнес он с плотоядными интонациями. Разговор за столиком разом оборвался и взгляды мужчин, подобно лазерным прицелам, скрестились на приближающейся к ним стройной шатенке.
– Наташенька! – радостно воскликнул Вилли, признав в Наташе свою недавнюю знакомую. – Прошу, прошу к нашему столику…
Он встал, галантно уступая место даме.
– Какими судьбами опять в наши скромные пенаты? Опять по мою душу? – элегантно, одними кончиками пальцев он поправил свой неизменный галстук-бабочку – черный в белый горошек и предупредительно придвинул Наташе стул. Наташа благосклонно села – спокойно, без всякого жеманства.
– Добрый день, Вилли! Сегодня я собственно не столько к вам, сколько к вашим гостям… Надеюсь вы на меня за это не обидитесь? – на Тополева был брошен кроткий извиняющийся взгляд. Местный одессит, по-донжуански топорща усы, скромно улыбнулся:
– Наташенька, на вас просто нельзя обижаться…
Наташа благодарно взмахнула ресницами и перевела взгляд напротив.
– Извините, вы Игорь Таликов, правильно? Будем знакомы, – она решительно протянула через стол тонкую ладошку (Игорь пожал ее каким-то сомнамбулическим движением). – Я – Наташа Крамер, музыкальная редакция радиостанции "Голос Америки"… Игорь, вы не откажитесь дать интервью для нашей программы?
Но прежде чем Игорь успел что-либо ответить, в разговор вмешался неугомонный Гена Бурков, – ему, по всей видимости, было трудно усидеть спокойно в столь очаровательной компании:
– О! Игорь! Ты видишь? – радостно тряхнул он своей косматой шевелюрой. – Мы, оказывается, уже и в Америке популярны! Простите, не успел представиться… Гена… Геннадий Бурков… Бас-гитарист… На гармошке не играю и прошу не путать с крокодилом…
Сказать по правде, Геннадий меньше всего походил на флегматичного теску-крокодила из старого детского мультфильма (скорее уж больше на Чебурашку), но Наташа тактично промолчала и, даже более того, сделала вид, что не замечает его плотоядного, совсем нескромного взгляда. А Игорь между тем продолжал ошалело молчать, глядя на столь неожиданно появившееся перед ним видение. Наконец, справившись с собой, он неуверенно произнес:
– Простите… Я не мог вас видеть раньше в Москве?
И хотя Наташа не торопилась с ответом, но Игорю показалось, что глаза ее удивлено и радостно блеснули.
– Ну вот… Это и есть мой Нью-Йорк, – произнесла Наташа, выходя из такси и обводя взглядом обступившие их приземистые здания из красного и грязно-бежевого кирпича. – Это ещё один русскоязычный район Нью-Йорка… Вашингтонские холмы… Да, Игорь… Не удивляйтесь! Всем известно про русскую колонию на Брайтон-бич, а то, что здесь, на Манхэттене тоже есть русский квартал не знает почти никто… А я в свое время прожила здесь почти год… Вон, кстати, дом, где я здесь жила…
Она показала на кирпичный дом с уродливой арматурой пожарной лестницы на фасаде.
– Пойдемте, покажу, – она уже собралась двинуться в ту сторону, как откуда-то сбоку на тротуар выскочила серая белка и, совершенно не боясь их, уселась всего в трех шагах от кончиков Наташиных туфель. Свернув пушистым кренделем хвост, зверек нахально уставился на Наташу.
– Белочка! – улыбнулась Наташа. – Все, как и раньше… Я ведь тут не была почти пять лет… Жаль, не догадалась захватить с собой орешки, а то можно было бы покормить их прямо с рук – они тут ручные и жуткие попрошайки, – Наташа присела и показала белке пустые ладони. – Нет у меня ничего, милая… Беги, давай…
Белка, поняв, что ее не собираются кормить, возмущенно заверещала и укоризненно уколов напоследок Игоря и Наташу своими черными глазами-бусинками, убежала. Посмеявшись над нахальным зверьком, Наташа и Игорь двинулись вдоль по тротуару, круто уходящему вверх по склону холма.
– А там наверху, видите? – показала Наташа наверх склона, обильно покрытого растительностью. – Там Форт Трайтон Парк… Я там бегала по утрам… Кстати, а вот такая была моя первая работа, – она кивнула на степенно прошествовавших мимо них старушку в седых буклях, сопровождаемую миниатюрной негритянкой. – Сначала пришлось поработать в службе социальной помощи… Помогала старушкам и инвалидам, потом устроилась работать в небольшую рекламную компанию секретарем, на ресепшн, затем уже перебралась в Вашингтон на радио "Голос Америки"…
Они неторопливо шли вдоль тротуара усаженного деревьями, когда слева раздалась знакомая русская речь. Игорь недоуменно оглянулся и увидел сидящую на скамейке стайку ребят – лет по шестнадцать-семнадцать. Перемежая русский литературный и наиболее известные народные выражения, они громко обсуждали новое бродвейское шоу, что-то часто прихлебывая из бутылок, завернутых в бумажные пакеты.
– А вот и наши соотечественники, – кивнула Наташа. – Кстати, забыла вам сказать… Бродвей ведь улица театров. На самом Бродвее – около сорока театров, а рядом, наверное, ещё более сотни… Так, что если будет время, обязательно сходите на какой-нибудь из бродвейских мюзиклов… На "Les miserables" или "Cats", например. Это самые популярные.
– Наташа, а почему они пьют из пакетов? – Игорь недоуменно оглядел сидящих на скамейке ребят.
– У них там, наверняка, завернуты бутылки с пивом, – ответила Наташа. – По закону пиво на улице пить нельзя, но потребовать развернуть их пакет тоже никто не имеет права. Основное правило в Америке – это правило "прайвеси": никто не имеет право вторгаться в частную жизнь и нарушать права личности… Даже полицейский…
Игорь обескуражено качнул головой, стараясь уяснить сложный смысл здешних взаимоотношений.
– Интересно… А что здесь ещё нельзя?
– Нельзя, к примеру, называть негров неграми, даже несмотря на то, что они так сами себя называют, но белые все равно должны их называть афроамериканцами… Нельзя также оскорблять сексменьшинства. Любые – ни геев, ни лесбиянок Не стоит также спорить с полицейскими – как правило, получается себе дороже. А все остальное можно… Если это, конечно, никоим образом не ущемляет других, – тактично напомнила Наташа о своем недавнем предостережении.
