Пирамида - Голдинг Уильям (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
– Какая разница... А, да ладно – не было меня с ним.
– Так какого же...
– Я его подбила. На слабо взяла. Он говорит: «Эта штука со мной аж на дерево залазиет». Я и подбила... Я и сама хотела... Там яма меловая...
– Где это?
– Я и сама хотела, вот те крест. А он: «Нет уж, юная Бабакумб, только без тебя. Прыгай», – говорит. Его прям прихлопнуло мопедом.
Что-то урчало под Большой Медведицей. Я поднял глаза, увидел красный наплывающий огонек. Ежедневные, значит, полеты какие-то, какие-то у них там ученья. Эви не поднимала глаз. Она разглядывала свои сандалии. Когда она заговорила, голос, странно хриплый, шел как из бочки, шел из самых глубин Бакалейного тупика.
– Может, он теперь калекой будет.
Самолет проурчал прочь, медленно падал, тонул за деревьями. Эви откашлялась.
– На всю, может, жисть.
Потом мы оба молчали, Эви – разглядывая дорогу между моими ногами, я – переваривая новость, соответственно своей природе. Конечно, я был должным образом потрясен. Но, с другой стороны, я чуть-чуть радовался по-стилборновски незадаче ближнего.
Она выпрямилась на парапете, улыбнулась мне.
– Ты сегодня не играл, да, Олли?
– Почему, играл. Только тихо.
Я поднял к ней свой больной палец в знак доказательства и в качестве приглашенья. Но она только глянула и сразу отвела глаза. Каким-то непостижимым образом она пресекла свое излучение. Так обрывок фильма прокручивают назад: пламя втягивается, восстанавливает обугленную бумагу и потом исчезает, не оставя по себе ничего, кроме скуки. Даже газовый свет в ее правом глазу потускнел и почти не дрожал. Я сразу это почувствовал, но оптимистически постарался отринуть.
– Ладно, Эви! Пошли вниз.
Она качнула головой.
– Идем, юная Бабакумб!
Вспыхнул газовый фонарь.
– Не зови меня так!
Она вскочила на ноги.
– А Роберту можно?
– Ему все можно!
– Спокойно, спокойно!
Она хотела что-то сказать, передумала. Вывернула шею и стала отряхивать со своего зада мнимую пыль. Я вспыхнул, как газовый фонарь.
– Тогда интересно, зачем ты на мост пришла?
Она перестала отряхиваться и смотрела на меня, вытаращив глаза, разинув рот.
– Зачем? А куда мне было идти-то?
Обтерла ладони одну о другую, бегло улыбнулась, отвернулась, пошла в сторону улицы.
– Эви...
Она не ответила, она шла дальше. В конце моста, там, где начиналась улица, глянула через левое плечо, подняла руку, помахала расслабленной пятерней. Я стоял, держал тросточку поперек живота и смотрел. Снова шла она своей походкой – местная достопримечательность, – не шевеля ничем, кроме голеней, по незримой черте, ежедневно патрулируемой сержантом Бабакумбом или его супругой. Шла от фонаря к фонарю, и, с новой моей порочной тугой, я так и видел, как головы нищих мужских подобий у каждой пивной поворачиваются ей вслед с немой обреченной жадностью. Пройдет метров пять, и только тогда несется вдогонку едкий, похотливый смешок. Нет, мне бы самому такого не вынести. А ей хоть бы хны. Я пробирался домой окольным путем, чтоб не идти сквозь этот строй.
На другое утро за мрачным бритьем меня вдруг осенила мысль, от которой замерла на щеке бритва. Там, в конюшне Юэнов, стоял мопед Роберта. Я быстро глянул и увидел, что его и не думали чинить. Я поскорей добрился и бросился вниз, к завтраку, уговаривая себя действовать осмотрительно и дипломатично. Потихоньку-полегоньку в нужном направлении повернуть разговор.
Я так спешил, что застал маму с папой еще за едой. Мама перестала есть и пошла за моим завтраком на кухню. Мне повезло.
– Мопед Роберта все в конюшне стоит, я смотрю.
– О?
– Да. Стоит.
Папа исподлобья глянул на меня сквозь толстые стекла.
– Самое подходящее место.
Я кивнул и подхватил мяч.
– Под дождичком не вымокнет.
– Ха-ха!
Мама вернулась и поставила мою тарелку на стол с некоторым грохотом, всегда предвещавшим дальнейшие сообщения.
– Не надейся, что тебе удастся кататься на этом мопеде, Оливер, или его купить!
У меня отвисла челюсть. Мама села.
– Помимо прочего, – сказал папа, – это нам не по карману.
– Да у меня...
– Они тебе пригодятся, – сказала мама. – Все до последнего.
– Если Роберт...
– Мне бы очень хотелось, чтоб ты прожевал еду, прежде чем говорить, – сказала мама. Она сглотнула. – И ведь он ему самому еще понадобится. Если отец, конечно, разрешит ему гонять, в чем я сомневаюсь. Юэн не такой идиот.
– Как он ему понадобится, если он калека?
– Калека! – вскрикнула мама. – Кто это тебе сказал?
– Множественные ушибы, – сказал папа, – и несколько ребер сломаны. Ничего, оправится.
– Я думал... я мопед видел, он же весь покореженный...
– Через недельку-другую, – сказал папа. – Нет, с юным Юэном все в порядке. Будет ему, олуху, хороший урок.
– Чего только не увидишь каждую неделю в этом «Стилборнском вестнике». А потом чаще всего опровергают. А-а! Кстати, вспомнила, папочка, Имоджен Грантли венчается в Барчестерском соборе.
– Будет большая помпа, – сказал папа, отодвигая тарелку. – Когда?
– Двадцать седьмого июля. Всего несколько недель остается. Но если у людей есть деньги...
– Чушь, – сказал папа. – Позерство.
– Вспомни, папочка, ее двоюродный дедушка был настоятель. И женился на урожденной Тоттерфилд. Да-а, интересно вот, кто будут подружки невесты?
– Определенно не я, – сказал папа. Сверкнул стеклами и встал. – Мне надо работать.
– Оливер, детка, скушай второе яичко!
– Выбрось ты из головы этот мопед, старина. Доживешь до моих лет – сам поймешь.
– Скушай.
– Оставь ты меня в покое!
– Не смей так разговаривать с матерью
– Оставь меня в покое! Оставь меня в покое! Я... Не хочу я его!
Папа сел и пристально посмотрел на меня.
– Все время у него эти перепады настроения, – сказала мама и посмотрела на него. Он ответил ей взглядом. Она со значением кивнула. – Я вообще не уверена, что это была хорошая идея.
Паутина родительской нежной заботы плелась над столом.
– Четкий распорядок, – сказал папа. – Вот что ему снова требуется.
– Ох, даже не знаю. У него всегда были эти перепады. Я такая же была.
– Четкий, спокойный распорядок. Ему бы лучше вернуться в школу на эти три недели или сколько там еще осталось.
– Не хочу! Я вам не школьник!
– Покажи-ка нам язык, старина.
– Господи, да что же это такое!
– Не смей так разговаривать с отцом!
– Я уехать хочу.
– Оливер!
– Да, хочу. Куда глаза глядят!
– Хорошо, – сказала мама ласково. – Ты же едешь в Оксфорд, правда? Всего через несколько недель...
– Буря в стакане воды, – хмуро сказал папа. – Немного прочистить мозги, вот что мальчику требуется...
– У него всегда были эти перепады. Даже у грудного.
Папа снова встал и побрел в аптеку. Дверь прихлопнула его бормотанье:
– Сейчас я ему принесу...
Я тоже встал. У меня тряслись ноги.
– Куда же ты, детка?
Я изо всех сил хлопнул дверью столовой. Я стоял, все еще трясясь, глядя на наше обшарпанное пианино, дряхлеющий рядом диск стула. Я со всего размаха стукнул левым кулаком по сияющей ореховой панели между двумя медными подсвечниками, и она треснула пополам.
– Оливер!
Я сражался с цепочкой, замками, задвижками входной двери.
– Оливер! Вернись! Мне надо с тобой поговорить! Только из-за того, что мы не можем купить тебе этот...
Я хлопнул входной дверью, услышал мгновенный отклик с церковной башни. Распахнул калитку и стоял на булыжниках возле газонной ограды. И увидел, как миссис Бабакумб мимо забора мисс Долиш проносит свою склоненную улыбку – ко мне.
Чуть-чуть пришел в себя я уже только на парапете Старого моста. В горле у меня мучительно пересохло, левая рука выглядела боксерской перчаткой.
Я бесцельно таскался по городу. Я видел, очень издали, как Эви вышла после приема из дома Юэнов и шмыгнула в сторону Бакалейного тупика. И про себя усмехнулся. Но вот она пошла обратно, мимо дома священника, исчезла в проходе на Бакалейную у нас на задах. Все еще усмехаясь про себя, я сделал крюк, чтоб ее накрыть, но Бакалейная была пуста. Я ее обрыскивал без всякой надежды. Просто чтоб чем-то себя занять.
