Перевёрнутый мир - Сазанович Елена Ивановна (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
– Она что… То есть… Марианна Кирилловна – твоя бабушка?! – Это был настоящий шок для меня.
– Ну и что тут такого? У всех есть бабки. Я же не виновата, что моя оказалась именно Марианной.
Я сидел, обхватив голову руками. Очередное вранье. Даже для одного месяца многовато. Я медленно повернулся к Лиде. Наверное, у меня был устрашающий вид, потому что она испуганно вздрогнула.
– Но почему ты мне ничего не сказала? Я же не раз рассказывал тебе про Марианну Кирилловну. Почему? Я не понимаю. Ты только объясни – почему?
– Да потому!
Лида вновь вскочила, полотенце упало на пол. И вообще, по-моему, она выглядела совсем здоровой.
– Потому что пришлось бы рассказывать про нее, тебе же она так нравилась. Тратить время на пустые воспоминания и прочую чепуху… А я хотела, чтобы ты был только мой. Только мой и все! – Лида топнула в подтверждение своих слов ножкой.
– Странно, а костюмерша говорила, что она совсем одна. Одна на всем белом свете.
– Это ей захотелось быть совсем одной. Придумывать свой фантастический мир и жить в нем. Грезить о каком-то великом кино, которое мы якобы потеряли. А по-моему, потеряла только она. Я лично все приобрела. И кино, и настоящий мир. И меня он вполне устраивает.
– Она обо мне говорила? – Я не отрывал от Лиды взгляд.
Я знал, чувствовал, понимал, что говорила. Но каждую секунду боялся, что Лида соврет.
– Да, – почему-то на этот раз она не соврала. – Говорила. Более того, утверждала, что ты у нее самый близкий человек на земле. И твоя земля тоже самая близкая. Потому что вы настоящие, а мы, видите ли, из папье-маше. Поэтому для нас она и шьет костюмы. В общем, бред какой-то. Как может стать самым близким случайный человек?
– Я же – случайный человек, но для тебя стал самым близким.
– Ты – другое. У нас ведь любовь…
– Кроме любви есть и другие отношения. Может, более глубокие. Иногда люди, зная друг друга всю жизнь, так и не находят общего языка. А иногда… Одного дня достаточно, чтобы друг друга понять. В общем… Знаешь, мне кажется, Марианна Кирилловна действительно была очень одинока…
Мне так и не удалось закончить эту глубокую мысль, потому что в комнату ворвался Эдик с охапкой полевых цветов. Увидев меня, он застыл на пороге, как статуя, и его губы скривились в презрительной усмешке.
– А… Охранники зеленых насаждений! Надеюсь, вы меня не арестуете за ущерб, нанесенный лесам и полям. – Он протянул цветы Лиде, и она уткнула в них лицо, жадно вдохнув приторный аромат.
– Не арестую, – резко ответил я и поднялся.
– Еще бы. Все это народное достояние, а не достояние одного человека.
Лида заметно оживилась с приходом Эдика. Она чувствовала себя рядом с ним в своей тарелке. И я подумал, что они здорово подходят друг другу. Она ему так же преувеличенно и театрально принялась жаловаться на солнечное недомогание. И он проглатывал ее слова без остатка. Как ни парадоксально, но они искренне верили в ложь, которой ежедневно кормили друг друга до отвала. Эдик даже умудрился пафосно продекламировать какой-то новомодный стишок без ритма и рифмы, который выучил накануне специально для Лиды. И девушка восторженно благодарила его. Стишок был бездарный, Лидка вполуха слушала его, так ничего и не поняв, но правила игры диктовали другую реакцию. А они строго следовали правилам игры. Мне здесь делать нечего. Я не артист, так что поспешил откланяться. Эдик даже не обернулся в мою сторону, а Лида послала ничего не значащий воздушный поцелуй.
Мне же вдруг захотелось увидеть Вальку, которая меня старательно избегала. И, собравшись с духом, «вдохновленный» встречей с Лидой, этим же вечером я нагрянул в дом доктора Кнутова. По дороге я почему-то собрал целую охапку полевых цветов. Кнутов встретил меня довольно радушно, он был интеллигентом до мозга костей, хотя я не мог не уловить в его тоне некоторой официальности.
– Вы знаете, Даниил, Валечки нет дома.
Был уже глубокий вечер, и я не поверил ни единому слову Кнутова. Где ей еще быть? Валька наверняка пряталась за дверьми соседней комнаты. И я как можно громче сказал:
– Как жаль, а я вот ей цветы принес. И еще орехи, – протянул я пакет с недозрелыми, еще зелеными плодами. – Она любит такие. Неспелые, самые сочные. Словно в молоке.
Кнутов подчеркнуто вежливо принял подарки.
– Я ей обязательно передам. Она будет рада.
За дверью соседней комнаты послышались шорохи.
– Всего доброго, Даниил. – Кнутов открыл двери.
– Андрей Леонидович. – Я прикрыл двери и понизил голос на два тона. – Не обижайтесь на меня.
– Вы ничего не обещали, Даниил. Абсолютно ничего. Вы всегда поступали честно.
– И все же… Я все равно чувствую за собой вину.
– Вы не можете винить себя за то, что вас любит моя дочь. За чужую любовь не судят. А вы полюбили другого человека. И за свою любовь не судят тоже.
– Вы все понимаете. И все же… Как Валька?
– Я слишком долго пожил на свете, чтобы не понимать, что все проходит. И первой, возможно, проходит любовь. Но Валя еще слишком молода, чтобы понять это. Поэтому ей тяжело. И все же, я думаю, это к лучшему. Лучше больше эмоций, трагедий, разочарований пережить в молодости. Потому что они переживаются. Думаю, потом моей дочери жить станет гораздо легче. Трудности зачастую идут на пользу. Вырабатывают, так сказать, иммунитет. Моя дочь обязательно выздоровеет. А пока… Не ищите с ней встречи. Вы понимаете?
– Я понимаю.
Меня действительно мучила совесть по отношению к Вальке. Но я думал о Лиде. И я думал, что моя любовь может все оправдать. Доктор Кнутов был прав. Я не мог судить себя за любовь. И я не виноват, что не всегда она выбирает тех, кто этого заслуживает. Я все списал на любовь.
Мы больше не ссорились с Лидой, если вообще наши мелкие разногласия можно было назвать ссорами. Я многое в ней не принимал. Но не мог не понимать, что она дитя города, в котором живут по другому уставу. Отклонение от него грозит одиночеством. Что и случилось с моей костюмершей. Этого я Лиде не желал.
В последние дни наша любовь приобрела более яркие и более сумасшедшие краски, передающие дыхание каждого мига, улавливающие чувственность каждого движения. Если бы я был теоретиком любви, я бы назвал ее импрессионизмом.
Однажды я даже привел Лиду на могилу Марианны Кирилловны, ее бабушки. И долго доказывал, что она похоронена именно здесь. На этом пригорке, где мы когда-то с ней подолгу стояли, наблюдая за уходящим за горизонт солнцем. Где я посадил в честь костюмерши маленький куст сирени. Который обязательно расцветет яркими цветами. Но Лида никак не могла уловить и принять мою мысль. Она опровергала все мои доводы, топала от негодования ногами и крутила пальцем у виска.
– Ну же, Данька, я тебе тысячу раз объясняла! – краснела она от возмущения. И становилась еще прекрасней. – Ты словно глухой! Я сама, понимаешь, сама, лично была на похоронах бабушки.
Лида била себя кулачком в грудь.
– Я даже помню, в чем ее хоронила – в черном длинном платье с большим воротом. Когда-то бабушка мне его сама сшила в расчете, что я получу роль молодой вдовы в одном фильме. Нет, ты не думай, я ее получила…
Я слегка зажал рот Лиды ладонью.
– Я не об этом, девочка. Ну, как… Как ты не понимаешь, что человек похоронен не там, где его закапывают. А там, где поселяется его душа, его сердце, где он оставил свои мысли и лучшие воспоминания.
Лида вырвалась из моих цепких рук.
– Человек похоронен там, где его похоронили, где стоит памятник на могиле и куда могут приходить его родные, чтобы положить букет цветов! – злилась она. – Ну, как же ты не понимаешь! И кто ты, чтобы решать, где должна селиться душа! И тем более – сердце!
– Да, я никто, увы, – я развел руками, признав себя пораженным.
– Фу-у-у, – отдышалась Лида, словно на ринге. – Дурачок ты мой, как вы с ней все-таки похожи. Миру не нужны идеалисты, они ему даже мешают.
– И тебе тоже?
