Улица отчаяния - Бэнкс Иэн М. (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
– И тут он тебя шарахнул.
– Не-а, он сказал, что я комми, а я сказал, ну да, конечно, и очень этим горжусь.
– И тут он тебя шарахнул.
– Не-а, он сказал: ясненько, значит, я хочу, чтобы эти русские сюда заявились, так, что ли, значит? А я сказал, что каждый рабочий класс должен сам совершить свою революцию, это его собственное дело, а эти разговорчики, что Советский Союз прямо спит и видит, как бы ему вторгнуться в Западную Европу, – бред собачий, мало им, что ли, забот со всеми этими чехами-поляками, да и вообще какая бы им радость, ведь попутно, пока они будут нас захватывать, если уж они не сотрут в порошок все главные промышленные центры, так уж янки, те уж точно сотрут, а что насчет втихаря, неожиданно долбануть атомной бомбой по чужой стране, так такое было в истории один только раз, и тут уж этот долбаный Советский Союз вроде как и ни при чем.
– И вот тут-то он тебя шарахнул.
– Не-а, он сказал, что это из-за таких, вроде как я, которые хотели умиротворить Гитлера, и началась война, а я ему сказал, это как раз коммунисты-то и боролись в Германии против фашистов, а сталинисты, вместо того чтобы помочь им, бросили их на произвол судьбы, точно так же, как они бросили на произвол судьбы испанских республиканцев, а что до людей, которые надеялись умиротворить, так это правые ублюдки, которые решили, что вот они и фашисты все вместе и накинутся на Советский Союз, те же самые ублюдки, которые поддерживали армию белых русских и сами тоже осуществили империалистическую агрессию против России сразу после Первой мировой войны, а их последыши, они вот сейчас хотят повернуть мировую революцию вспять с помощью угрозы звездных войн, и чего уж они только не напридумывают, а тот, кто этого не понимает, так он мудак и больше никто.
– И тут-то он тебя шарахнул? – предположил я без прошлой уверенности.
– Не-а, он сказал, что коммунякам нельзя верить и что на следующих выборах он будет голосовать за Альянс. А потом как-то так вышло, что моя голова впилилась ему в хлебало.
– Так это ты ударил его? – поразился я. Макканн кивнул и машинально потрогал свой пострадавший от неправильного обращения лоб.
– Да я же вроде как и не собирался, это получилось вроде как инстинктивно. Я не соображал, что делаю. Совершенно непроизвольно. – Он уныло вздохнул. – Видишь мою репу? Иногда у нее вроде как собственный мозг.
Я немного подумал, ничего не придумал и сказал:
– По такому случаю следует выпить.
Сидя на молитвенных скамейках, устланных для мягкости подушками, мы перемежали бутылочный «Будвайзер» неразбавленной «Столичной».
– Видишь ли, Макканн, сейчас так просто не принято. Глазго принарядился и стал во много раз цивильнее, лупить башкой теперь моветон.
– Ну да, как же, наслышаны, «культурная столица Европы тыща девятьсот девяностого», трижды долбаный садово-парковый фестиваль… – Он презрительно фыркнул и приложился к бутылке.
– Гостиниц стало больше.
– И еще один в рот конем долбаный выставочный центр. Был город как город, а стало, прости господи, дерьмо собачье.
– Да где ты видел здесь дерьмо собачье? Или просто собаку – кроме тех, что на поводке? Нету их, все поразбежались.
– Точно, сынок, – горестно вздохнул Мак-канн, – вот и я говорю.
Он все еще скорбел по собачьим бегам, издавна проводившимся на Шофилдском стадионе и прикрытым с октября по решению англичан-владельцев; утратив возможность ежесубботно спускать там свои деньги, Мак-канн был вынужден искать альтернативные методы. Он покачал головой и снова вздохнул.
– Вчера я прогулялся по докам – ну, там, где они раньше были. Жуть что делается. Старый подземный переход, так и тот изничтожили, слышал?
– Слышал.
В эти дни на Финнистонской набережной кипели земляные работы, кому-то вздумалось засыпать пешеходный туннель под Клайдом.
– Там остался один-единственный большой кран, а все остальное – этот долбаный выставочный центр.
– Один парень в «Грифоне» сказал мне, что этот кран сохранили на случай войны, танки грузить.
– Во-во, очень на этих гадов похоже. – Всеобщий упадок, крушение всех прошлых ценностей повергали Макканна в скорбь поистине мировую. – Культурная столица… садовые, мать их, выставки, все это просто предлоги для бизнесменов срубить побольше капусты. Свежая краска на разграничительных линиях и дополнительные субсидии оперному театру.
– Циник ты, Макканн, вот ты кто.
– Да какой там на хрен циник; цинизм, Джимми, это для богатеньких. А мы, несчастные голодранцы, мы просто осторожные – а как же нам без осторожности, без осторожности нам никак. Осторожные, но совсем не глупые. – Он влил себе в горло щедрую порцию чешского пива.
– Так ты теперь что, и к Броди ходить не можешь? Отлучен от церкви?
– Да не, вряд ли. Мы же с этим клиентом поцапались в гальюне, никто и не видел.
– Господи, так ты что, оставил его валяться в сортире?
– А что я, по-твоему, должен был сделать? Сказать «ах, простите, пожалуйста»? Придурок несчастный. Словами не понимает, так, может, хоть так до него дошло. Господи, да я еще хорошо с ним обошелся; будь я полный ублюдок, я бы спер заодно его белую трость.
– Что?! Так он был… – заорал я и тут же осекся, заметив на роже Макканна широкую ухмылку.
По моему личному опыту, Глазго – город совсем не такой уж опасный. Я часто гуляю здесь ночью, просто слоняюсь по улицам, присматриваюсь, прислушиваюсь, принюхиваюсь, и не было еще раза, чтобы кто-нибудь меня зацепил. Оно конечно, когда в тебе шесть с половиной футов роста и ты сильно смахиваешь на шимпанзе-мутанта, тут и самый смелый хулиган призадумается. Ну а если – ладно, будем честными – я действительно всегда имею при себе эдакий гибрид трости-сиденья и зонтика, так это не только для защиты, совсем не только. В наших местах часто идет дождь, бывает, что и очень сильный, а кроме того, я люблю, чтобы всегда было на что присесть. Вначале, как я тут поселился, меня несколько раз останавливали полицейские, желавшие поближе познакомиться с нижним концом моей тросточки, однако они прекрасно понимали, что ничего мне за нее не пришьешь.
Мало-помалу они вроде как попривыкли видеть по ночам мою блуждающую фигуру и оставили меня в покое.
Трость-сиденье заканчивается толстой металлической нашлепкой, из которой торчит кургузый двухдюймовый шип, да и вообще веса в ней порядочно. Прекрасное наступательное оружие, если в правильных руках. (Увы, не в моих; скорее всего, я размахнулся бы как-нибудь не так и шарахнул самого себя по черепу. Но выглядит внушительно, лично я поостерегся бы связываться с человеком, у которого в руках такая штука. Тут, правда, следует учесть мою параноидальную трусость…)
Одним словом – чисто оборонительное оружие, такое, как говорят теперь политики, средство устрашения. А вот Макканн как-то рассказывал, что в дни его легкомысленной юности, когда он состоял в какой-то молодежной шайке, они применяли такой себе веселенький фокус: пришивали на изнанку лацканов рыболовные крючки, дабы того, кто ухватит тебя за грудки, чтобы поплотнее приложиться черепом, ожидала не совсем приятная неожиданность…
Да и вообще, здешние в Глазго хулиганы мордуют по большей части друг друга, шайка на шайку, а не посторонних, и происходит это, как правило, на окраинах. Я охотнее прогуляюсь ночью по Глазго в одиночку, чем по Лондону – с телохранителем. Что же касается Нью-Йорка, там я, пожалуй, попрошу прикрытие с воздуха, и это если днем.
– Диетическая «Айрн-брю». – Макканн не сказал эти слова, а словно выхаркнул.
– С ней-то что не так?
– Да сама эта долбаная идея, вот что, – просветил он мое невежество. – Боженька милосердный, а дальше-то что? Низкокалорийный в рот долбаный виски?
– Слушай, а там ведь разрабатывают какой-то новый, без цвета и запаха, виски, чтобы конкурировал с водкой, верно? – сказал я, отхлебнув глоток «Столичной». В действительности это была чистая подначка, чтобы посчитаться с Макканном за его слепца в сортире, только ничего у меня не вышло.