Одень свою семью в вельвет и коттон - Седарис Дэвид (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Пейзаж мало-помалу смягчался, и к тому времени, как мы добрались до Гейт-Миллз, мир снова стал прекрасным. Дома из камня и цветного кирпича окружали замечательные деревья с толстыми стволами. Парочка в красных жакетах проехала верхом по центру улицы, и Хэнк замедлил ход, чтобы не напугать лошадей. Это, по его словам, было предместье, и я решил, что он подобрал не то слово. Предместье означало деревянные дома, улицы, названные в честь жен и любовниц основателя поселка: Лора Драйв, Кимберли-Серкл, тупик
Нэнси Энн. Где же лодки и кемперы, где почтовые ящики в форме пещер и сейфов?
«Остановись… здесь, – шептал я, когда машина проезжала мимо уменьшенного варианта Виндзорского замка, – остановись… здесь». Я боялся, что мы выедем за пределы этой роскоши и очутимся в обычном квартале, таком же, как наш собственный. Однако Хэнк продолжал ехать, и я забеспокоился, что тетя Мони – одна из тех богатых людей, что осознали свою вину перед обществом – про них часто пишут в газетах. Такие люди обычно становятся добровольцами в пожарных отрядах и стараются не привлекать к себе много внимания. Разговор о ветчине и колбасах уже потихонечку подбирался к шашлыку, когда «кадиллак» свернул в сторону бесспорно наилучшего дома из всех. Дома такого рода можно увидеть на обложках университетских каталогов: деканат, зал выдающихся выпускников. Плющ обвивал каменные стены, а витражи размером с игральные карты блестели на солнце. Богатство витало в воздухе, запах опавших листьев смешивался, как мне показалось, с запахом мирта. Тут не было ни живого лабиринта, ни фонтана размером с пруд, но лужайка была хорошо ухожена, и неподалеку стоял домик поменьше, который Хэнк назвал «служебным помещением». Хэнк достал из багажника наши сумки. Пока мы ждали, мимо дома проскакали всадники, приподнимая свои вельветовые шляпы в знак приветствия. «Вы слышите?» – спросила мама. Она плотно прижала свой воротник к горлу: «Разве вам не нравится стук копыт?»
Нам нравилось.
Служанка по имени Дороти вышла встретить нас, и, словно моя сестра была слепая и не могла самостоятельно подивиться таким чудесам, я повернулся к Лизе и прошептал: «Она белая. И на ней униформа».
В Рэйли служанки носили брючные костюмы или поношенные халаты, но эта служанка была настоящей: накрахмаленное черное платье с белыми кружевами на запястьях и воротнике. На ней также был передник и специфическая шляпка, которая сидела у нее на голове как маленький чепчик.
Если обычные служанки бубнили, то Дороти объявляла: «Миссис Браун отдыхает» или «Миссис Браун спустится в скором времени». Словно у говорящей куклы, ее словарный запас казался ограниченным горсткой предварительно записанных предложений. «Да, мэм». «Нет, мэм». «Я распоряжусь, чтобы подали машину». В процессе ожидания мы съели бутерброды с лососем и картофельный салат. Я предложил исследовать местность или хотя бы выйти за пределы кухни, но идея оказалась неподходящей. «Миссис Браун отдыхает, – сообщила Дороти. – Миссис Браун спустится в скором времени». Уже почти смеркалось, когда тетя Мони позвонила на кухню, и нам разрешили войти в главную гостиную.
«Как насчет попротирать от пыли это», – сказала мама, и я вздрогнул от недостатка утонченности в ее словах. Главным преимуществом роскоши было то, что кто-то другой следил за домом, полировал столы и вытирал грязь между пальцев львиных лап, в форме которых были сделаны ножки стульев. Это значило, что я бы ни за что не согласился их протирать. Пара абажуров – это еще куда ни шло, но гостиная напоминала музейную комнату определенной эпохи, где мебель подобрана маленькими группками, как гости на вечеринке. Стены были обиты шелком, а занавески ниспадали с потолка до самого пола, разделенные чем-то вроде лепнины. Детский стульчик и складной карточный столик не подходили к этой обстановке, но мы сделали вид, что не заметили их.
«Миссис Браун», – объявила Дороти, и мы последовали на звук подъемного устройства, собираясь возле стойки с перилами, чтобы поглядеть на спускающееся кресло. Та тетя Мони, которую я знал десять лет назад, была ослабленной, но еще достаточно крепкой, чтобы оставить след на обивке дивана. Нынешняя тетя Мони, спускающаяся в лифте, казалось, весила не больше щенка. Тем не менее она была элегантно одета, однако сильно сморщена. Ее лысеющая голова свисала с плеч как старая луковица. Мама представилась, и как только кресло стало на твердую почву, тетя Мони начала пристально ее разглядывать.
– Я Шерон, – повторила мама. – А это двое из моих детей. Моя дочь Лиза и мой сын Дэвид.
– Твои дети?
– Ну, двое из моих детей, – ответила мама. – Двое самых старших.
– А ты…?
– Шерон.
– Шерон, да, точно.
– Вы отправляли меня в Грецию пару лет назад, – сказал я. – Помните? Вы заплатили за мою поездку и я присылал вам письма.
– Да, – сказала она, – письма.
– Очень длинные письма.
– Очень длинные.
Чувство вины, которое я так долго хранил, внезапно исчезло. Его сменила боязнь того, что она забудет упомянуть нас в своем завещании. Что же происходило в ее голове? «Мама, – прошептал я. – Сделай пак, чтобы она не забыла, кто мы такие». Как выяснилось, тетя Мони была гораздо смышленей, чем казалась. Она плохо запоминала имена, но прекрасно все воспринимала, по крайней мере, что касается меня.
– Где этот мальчишка? – спрашивала она мою маму каждый раз, когда я выходил из комнаты. – Позовите его обратно. Я не люблю, когда люди роются в моих вещах.
– О, я уверена, что он нигде не роется, – отвечала мама. – Лиза, сходи поищи своего брата.
Второй муж тети Мони был большим охотником, и рядом с главной гостиной он устроил здоровенный трофейный зал, настоящий ковчег из чучел животных. В углу больших кошек стояли снежные леопарды, белые тигры, лев и пара пантер, застывших в полупрыжке. Перед журнальным столиком столкнулись рогами два горных козла. Из-за дивана росомаха подкрадывалась к оленихе, а возле шкафа с ружьями грозно подняла свою могучую лапу медведица гризли, защищая медвежонка, прячущегося у нее между ног. Там были и звери, и вещи сделанные из зверей: табуретка из слоновьей ноги, пепельницы из копыт, торшер из ноги жирафа. Как насчет протереть от пыли это!
Я впервые вошел в эту комнату во время очередного купания тети Мони и сел на пуфик из шкуры зебры. У меня одновременно возникли чувства завис ти и паранойи: тысяча глаз, и я хотел обладать ими всеми. Если бы я должен был выбирать, я бы взял гориллу, но, по словам мамы, вся коллекция завещалась крошечному природоведческому музею в Канаде. Я спросил, зачем Канаде еще один лось, на что мама пожала плечами и сказала, что я невыносим.
Когда меня выгоняли из трофейного зала, я шел на улицу и пялился на него через окна. «Где он? – спрашивала тогда тетя Мони. – Что он задумал?»
Как-то ранним вечером, после пристального рассматривания трофейного зала через окно, я пролез через кусты и увидел, как миссис Брайтлиф, приходящая медсестра, разрезала баранью отбивную для тети Мони. Женщины сидели за складным карточным столиком, а со стенки на них смотрел портрет тетиного второго мужа, стоящего на одном колене возле падшего носорога. Мама зашла со стороны кухни, и я был поражен, как не к месту она смотрелась среди наемных помощников и разделочных столов. Я всегда считал, что имея в наличии все зубы, человек может перейти из одного класса в другой, небрежно меняя ранчо на особняк, но теперь оказалось, что я был не прав. Чтобы жить так, как жила тетя Мони, надо было не только учиться, но и иметь определенную склонность к претенциозности, нечто такое, чем не всех наградил Господь. Мама помахала своим высоким бокалом, и, когда она села на тетушкин детский стульчик, я понял: мы обречены.
В воскресенье после полудня Хэнк отвез нас обратно в аэропорт. Тетя Мони продолжала чахнуть и умерла У себя дома в первый день весны. Мои родители присутствовали на похоронах и вернулись в Кливленд через пару месяцев. Они сказали, что надо было разобраться с недвижимостью, встретиться с адвокатами, закончить Дела. Они покидали Рэйли на самолете, а через неделю вернулись на серебряном «кадиллаке», и у мамы на коленях покоилось меховое одеяло. Оказалось, что ее запомнили – и даже хорошо, – но ничто не могло заставить ее раскрыть точную сумму.
