Вечерние новости - Хейли Артур (полная версия книги TXT) 📗
– Идея блестящая, – сказал Чиппингем.
Весь уик-энд требования “Сендеро луминосо” и видеозапись Джессики стояли в центре программы “Новостей”, и весь мир с возрастающим интересом следил за развитием событий. На Си-би-эй непрерывно звонили телефоны, людей интересовало, когда же будет сделано официальное заявление. Все звонки переадресовывались в Отдел новостей. Прочим представителям администрации Си-би-эй было рекомендовано не отвечать на вопросы даже в неофициальных разговорах.
На выходные дни в Отдел новостей были вызваны три секретарши специально для того, чтобы отвечать на звонки. Всякий раз они говорили одно и то же: Си-би-эй воздерживается от комментариев, нет, пока нельзя сказать, когда будет сделано заявление.
Однако это не мешало звонившим высказывать собственное мнение. Большинство говорило: “Держитесь! Не сдавайтесь!"
Но, как ни странно, оказалось много и таких, кто не видел никакой беды в том, чтобы – ради освобождения заложников – выполнить требования похитителей: услышав подобное, Норм Джегер с отвращением заметил:
– В их куриных мозгах не укладывается, что это дело принципа. Неужели они не могут понять, что, создав прецедент, мы поощрим всех фанатиков похищать людей с телевидения?
В воскресных передачах “Лицом к нации”, “Встречи с прессой” и “Неделя с Дэвидом Бринкли” дебатировался этот вопрос и были зачитаны вслух цитаты из книги Кроуфорда Слоуна “Телекамера и правда”, в частности: “Заложников.., следует считать людьми приговоренными. С террористами.., никогда нельзя – прямо или косвенно – идти на сделку или платить им выкуп”.
Сотрудники Си-би-эй, давшие слово Лэсу Чиппингему не разглашать решения о непринятии условий “Сендеро луминосо”, видимо, сдержали его. Нарушила обещание лишь Марго Ллойд-Мэйсон, которая в воскресенье рассказала по телефону Теодору Эллиоту обо всем, что произошло накануне вечером.
Разумеется, Марго не сомневалась, что поступила правильно, сообщив обо всем председателю “Глобаник”. Однако тем самым она дала повод к трагической утечке информации.
Глава 5
"Глобаник индастриз” занимала особняк, окруженный собственным парком, в Плезантвилле, штат Нью-Йорк, милях в тридцати от Манхэттена. Здесь работали – вдали от атмосферы повседневного прессинга, которая преобладала в промышленных и финансовых ответвлениях “Глобаник”, – высокопоставленные администраторы и умы, делающие в концерне политику.
Тем не менее немало всяких дел, затеянных представительствами “Глобаник” в разных странах, стекалось в штаб-квартиру в Плезантвилле. Вот почему в понедельник, в 10 часов утра, Глен Доусон, репортер-стажер “Балтимор стар”, дожидался главного инспектора “Глобаник”, чтобы взять у него интервью по поводу ситуации с палладием. Сообщение о бунтах среди рабочих, добывающих этот ценный металл, появилось недавно в “Новостях”, а компании “Глобаник” принадлежали копи палладия и платины в Бразилии – в Минас-Гераис.
Доусон сидел возле кабинета инспектора в элегантном круглом холле, куда выходили двери кабинетов двух других высокопоставленных чиновников “Глобаник”.
Внезапно дверь одного из кабинетов отворилась, и оттуда вышли двое. Одним из них был Теодор Эллиот, которого Доусон тотчас узнал по фотографиям. Другой тоже показался Доусону знакомым, хотя он и не мог сказать, кто это. Они продолжали начатый ранее разговор, и говорил сейчас второй мужчина.
– ..я слышал, в какую сложную ситуацию попали вы на Си-би-эй. Эти требования перуанских повстанцев ставят вас в тяжелое положение.
Председатель правления кивнул:
– Мы приняли решение, хотя еще не объявляли о нем. Мы не позволим кучке психопатов-коммунистов командовать нами – этому не бывать.
– Значит, Си-би-эй не отменяет “Вечерних новостей”?
– Безусловно нет. Что до передачи пленок “Сендеро луминосо”, черта с два мы это сделаем…
Голоса замерли в отдалении.
Прикрыв журналом блокнот, Глен Доусон наскоро записал все услышанное. Сердце у него так и колотилось. Он понимал, что обладает информацией, которую бесчисленное множество журналистов тщетно пытаются получить с субботы.
– Мистер Доусон, – окликнула его сидящая в приемной секретарша, – мистер Ликата готов вас принять.
Проходя мимо ее столика, Доусон приостановился и, улыбнувшись, спросил:
– Тот джентльмен с мистером Эллиотом.., я уверен, что видел его, но никак не могу вспомнить, кто он.
Секретарша молчала; Доусон почувствовал ее нежелание отвечать и улыбнулся шире. Сработало.
– Это мистер Олден Роде, заместитель государственного секретаря.
– Конечно! Как я мог забыть?
Доусон видел однажды заместителя государственного секретаря по экономическим вопросам.., по телевидению, когда тот выступал в комиссии палаты представителей. Но куда важнее сейчас было то, что ему назвали имя, а не предоставили догадываться.
Интервью с инспектором “Глобаник” казалось Доусону бесконечным – он пытался как можно быстрее его завершить. Вопрос о палладии не слишком интересовал его: он был честолюбивым молодым человеком, которому хотелось писать на темы, представляющие интерес для широкой публики, а случайно услышанный разговор, казалось, приоткрывал для него волнующее будущее. Инспектор, однако, не спеша принялся излагать историю открытия палладия и возможности его применения в будущем. Он небрежно заметил, что волнения среди рабочих в Бразилии – дело временное и едва ли отразятся на поставках палладия, а собственно, чтобы узнать об этом, Доусон к нему и пришел. Доусон наконец сослался на то, что ему к определенному времени надо представить материал, и сбежал.
Взглянув на часы, он решил, что еще успеет заскочить в манхэттенское отделение “Балтимор стар”, написать там оба сюжета и тиснуть их в вечерний выпуск газеты.
Усевшись перед компьютером в скромном кабинете на Рокфеллер-плаза, Глен Доусон быстро отстучал статью про палладий. За этим его посылали, и свой долг перед редакцией он выполнил.
Затем он взялся за вторую, более интересную статью. Первый репортаж Доусона шел в Финансовый отдел и, поскольку он был к этому отделу приписан, туда же пойдет и второй. Правда, Доусон был уверен, что этот материал там не задержится.
Пальцы его танцевали по клавишам, набирая вводку. Тут Доусону пришел в голову этический вопрос, который, он понимал, скоро будет задан и на который придется давать ответ: не повредит ли публикация этой информации жертвам похищения, находящимся в Перу? Точнее: не пострадает ли семья Слоуна, когда станет известно о решении Си-би-эй отклонить требования “Сендеро луминосо” – решении, которое пока явно не собирались раскрывать?
А с другой стороны, разве публика не имеет права знать то, что сумел откопать предприимчивый репортер, независимо от того, каким путем он получил информацию?
Такие вопросы, естественно, возникали, однако Доусон знал, что это не его забота. На этот счет существовали четкие правила, и они были известны всем заинтересованным сторонам: репортер обязан писать обо всем, стоящем внимания. Узнав о каком-то событии, он должен дать полный и точный о нем отчет, ничего не утаивая и не меняя, и представить его в тот отдел, где он работает.
Там написанное пойдет к редактору. И уже дело редактора или редакторов решать этические проблемы. “Именно сейчас, – подумал Доусон, – в “Балтимор стар”, куда на другой компьютер поступает его репортаж, они и решают, давать его или нет”.
Дописав до конца, он нажал на клавишу, чтобы получить копию текста. Однако чья-то рука опередила его и вытащила из машинки бумагу.
Это был заведующий отделением Сэнди Сефтон. Репортер-ветеран, Сефтон доживал последние дни в газете, и они с Доусоном были друзьями. Прочитав репортаж, он легонько присвистнул и поднял на Доусона глаза.
– Горячий материальчик – ничего не скажешь. Эти слова Эллиота – ты их записал сразу, как он сказал?