Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Я очнулся от голоса Магды:
— За что ты меня ненавидишь?
Вопрос оказался таким неожиданным, что я забываю о своем решении молчать и отвечаю почти инстинктивно:
— Зато все остальные по тебе умирают.
— Остальные меня не интересуют.
Ого! В голове у меня мешается, отвожу взгляд от фонтана и впервые за весь вечер смотрю прямо на нее. Она так красива, что решительность моя окончательно испаряется. Все же собираюсь с силами:
— Только я тебя интересую?
— Может быть.
— А Бобби?
На секунду она опускает свои длинные ресницы и быстро отвечает:
— Это конченая история.
«Да, но я — не «история», и Светла тоже — нет!» — хочется выкрикнуть прямо в лицо Магде, но в ее голосе я вдруг улавливаю что-то незнакомое и совсем необычайное для нее. Она говорит тихо, как никогда, от ее уверенности в себе не осталось и следа. Вдруг я вспоминаю, что у нее нет матери, что отец ее, как я слышал, грубиян и пьяница. Раньше я обо всем этом как-то не думал, — может быть, потому что она всегда вызывала зависть или ненависть, но никогда — такую вот жалость. Сейчас она мне кажется беспомощной как ребенок. По-моему, я начал понимать ее «мужские» истории. Она ведь совсем одинока, девчонки ей завидуют и не любят ее, потому что красивая, а парни бегают за ней… Но почему именно я…
— История? Я не люблю этот предмет. — Странно, в моем голосе звучит не столько отказ, сколько гордость от того, что меня предпочли целой куче обожателей.
— Ты не похож на других, — шепчет она мне в лицо, от близости ее тела у меня кружится голова. — Все они слюнтяи… Только ты серьезный… Настоящий… И красивый… — Ее пальцы нежно касаются моего лица, через все мое существо пробегает электрический ток — никогда еще девушка не ласкала меня, я почти теряю сознание от аромата ее духов, перед глазами горит золотой шелк ее волос, и вдруг — словно удар, а когда я прихожу в себя — тону в теплой мгле ее губ… Что-то сладостно-болезненное разливается по всему моему телу, я уплываю… И внезапно трезвею, и пытаюсь вырваться, но она не отпускает. Резко отталкиваю ее и в тот же миг ощущаю на губах резкую боль от укуса. Трогаю губу, на пальце остается кровавая точка. Хочу сказать ей что-нибудь грубое, но какое-то чувство стыда останавливает меня. Никогда еще я не целовался и думал об этом со страхом. Вот уже несколько месяцев я хожу в кино только для того, чтобы смотреть, как целуются герой и героиня. Я и тактику уже разработал: значит, я направляюсь к Светле, она — ко мне, сплетаем пальцы, потом я притягиваю ее к себе, обхватываю ее голову, медленно поворачиваю и прижимаю свои губы к ее губам. Все это я видел на экране, а вот что делать дальше, после того, как губы прижмутся? Нет, наверное, я никогда не осмелюсь поцеловать девчонку. Я ведь ничего не знал об этой теплой мгле, в которой можно тонуть до самозабвения, из которой я никогда не выплыл бы первым, если бы только на месте Магды оказалась Светла… Я прижимаю палец к укушенному месту, и не знаю почему, но мне становится хорошо. Я уже не сержусь на Магду из-за поцелуя, я даже улыбаюсь ей, какая-то особенная дрожь согревает меня, какое-то странное чувство благодарности. А она вся сияет и с этими светлыми волосами похожа на русалку.
— Ты опасная русалка, — произношу я вслух и тянусь к ее волосам, а она гладит мою ладонь, целует…
— Берегись любви русалок. Любовь русалок приносит несчастье, — шепчет она, улыбаясь, и прижимается ко мне, я испуганно отскакиваю и хватаюсь за часы:
— Опаздываю! — С пиджаком в руке перекидываюсь через спинку скамьи.
— Куда? — Она тоже неохотно поднимается.
— Ангел… Мы с ним договорились…
Она распрямляется.
— Не на свидания ли ходите? — Она кокетливо смеется, обнимает меня за пояс, делать нечего — я тоже обнимаю ее за плечи, мы спешим по аллее.
— Нет, мы по машинам…
— Угоняете? — Она резко останавливается, в глазах ее вспыхивает заговорщический восторг. — И я с вами! Я умею водить!
— Нет, не угоняем. Наоборот, поставим на место! — Я улыбаюсь сам себе; она, конечно, ничего не понимает и принимается меня подначивать, чтобы мы угнали какую-нибудь машину и прокатились по окрестностям. Я уже почти не слушаю ее, она не перестает болтать и смеяться, а у меня снова нарастает тяжесть в груди. Мне же обо всем надо рассказать Ангелу. И что? «Мы целовались». Ну как ему рассказать об этой странной мгле? В сущности, я ведь собирался встретиться с Магдой, чтобы предупредить ее, чтобы она больше не приставала ко мне. Только теперь я осознаю смысл всего того, что произошло возле бассейна с рыбками, и чувствую себя как одна из них, которая мечтала о горном ручье, а кончила тем, что удовлетворилась ти́нистым бассейном…
Что-то обжигает меня — это Магда поцеловала меня в шею. Мы уже у озера, я останавливаюсь и пытаюсь высвободиться из ее объятий, но она не отпускает меня:
— Разве ты меня не поцелуешь? — Ее губы приближаются к моим.
— Нет. — Я сух и категоричен.
Она оглядывается и снисходительно улыбается, — наверное, думает, что я боюсь, как бы нас не увидели. Затем шепчет, и теперь мне кажется, что она испугана:
— Но ведь ты меня любишь, правда?
— Нет.
— Ложь! — Отчаянная надежда горит в ее глазах. — Тогда зачем ты меня целовал?
— Ты первая меня поцеловала.
Она резко отскакивает назад, жакет обвит вокруг талии, но на этот раз она не играет всем своим телом, будто вертит хула-хуп, а жакет повисает как тряпка. Я не смею поднять голову, но знаю: в глазах ее мечутся разъяренные тигрицы, две страшные тигрицы…
— Слюнтяй! И ты не лучше других! — Она удаляется походкой пантеры.
Она идет к мосту, едва заметные извивы ее фигуры словно хула-хуп вертят — на каждый извив по одному обручу. Все больше обручей, все больше, все гуще, вот они уже совсем скрыли ее…
С легким сердцем бегу к памятнику патриарху Эвтимию.
VIII
ПАТРИАРХ ПОДНЯЛ КРЕСТ,
будто благословляет. Вокруг расставлены юпитеры, на треножнике — кинокамера, трое мужчин и какая-то мадам вертятся вокруг. На каменных ступенях, подложив под себя пиджак, устроился Ангел, а рядом с ним человек в заляпанной спецовке размешивает в двух банках белую ацетоновую краску — такой краской дорожники подновляют маркировку на проезжей части, а мы с Ангелом решили кое-что начертить такой краской на автостоянке возле дома номер двести тридцать шесть.
Увидев меня, Ангел вскакивает и громко произносит:
— Коки, познакомься с бай Трифоном и с товарищами режиссерами. Бай Трифон, — обращается он к человеку в заляпанной спецовке, — это мой друг, с которым мы решили сегодня вечером подновить маркировку на бульваре Эмила Маркова.
Бай Трифон слегка приподымается, подает мне мизинец левой руки и кивает в сторону тех, которые возятся у кинокамеры. Один из них уже заметил меня, поворачивается к микроавтобусу в тени каштанов, оттуда выходят двое. Юпитеры внезапно вспыхивают и заливают нас жарким светом. Мужчины подходят прямо ко мне. Один из них — низенький и толстый, другой, тот, что помоложе, — высокий и худой, перекинул через плечо шнур магнитофона.
— Вы Константин? — Низенький здоровается со мной.
— Да. — Непонятно, что здесь происходит, камера приближается, люди снуют туда-сюда. Один, в черных очках, подает команды и все время чем-то недоволен. Двое других поворачивают юпитеры, мадам что-то пишет мелом на маленькой черной доске. Этот, в черных очках (режиссер, наверное), подходит ко мне, хватает меня за плечи, вертит то туда, то сюда, отходит, смотрит, вглядывается в пространство над моей головой и снова вертит меня. Наконец устанавливает в определенном положении, глядит в камеру, дает остальным какое-то указание и отходит к юпитерам, свет бьет прямо в глаза, я тихонько делаю пару шагов в сторону. Режиссер направляет свет в мою сторону, кричит: «Готово!» Один из его помощников пригибается за камерой, а ко мне приближаются: Ангел, двое с магнитофоном и мадам с черной дощечкой. Режиссер вскидывает руку, как Боримечка[11], и кричит странно громко; в этот поздний час его, должно быть, аж в зоопарке слышно:
