Русское стаккато — британской матери - Липскеров Дмитрий Михайлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
8
Роджер играл самозабвенно. И зрительный зал, и оркестранты во главе с Мишей — все перестало для него существовать. У Костаки далее поднялась температура, кожа лица покраснела, скрывая прыщи, он выхватывал из чехлов палочки, словно заправский фокусник, и играл, играл…
Время летело стремительно, переворачивались страницы партитур, отсчитывались цифры, и наконец глаз Роджера заскользил к тридцать девятой, где с третьего по седьмой такт стоял значок легато.
— Ха-ха! — в голос рассмеялся Костаки, выдернул с пояса палочку по имени Фаллос и со счастьем в душе сыграл вместо легато — стаккато. После этого он тотчас поднял глаза на Мишу, встретил его ненавидящие зрачки и испытал потрясающее удовлетворение.
Далее он вновь погрузился в музицирование, пока Миша не взметнул к небу руки, потрясая ими в ознаменование финального апофеоза…
За кулисами Роджер сразу заметил, что дирижера трясет от злости. Над почти лысым черепом вознеслись седые волоски, а стекла очков запотели, будто Миша только что побывал в финской парной.
— Зайдите ко мне! — почти прошептал дирижер. — Немедленно!
— Всенепременно, — подчинился Роджер и зашагал за маэстро в его кабинет.
Даже в собственном офисе Миша продолжал трястись, и Роджер вспомнил, как когда-то в Индии подхватил лихорадку и вот так же трясся в течение нескольких дней.
А великий музыкант чуял носом запах пота, и сия добавка к происшедшему еще более выводила его из себя, так что он сказал по-русски в воздух несколько непонятных для Роджера слов, и тут же равновесие вернулось к нему.
«Поистине чудесные слова!» — подумал Костаки.
— Вы уволены! — наконец разродился Миша.
Роджер в ответ только заулыбался.
— И на ваше спонсорство мне совершенно наплевать! Я сам буду спонсировать оркестр, лишь бы вы исчезли с моих глаз навсегда!
— Вы гражданин какой страны? — поинтересовался Роджер. Температура его тела вернулась к обыкновенной, и на лице вновь заалели прыщи. — Вы в России не играете, потому что мало платят или музыку не любят?
— Вон отсюда! — заорал Миша.
— А я ведь могу и по морде! Вы же не духовик? Губы вам не нужны?..
Маэстро опешил от таких слов и замер с открытым ртом. Ему было уже к семидесяти, и получать по роже в таком возрасте не хотелось.
— Не бойтесь! — еще раз улыбнулся Роджер. — Я вас не трону! Вы же великий музыкант! — сказал и пошел к двери. На мгновение остановился, обернулся и произнес: — Поеду в Австрию, в музей «Swarovski»!..
Выйдя из Барбикан Центр, Роджер отправился домой пешком, так как мотороллер не завелся. Проходя мимо церкви Святого Патрика, он вспомнил, как через четыре года работы в Финляндии, посреди сезона, пришел к директору оркестра и попросил полтора дня отпуска.
— Вы что, с ума сошли! — схватился за сердце финн.
— Как раз на следующей неделе есть день, когда будет только репетиция. Мне нужно в Лондон.
— Ни за что! — был непреклонен директор.
— В таком случае, — заявил Костаки, — я увольняюсь!
— У вас контракт! Будете платить неустойку!
— Я готов, — Роджер достал из кармана пиджака чековую книжку. — Хотя я спонсирую ваш оркестр, можно про неустойку и забыть!
Директор замолчал на целых десять минут, Костаки терпеливо ждал.
— Вы обещаете, что вернетесь к концерту? — наконец выцедил директор, который чувствовал себя, как будто ему выломали руки.
— Обещаю! — прижал к груди чековую книжку Роджер. — У меня здесь женщина!
— Передавайте маме привет!..
Во вторник днем Роджер вышел из аэропорта «Хитроу», сел в кеб и назвал водителю адрес.
Приехал к церкви Святого Патрика. Шла вечерняя служба, и в священнослужителе Роджер признал отца Себастиана.
Костаки ухмыльнулся и скорым шагом направился к алтарю. Поднялся по ступенькам и в ответ на вопросительный взгляд отца Себастиана крепко взял того за ухо и потащил к выходу.
— Помните, как вы меня так же волокли десять лет назад? Помните, что я обещал вернуться через десять лет, когда стану взрослым? Я вернулся!
Священник семенил между скамеек с окаменевшими прихожанами на цыпочках, так как Костаки задирал ввысь его ухо. Было больно и отчаянно стыдно.
Они вышли на улицу, под моросящий дождь.
— Кажется, все, — проговорил Костаки, отпустил горящее ухо отца Себастиана и пошел своей дорогой.
Сию картину наблюдал конный полицейский, прихожанин оскорбленного священника. Сначала он тоже превратился в статую на коне, а потом, пришпорив лошадь, догнал святотатца и, размахнувшись, ударил резиновой палкой преступника по голове. Волею случая промазал, резина лишь чиркнула по плечу.
Неожиданно Роджер проявил ловкость, ухватился за дубинку, стащил полицейского с лошади и с необыкновенным рвением принялся избивать стража порядка ногами, приговаривая:
— Не суйся не в свое дело! — учил. — Не суйся!
Когда неловкий служивый потерял сознание, Роджер что было сил вдарил резиновой палкой по крупу лошади. Взбрыкнув, она заржала и помчалась аллюром по улице, растаяв через мгновение в вечернем тумане.
Через час Роджер был снова в «Хитроу», а еще через три сидел рядом с обнаженной спящей Лийне и разговаривал по телефону с директором оркестра.
— Я в Хельсинки, — сообщил Костаки, поводя ушибленным плечом. — Так что не стоило волноваться!..
— Маме привет передали?
Роджер хмыкнул. Про Лизбет он в Лондоне даже не вспомнил…
Конечно же она не призналась доктору Вейнеру, что знает причину своей болезни. При встрече с Алексом она делала недоуменное лицо и говорила:
— Откуда же у меня лучевая болезнь?
— И мне неясно! — отвечал доктор.
— Сколько мне осталось жить? — поинтересовалась Лизбет.
Мистер Вейнер задрал брови, скрестил пальцы и проинформировал пациентку честно.
— Трудно сказать… Все зависит от вашего организма. Насколько он силен… Может быть, семь лет… А может, и пятнадцать!
Про пятнадцать он соврал, да и семь лет для этой некрасивой женщины было бы везеньем.
— Только надо лечиться! — погрозил пальцем Алекс.
Каждые три месяца доктор Вейнер созывал консилиум, в который входили лучшие специалисты Лондона по такого рода заболеваниям. Вместе они вырабатывали решение по дальнейшему лечению Лизбет. Она во всем подчинялась докторам и во время «химии» только улыбалась.
— Потрясающая женщина! — восхищался ею перед коллегами Алекс. — Необычайная сила воли!
— У нее есть дети? — спрашивала гематолог, прибывшая по обмену из США. Она была чернокожей и очень возбуждала в докторе Вейнере сексуальное.
— У нее есть сын! Представьте себе, что лет двадцать пять назад я принимал у нее роды! Родился мальчик. Теперь он играет в симфоническом оркестре, в Финляндии, если я не ошибаюсь…
— На чем? — поинтересовалась гематолог.
— Увы, — развел руками Алекс. — Мне это неизвестно…
Как-то Лизбет, глядя в зеркало, провела рукой по волосам и все до единого сбросила их на пол, оставшись совершенно лысой.
Она долго оглядывала себя обновленную, и ей даже понравился нынешний ее прикид. Лизбет решила не носить париков, ходить так. Только надо лысину кварцевой лампой засветить, чтобы она не была такой бледной…
На четвертый год болезни Лизбет, отощавшая до костей от всевозможных процедур, купила «Харлей», к нему кожаную куртку и стала ездить в больницу на мотоцикле.
А как-то она увязалось за компанией байкеров, которые неслись по Пикадили, пристроилась в хвост стаи и оказалась в предместье Лондона, в каком-то поле, где собрались мотоциклисты всех мастей. Над ней посмеивались, а некоторые почтительно здоровались, считая Лизбет бабушкой всех байкеров.
Она послушала их песни, они ей понравились, и с этого дня Лиз стала приезжать на байкерское поле почти каждый день. Только теперь она брала с собой выпивку и небольшую палатку. Сама не пила, отдавала бутылки в общий котел, ни с кем не разговаривала, только слушала других. На ее измученном лице блуждала таинственная улыбка, и большинство байкеров считало, что она постоянно на порошке.