Дорога на Вэлвилл - Бойл Т. Корагессан (книги бесплатно без txt) 📗
Шериф Фаррингтон за дверью внутри дома разговаривал по телефону, договаривался о транспортировке Чарли в тюрьму графства в Маршалле. Это место было хорошо знакомо Чарли благодаря общению с Джорджем: две камеры без окон, тяжелые железные двери, грохот которых объявляет окончательный приговор. Он слышал голос шерифа, спокойный, с деревенской растяжечкой. Помощники шерифа не произносили ни слова.
Когда Чарли наконец поднял взгляд – от скуки и томления, а также потому, что, вопреки безнадежному выражению, которое он сохранял на лице, чтобы усыпить бдительность своих стражей, он все же не хотел упустить какую-либо неожиданную возможность, – первое, что он увидел, было лицо мальчика, смотревшего на него из соседнего двора. Мальчику было на вид шесть или семь лет, его нарядили в чистую белую накрахмаленную рубашку, вельветовые брючки до колен и в курточку из того же материала. Когда Чарли поднял взгляд, мальчишка не отвел глаза, и это опечалило преступника, унизило его так, как не удалось и самому Келлогу. Во что он превратился – в ярмарочное чудище, выставленное напоказ? Чарли отвернулся, вспоминая, как сам он в этом возрасте вместе с друзьями спешил в воскресный день после церковной службы к тюрьме, поглазеть, как выпускают подобранных за субботнюю ночь пьяниц – как упоительно и страшно было подобраться поближе к этим падшим созданиям, к этим преступникам, пошатывающимся, с отросшей за сутки щетиной, в провонявшей одежде, моргающим от дневного света. А теперь он сам превратился в нечто подобное.
Прошел час. Еще один. Шериф уже не разговаривал по телефону. В доме воцарилась тишина. Чарли заподозрил, что начальник решил вздремнуть. Дважды на пороге показывалась миссис Фаррингтон, с толстыми щиколотками, с обрюзгшим лицом, сведенным подозрительной гримасой, и предлагала полицейским «стаканчик холодной воды» и «стаканчик холодного лимонада» – и то и другое было принято с благодарностью. Наконец, примерно в четыре часа – Чарли мог только угадывать время, полицейские давно отобрали у него и часы, и чековую книжку, и кольца – к краю тротуара у дома подкатила открытая повозка, запряженная парой костлявых, однако норовистых с виду коней.
В тот же момент дверь особняка распахнулась и оттуда вынырнул шериф Фаррингтон. Он на ходу ухватил Чарли за руку, будто подобрал ведро по пути к колодцу, оторвал его от крыльца. Небольшой группкой они проследовали через лужайку перед домом: Чарли с шерифом впереди, помощники спешили следом.
Человек, державший поводья, был одет в ветхий пиджак, протершийся от старости по швам; на голове у него красовался цилиндр. Скорее всего, фермер, нарядившийся ради праздника. Он мрачно ьзирал на всю компанию из-под надвинутого на лоб головного убора.
– Айзек, – приветствовал его шериф, кивнув при этом головой, и возница, соблюдая ритуал, ответил кратко и односложно, также кивнув при этом:
– Билл.
Шериф подсадил Чарли на край повозки, тот из помощников, лицо которого напоминало зад одного из существ, чье пребывание более уместно на пастбище, подтолкнул Чарли в спину. Фаррингтон поднялся на козлы рядом с кучером, оба помощника вскарабкались в повозку, уселись рядом с Чарли на солому и вытянули ноги, вздыхая от удовольствия. Экипаж тронулся. Когда они отъезжали от дома, Чарли перехватил взгляд соседского мальчика – неподвижный, пристальный, терпеливый.
Над головой мелькали кроны деревьев. Тень гналась за ними по пятам, солнце то скрывалось в ветвях, то выглядывало вновь. На улицах пустынно, и слава богу. Как хорошо Чарли знал такие улицы, солидные спокойные ряды свежеокрашенных домов, мирную, размеренную жизнь в них. Он хотел для себя такого же благополучия, хотел иметь «даймлер», бильярд, женщину, похожую на Элеонору Лайтбоди – и что в этом дурного? Разве это преступление?
Повозка то наклонялась вперед, то запрокидывалась назад, скрипя рессорами, один раз Чарли основательно ударился копчиком и постарался переменить позу. Скованные руки мешали ему. Полисмены задремали. При одной мысли о том, что ему предстоит, Чарли почувствовал спазмы в желудке. На один страшный миг все представилось ему въявь: законники в маскарадных костюмах, разъяренные свидетели, тюремный сумрак, пустой и затхлый мир, ждущий его после отбытия срока. Кто поможет ему? Кто о нем вспомнит? Миссис Хукстраттен? Нет, на тетушку надежды больше нет, это очевидно. Он вспомнил, каким сделалось ее лицо в тот миг, когда она его предала, отреклась от него, отдала на заклание, словно их ничего не связывало, словно все общие воспоминания обратились в дурной сон. Ему не следовало лгать ей – теперь Чарли это понимал. Он должен был с самого начала, в тот самый момент, как она вышла из поезда, рассказать ей правду и возложить вину на Бендера.
Бендер! Сукин сын! Так, значит, они его все-таки схватили. Хоть какое-то утешение. Но как мог Чарли поверить ему? И зачем он не бежал, когда у него еще оставался шанс и деньги Уилла Лайтбоди, которых хватило бы на первое время? Остался, понадеявшись на миссис Хукстраттен – и вот к чему это привело.
Чарли бросил взгляд на согнутые спины и качающиеся головы Фаррингтона и траурного возницы. Те, как и полисмены, погрузились в прострацию, и Чарли подумал: спрыгнуть, спрыгнуть прямо сейчас, сию минуту, перемахнуть через край повозки и помчаться в наручниках по улице, как беглый раб. Либо его схватят, либо он упадет замертво, либо – вырвется на волю. Но он подавил в себе этот порыв.
Экипаж свернул на Лейк-авеню, запруженную транспортом – фермеры в колясках и на двуколках съезжались в город поглазеть на парад и фейерверк и принять участие в тех простых развлечениях, которых Чарли будет теперь лишен бог знает на сколько лет. Он попадет в тюрьму. Он – преступник. Фермеры и фермерские жены, поравнявшись с повозкой, старательно отводили глаза в сторону, словно даже взгляд на Чарли мог их замарать. Элеонора Лайтбоди смотрела на него как на мерзкое насекомое. Она знала, что надвигалось на него! А Келлог буквально ткнул его носом в грязь. Неужели обязательно было обставлять все таким образом? Старый козел не удовлетворился тем, что передал его властям – нет, ему надо было превратить все это в спектакль, в поучительное зрелище. Господи, как бы он хотел поквитаться с ним! Колотить по самодовольной, круглой, обросшей козлиной бородкой физиономии, пока с нее не слетит уверенность в собственном превосходстве, пока Шеф не упадет на колени, умоляя, плача, признав свое поражение…
Чарли не удалось помечтать всласть. Слева повозку начал обгонять автомобиль с высоким открытым сиденьем и горящими фарами – «кадиллак» цвета полуночной синевы. Раздался похожий на выстрел выхлоп. Водитель – мистер Рудольф Дженкинс из Альбиона, направлявшийся в город на концерт и фейерверк в Санатории вместе с затянутой в атлас и укрывшейся под шляпой с вуалью миссис Дженкинс, – не был виноват в том, что произошло. Такие вещи случаются – незначительное отклонение в составе топлива, слишком быстро или, наоборот, слишком медленно сработало зажигание. Внезапный, громкий, как выстрел в закрытом помещении, выхлоп и пламя, вырвавшееся из-под машины, заставили полисменов широко раскрыть глаза. Шериф инстинктивно наклонил голову, а фермер Айзек в поношенном пиджаке и цилиндре выронил поводья. В результате взбудораженные лошади резко развернулись, повозку подбросило на два фута над землей, и, описав дугу, экипаж обрушился на правое крыло новехонького «кадиллака», принадлежавшего мистеру Рудольфу Дженкинсу.
Еще несколько секунд – и все было кончено. «Кадиллак» врезался в декоративную каменную ограду на краю дороги, Дженкинсы и их вещи разлетелись по лужайке, а перевернутая вверх дном повозка осталась лежать на мостовой, колеса ее бестолково вращались в теплом чистом вечернем воздухе. Все, кто сидел в повозке, оказались погребены под ней – все, кроме Чарли. Наручники помешали ему ухватиться за что-нибудь в тот момент, когда повозка с разгону наткнулась на автомобиль, поэтому Чарли вылетел из нее и описал дугу в воздухе.
Он приземлился без малейшего для себя ущерба на густую траву ухоженной лужайки. С минуту он сидел, приходя в себя. Смотрел, как вращаются колеса, прислушивался к стонам Дженкинсов, видел дергавшуюся под перевернутой тележкой белую прищемленную руку в разорванном рукаве. С минуту – но не больше. Он поднялся на ноги и двинулся с притворной беззаботностью прочь. Руки сложил под пиджаком таким образом, чтобы цепь наручников, пересекавшая его грудь, могла сойти за посверкивающую цепочку от часов.
