Пляска смерти - Кинг Стивен (книги регистрация онлайн .TXT) 📗

В конце концов мораль – это кодификация того, что сердце считает истинным, всего, что сердце требует от жизни, короче говоря, это называется цивилизацией. И если мы уберем ярлычки “произведение ужасов” или “жанр фэнтези”, заменив их более простым словом “литература”, нам легче будет понять, что обвинения в аморальности не правомерны. Если мы говорим, что моральность происходит от доброго сердца – что не имеет никакого отношения к нелепой позе и счастливым последствиям, а аморальность – от недостатка заботливости, от плохого пригляда и от проституции драмы и мелодрамы ради какой-нибудь выгоды, денежной или иной, мы поймем, что достигли критического состояния, одновременно пригодного и для работы, и для проявления человечности. Литература – это истина внутри лжи, и к произведениям ужасов, как и к любым другим, приложимы те же правила, которые существовали, когда Аристофан писал свою пьесу ужасов о лягушках: мораль излагает истину, как понимает ее ваше сердце. Когда Фрэнка Норриса спросили, не стыдно ли ему грязи и низостей, которые он изобразил в своем написанном на грани столетий романе “Мактиг” (McTeague), писатель ответил: “А почему я должен стыдиться? Я не лгал. Я не раболепствовал. Я сказал правду”.

Рассматриваемые в таком свете, произведения ужасов, по моему мнению, скорее заслуживают вердикта “невиновен”, нежели “виновен”.

Вы только взгляните… Кажется, солнце всходит. Мы танцевали всю ночь, как влюбленные в каком-нибудь старом музыкальном фильме МГМ. Но оркестр уже прячет инструменты в футляры и покидает сцену. Все уже разошлись, кроме нас с вами, и я думаю, нам тоже пора. Не могу передать вам, сколько наслаждения доставил мне этот вечер, и если я был неуклюжим партнером (и иногда наступал на ноги), прошу прощения. Я испытываю то же, вероятно, состояние, что и все влюбленные, когда танец заканчивается: я устал, но мне хорошо.

Могу ли я, провожая вас к выходу, сказать еще кое-что? Мы стоим в вестибюле, а тем временем сворачивают ковер и гасят свет. Позвольте помочь вам надеть пальто', я вас не задержу.

Возможно, разговоры о морали применительно к произведениям ужасов только затмевают суть. У русских есть поговорка: “крик вальдшнепа”. Это бранное выражение, потому что вальдшнеп по природе чревовещатель, и если вы выстрелите туда, откуда услышали звук, останетесь голодным. Стреляй в вальдшнепа, а не в его крик, говорят русские.

Поэтому давайте посмотрим, сумеем ли мы найти вальдшнепа – хотя бы одного – в этих полных криками зарослях. Возможно, он как раз скрывается в разделе “Не вымысел, а правда” “Книги списков”, этого чердака клана Уоллес – Валлечински, полного фантастического хлама и бесполезного мусора note 291. Уходя, подумайте вот над чем:

ТАЙНА МАЛЕНЬКОЙ МИСС НИКТО

6 июля 1944 года цирк братьев Ринглинг, Барнума и Бейли давал представление в Хартфорде, штат Коннектикут, перед более чем семью тысячами зрителей. Начался пожар; в огне погибли 168 человек и 487 получили ожоги и травмы. Одна из жертв, шестилетняя девочка, осталась неопознанной. Поскольку никто ее не хватился, а лицо у нее не пострадало, фотографию девочки поместили во всех американских газетах. Шли дни, недели, месяцы, но ни родственники, ни друзья по играм – никто не явился на опознание. И вплоть до настоящего дня она остается безымянной.

Я представляю себе взросление как явный случай развития ограниченности мысли и постепенного окостенения воображения (а при чем здесь маленькая мисс Никто? – спросите вы меня; потерпите – доберемся и до нее). Дети видят все и думают обо всем; типичное выражение лица ребенка, если он сыт, сух и не спит, – широко раскрытый взгляд, полный любопытства. Здравствуйте, очень рад встрече, мне здесь очень интересно. У ребенка еще не выработались шаблоны поведения, которые мы одобрительно называем “хорошими манерами”. Он еще не усвоил мысль о том, что прямая есть кратчайшее расстояние между двумя пунктами.

Все это приходит позже. Дети верят в Санта Клауса. Ничего особенного: просто избыточная информация на всякий случай. Точно так же они верят в привидения, в кролика “Трикс” note 292, в Макдоналдленд (где на деревьях растут гамбургеры и одобряется умеренное воровство – свидетель чему замечательный Гамбурглар note 293), в Зубную фею, которая забирает выпавший зуб и оставляет взамен монетку.., все это считается в порядке вещей. Это популярные мифы; существуют и другие, более специализированные, но столь же экстравагантные. Дедушка теперь живет с ангелами. Мяч для гольфа набит самым ядовитым веществом в мире. Наступишь на щель – загонишь мать в могилу. Если заберешься в кусты падуба, твоя тень может зацепиться, и ты навсегда застрянешь среди сухих листьев.

Постепенно, с развитием и укреплением логики и рационального мышления, происходят перемены. Ребенок начинает гадать, как Санта Клаус может на углу квартала звонить в колокольчик Армии Спасения и одновременно управлять своими эльфами на Северном полюсе. Он начинает понимать, что, хотя наступил уже на сотни щелей, с его мамой ничего не случилось. На его лице появляются следы взросления. “Не будь ребенком! – нетерпеливо говорят ему. – У тебя вечно голова в облаках!” И самое неизбежное: “Неужели ты так и не повзрослеешь?"

И немного погодя, как поется в песне, волшебный дракон Пафф перестанет заглядывать в дом на Вишневой улице, чтобы повидаться со своим другом Джеки Пайпером note 294. Венди и ее братья расстанутся с Питером Пеном и его дикими мальчишками. Больше никакой волшебной пыли, и лишь изредка приходят в голову счастливые мысли.., но ведь в Питере Пене всегда чувствовалась какая-то опасность, не правда ли? Что-то слишком дикое? Что-то в его глазах.., ну, дионисиево.

О, боги детства бессмертны; повзрослевшие дети на самом деле не приносят их в жертву; они просто передают их своим младшим братьям и сестрам. Смертно само детство: человек способен любить, но любовь проходит. И мы не только Паффа, Железного Дровосека и Питера Пена бросаем в погоне за водительскими правами, школьным и университетским дипломом, в стремлении приобрести “хорошие манеры”. Каждый из нас изгнал Зубную фею (или, может, она изгнала нас, когда мы уже стали не в состоянии поставлять необходимые ей молочные зубы), убил Санта Клауса (только чтобы оживить труп для своих собственных детей), прикончил великана, который гонялся за Джеком по бобовому стволу. А бедное привидение! Снова и снова оно высмеивается до смерти, как мистер Мрак в финале “Что-то страшное грядет”.

А теперь послушайте меня. В восемнадцать или двадцать лет – каков возраст ограничений на выпивку в вашем штате? – очень неприятно, когда у тебя требуют документы. Приходится рыться в карманах в поисках водительских прав, или карточки на алкоголь, или даже фотокопии свидетельства о рождении, чтобы получить право на порцию пива. Но проходит лет десять, вам уже под тридцать, и что-то удивительно лестное есть в том, что у вас требуют документы при входе в заведение. Это означает, что вы по-прежнему выглядите настолько молодо, что, может быть, еще не имеет права заказывать выпивку. Вы все еще немного похожи на молокососа. У вас юный вид.

Эти мысли пришли мне в голову несколько лет назад, когда я был в баре “Бенджаменз” в Бангоре и уже приятно нагрузился. Начал разглядывать лица заходящих посетителей. Вышибала, незаметно стоявший у двери, пропустил одного, другого, третьего. И вдруг – бах! – остановил парня в футболке Мичиганского университета и потребовал у него карточку. И будь я проклят, если парень тут же не слинял. Тогда в Мэне разрешалось покупать выпивку с восемнадцати лет (многочисленные инциденты с пьяными водителями на дорогах заставили законодателей с тех пор поднять эту планку до двадцати), и все заходящие выглядели, на мой взгляд, примерно на восемнадцать. Поэтому я подошел к вышибале и спросил, откуда он узнал, что тому парню еще нет восемнадцати. Тот пожал плечами. “Просто знал. Это у них в глазах”.