Фрекен Смилла и её чувство снега - Хёг Питер (полные книги txt) 📗

— Это, наверное, было здорово, — говорю я. — А танцы в деревянных башмаках под аккордеон тоже были?

Его глаза превращаются в щелочки.

— Вы не правы, — говорит он. — Я рассказываю о полномочиях. И о свободе. Тогда капитан был высшей инстанцией. Мы сходили на берег, брали с собой экипаж, кроме стояночного вахтенного. В Фэрингехауне не было ничего. Это было всего лишь богом забытое пустынное место между Готхопом и Фредериксхопом. Но притом, что там ничего не было, там, если возникало желание, можно было прогуляться.

Он кивает в сторону системы понтонов перед нами и в сторону стоящих поодаль бараков из алюминия.

— Здесь три беспошлинных магазина. Отсюда постоянное вертолетное сообщение с землей. Здесь есть гостиница и водолазная станция. Почта. Представительства “Шеврона”, “Галфа”, “Шелла” и “Эссо”. Они за два часа могут смонтировать посадочную полосу для небольшого реактивного самолета. У судна, стоящего перед нами, бруттотоннаж 125 000 тонн. Тут развитие и прогресс. Но никто не может сойти на берег, Яспер-сен. Они придут на судно, если вам что-нибудь потребуется. Они отметят в листке заказов то, что вам нужно, и вернутся с передвижным трапом и запихнут вам все на борт. Если капитан настаивает на том, чтобы сойти на берег, то приходит парочка офицеров безопасности, забирает тебя у трапа и водит за ручку, пока ты не вернешься назад. Говорят, что из-за опасности пожара. Из-за опасности саботажа. Говорят, что когда хранилища заполнены, здесь одновременно находится один миллиард литров нефти.

Он хочет взять новую сигарету, но пачка пуста.

— Это суть централизации. В этих условиях те, кто водят корабли, почти потерялись. Моряки больше не существуют.

Я жду. Ему что-то от меня надо.

— Вы надеялись сойти на берег? Я качаю головой.

— Даже если это был бы единственный шанс? Если это был бы конечный пункт? Если бы теперь оставался лишь путь домой?

Он хочет знать, как много мне известно.

— Мы ничего не загружаем, — говорю я. — Мы ничего не выгружаем. Это всего лишь стоянка. Мы чего-то ждем.

— Это все догадки.

— Нет, — говорю я. — Я знаю, куда мы плывем.

Поза его по-прежнему непринужденная, но теперь он начеку.

— Расскажите мне, куда.

— За это вы должны сказать мне, почему мы здесь стоим.

Кожа его лица не выглядит здоровой. Она очень белая и шелушится в довольно сухом воздухе. Он облизывает губы. Он поставил на меня, как на своего рода страховку. Теперь он оказывается перед новым, рискованным контрактом. Но это требует ко мне доверия, которого у него нет.

Не говоря ни слова, он проходит мимо меня. Я иду за ним на мостик. Закрываю за нами дверь. Он подходит к слегка приподнятому навигационному пульту.

— Покажите, — говорит он.

Это карта Девисова пролива масштабом 1:1 000 000. На западе ее изображена оконечность полуострова Камберленд. На северо-западе — побережье у банки Сторе Хеллефиске.

На столе, рядом с морской картой, лежит карта ледовой обстановки, изданная Ледовой службой.

— Полярный лед, — говорю я, — находился в этом году, с ноября, на сто морских миль к северу, но не выше Нуука. Тот лед, который следует с Западно-гренландским течением, по мере продвижения тает, потому что в Девисовом проливе было три теплые зимы, и там теплее, чем обычно. Течение, теперь уже безо льда, идет дальше вдоль берега. В заливе Диско самое большое количество айсбергов в мире на единицу площади. В последние две зимы глетчер у Якобсхавн двигался со скоростью 40 метров в день. Это приводит к образованию самых больших айсбергов за пределами Антарктиды.

Я показываю пальцем на карту ледовой обстановки.

— В этом году они были вытеснены из залива уже в октябре и прошли вдоль побережья с турбулентным ответвлением между Западно-гренландским и Баффиновым течениями. Даже в защищенных водах есть айсберги. Когда мы уйдем отсюда, Тёрк даст нам северо-западный курс, пока мы не обойдем этот пояс.

Лицо его непроницаемо. Но в нем такая же сосредоточенность, как и когда-то у рулетки.

— Баффиново течение с декабря несло западный лед вниз до 66° северной широты. Он смерзся с новым льдом где-то на расстоянии от 200 до 400 морских миль в Девисовом проливе. Тёрк хочет привести нас куда-то к краю этого льда. А потом мы возьмем курс прямо на север.

— Вы здесь раньше плавали, Ясперсен?

— У меня водобоязнь. Но я кое-что знаю про лед. Он склоняется над картой.

— Никто никогда не плавал далее Хольстейнсборга в это время года. Даже вдоль берега. Течение превратило полярный и западный лед в бетонную поверхность. Мы могли бы проплыть дня два на север. Но что он хочет от нас у кромки льда?

Я выпрямляюсь.

— Нельзя играть, не сделав ставку, господин Капитан.

На минуту мне кажется, что он ускользнул от меня. Но потом он кивает.

— Все, как вы и сказали, — говорит он медленно. — Мы ждем. Это то, что мне известно. Мы ждем четвертого пассажира.

За пять часов до этого “Кронос” меняет курс. Напротив кают-компании висит низкое, матовое солнце, и по тому, как оно расположено, мне это очень хорошо заметно. Но почувствовала я это еще раньше.

В столовых интернатов все прирастали к своим местам за столом. В нестабильных ситуациях начинают приобретать особое значение какие-то внешние точки опоры. В кают-компании “Кроноса” мы тоже приклеились к нашим стульям. За соседним столом, погруженный в себя, бледный, склонившись над тарелкой, ест Яккельсен. Фернанда и Мария стараются не смотреть на меня.

Морис сидит спиной к нам. Он ест только правой рукой. Левая подвязана к шее на перевязи, частично закрывающей плотно перебинтованное плечо. На нем форменная рубашка, один рукав которой отрезан, чтобы можно было наложить повязку.

От страха во рту у меня возникает сухость, которая никуда не исчезнет, пока я на борту судна.

Когда я выхожу из дверей, Яккельсен идет за мной.

— Мы поменяли курс! Мы идем к Готхопу.

Я решила делать уборку в офицерской кают-компании. Если меня будет преследовать Верлен, он вынужден будет пройти мимо мостика. Если же мы направляемся в Нуук, ему придется прийти. Они не могут позволить мне сойти на берег в большом порту.