Разговор в «Соборе» - Льоса Марио Варгас (читать книги полностью .TXT) 📗
— Хорошо, сенатор, — сказал Лосано, — но кое-какие меры предосторожности я все же приму. Людей отправлю, но поменьше. А остальные опоздают. Могу я рассчитывать на вас в этом…
— Во всем, Лосано, во всем можете рассчитывать на меня, — сказал Аревало. — А также на благодарность Коалиции. Эти господа будут думать, что вы оказываете услугу им. И прекрасно: пусть думают.
— Вы до сих пор не смогли связаться с Арекипой? — сказал Кайо Бермудес. — Ну, Альсибиадес, это уж слишком!
— Не понравились мне ихние знаменитые перцы, — сказал Иполито. — Все нутро себе ими сжег.
— Десятерых уговорил, — сказал Молина. — Остальные — ни в какую: ни за какие деньги, говорят, не будем лезть в эту кашу, да еще в штатском. Ну? Что будем делать, префект?
— Десять ваших, да двое из Лимы, да пятеро сенаторских — это семнадцать, — сказал префект. — Если доктору в самом деле удастся поднять рынок, тогда не все потеряно. Семнадцать человек, если их не ногой делали, могут навести шороху. Думаю, Молина, могут.
— Я, может быть, и дурак, но не до такой степени, — сказал Лосано. — Чеки не принимают.
— Алло, алло, Арекипа? — сказал Кайо Бермудес. — Молина, вы? Что там происходит, куда, к черту, вы запропастились?
— Господа из Коалиции тоже не такие уж дураки, — сказал Аревало. — Чек на предъявителя.
— Так ведь я вам звоню, дон Кайо, целый божий день, — сказал Молина. — И префект звонил, и доктор Лама. Это вас нигде разыскать не могли, дон Кайо.
— В Арекипе что-нибудь неблагополучно, дон Кайо? — сказал Альсибиадес.
— Сплошные неурядицы, дон Кайо, — сказал Молина. — Нам может не хватить людей, дон Кайо. Не уверен, что с такой горсточкой сумею что-либо сделать.
— Что вы несете, Молина? — сказал Кайо Бермудес. — Люди Лосано не прибыли? Люди Аревало — целый грузовик?
— Я дал десяток своих агентов, но согласитесь, дон Кайо, — семнадцать человек — вовсе не много, — сказал Молина. — Доктору Ламе я не очень-то верю, если честно. Обещает привести пятьсот, тысячу, но вы же знаете: он — фантазер несусветный.
— Что? Из Лимы — двое, из Ики — пятеро? — сказал Кайо Бермудес. — Это вам может дорого обойтись, Молина. Где остальные?
— Нету, — сказал Молина. — Это я вас спрашиваю, где они, почему не приехали все, кого вы нам обещали дать?
— И мы как ни в чем не бывало, ничего худого не подозревая, покушавши перцев, погуляли по площади, — сказал Лудовико. — Посмотрели театр, где предстояло нам работать.
— По моему мнению, дон Кайо, несмотря на эти непредвиденные обстоятельства, можно рассчитывать на успех, — сказал префект. — Коалиция здесь сторонников не имеет. Театр ей заполнить не удалось, как ни старалась. Там сотня зевак, не больше. Но как же, дон Кайо, вы думали, что прибыли все посланные?
— К этому кто-то приложил руку, и мы еще выясним кто, — сказал Кайо Бермудес. — Передайте трубку Ламе.
— Алло, это вы, сеньор министр? — сказал доктор Лама. — Я заявляю самый решительный протест. Вы нам обещали пятьдесят человек, а прислали семерых. Мы предложили президенту превратить этот митинг, устроенный заправилами Коалиции, в грандиозную народную манифестацию в поддержку правительства, а нам суют палки в колеса. Предупреждаю вас, отступать мы не намерены.
— Погодите ораторствовать, Лама, — сказал Кайо Бермудес. — Вот что я хочу знать. Вы можете нанять — за любые деньги — человек двадцать-тридцать и бросить их на поддержку отряда Молины? Двадцать-тридцать стоящих парней. Можете?
— Да могу хоть пятьдесят, — сказал доктор Лама. — Дело тут не в количестве, сеньор министр. Людей у нас хватает. Вы нам обещали для такого рода дел обученных, грамотных профессионалов.
— Ну так вот, наймите тридцать человек, которые ворвутся вместе с Молиной в театр, — сказал Кайо Бермудес. — А как дела с контрманифестацией?
— Активисты нашей партии разошлись по кварталам, ведут пропаганду, — сказал доктор Лама. — Мы их доставим к дверям театра, а в пять состоится манифестация на рынке. Мы соберем тысячи людей. Коалиция погибла.
— Хорошо, Молина, будем действовать, — сказал Кайо Бермудес. — Я знаю, что Лама сильно преувеличивает, но приходится ему верить — ничего другого нам не остается. Да-да, я позвоню командующему: пусть на всякий случай подтянет в центр войска.
Что за напасть, подумал Трифульсио, то накатит, то отпустит. Чувствовал, что умирает, воскресает, снова умирает. Руперто с вызовом мотал над столом стаканом: что, дескать, слабо? Будь здоров, улыбнулся ему Трифульсио и выпил. Урондо, Тельес, Мартинес нестройно завели песню, а забегаловка меж тем наполнялась народом. Руперто взглянул на часы: пора, пора, грузовики, наверно, уже на рынке. Нет, сказал Мартинес, давайте посошок на дорожку. Принесли еще кувшин, и они выпили стоя. Прямо тут и начнем, сказал Руперто и вскочил на стул: земляки, братцы, послушайте, чего я вам скажу. Трифульсио привалился к стене, закрыл глаза: неужели и впрямь смерть пришла? Но мало-помалу мир перестал кружиться перед глазами, кровь снова побежала по жилам. Все в театр, рычал, качаясь на стуле, Руперто, покажем столичным гнидам, что такое граждане Арекипы. Люди продолжали, посмеиваясь, есть и пить. Пью за вас и за здоровье генерала Одрии, поднял Руперто стакан, ждем вас у театра. Тельес, Урондо, Мартинес обхватили Руперто, вытащили его на улицу: а кто не придет, пусть пеняет на себя. Трифульсио, сжав зубы, стиснув кулаки, вышел следом. Опять остановилась, замерла, закипела кровь. Поймали такси: давай на рынок.
— А прошляпили мы по двум причинам, — сказал Лудовико. — Во-первых, считали, что этих «возрожденцев» в городе больше. А во-вторых, и представить не могли, скольких костоломов наняла Коалиция.
— В газетах писали, все началось от того, что полиция ворвалась в театр, — сказал Амбросио. — Стали стрелять и бросать гранаты.
— Дай ей Бог здоровья, — сказал Лудовико, — если б не ворвалась, я бы в том театре и остался. А так хоть ноги унес.
— Да-да, посмотрите, что там на рынке, Молина, — сказал Кайо Бермудес, — и доложите немедленно.
— Я сию минуту из театра, дон Кайо, — сказал префект. — Народу по-прежнему мало. Штурмовые группы накапливаются на прилегающих улицах.
Такси высадило их на углу, и Руперто сказал: видите? вот и наши. Оба фургона с громкоговорителями производили адский шум: один оглашал весь рынок музыкой, из другого гремел чей-то голос, и Трифульсио, пошатнувшись, ухватился за Тельеса. Что с тобой, негр? никак не оклемаешься? Нет, ничего, пробормотал он в ответ, прошло. Одни раздавали прокламации, другие орали в рупоры, и постепенно у грузовиков собралась порядочная толпа. Однако большинство все же толкалось у лотков и прилавков, покупало зелень, фрукты, одежду. Имеешь успех, Трифульсио, сказал Мартинес, только на тебя и смотрят. Еще бы, сказал Тельес, где еще такого страхолюдину увидишь. Руперто влез в машину, обнялся с теми, кто там сидел, взял микрофон. Землячки, сограждане, а ну поближе, поближе, послушайте меня. Часов пять проваландаемся, подумал Трифульсио, потом ночь — еще восемь часов, а раньше полудня назад не тронемся: нет, столько мне не вытянуть. Вечерело, становилось прохладно, зажглись свечи на столиках между павильончиками и палатками — там можно было закусить. Ноги дрожали, спина была вся мокрая, виски огнем горели. Он мешком опустился на стул, приложил ладонь к груди: ишь как колотится. Женщина, торговавшая тканями, посмотрела на него из-за прилавка, засмеялась: ну и ну, я таких раньше только в кино видела. Верно, подумал Трифульсио, в Арекипе же нет темнокожих. Вам нехорошо? — спросила женщина, — может, воды? Да, спасибо. Нет, он не болен, это от высоты. Он выпил, стало легче, пошел помочь остальным. Покажем этим, гвоздил кулаком Руперто, и людей вокруг него становилось все больше. Запрудили всю улицу, а Тельес, Урондо, Мартинес и те, из фургончиков, сновали в толпе, хлопали в ладоши, подбадривали зевак, жали им руки. Все — в театр! — бил себя в грудь Руперто. Да он совсем пьяный, подумал Трифульсио, жадно хватая воздух.
